«Знаете, что я вас скажу?»сказал этот надутый индюк. «Кто-то может быть хорошим боксером или игроком в крикет, но все это не имеет никакого отношения к резидентскому статусу. Не сила и даже не мужество делают человека достойными членства в нашей великой общине. Таким его делают преданность нашим идеалом, законопослушность, лояльность, патриотизм. Пусть парень с честью и старательностью выполнит свой пятилетний контракт в полиции Сиднея, покажет себя полезным членом общества, и тогда он станет резидентом. Так же, как и все. Я сторонник абсолютного равенства. А сейчас, извините, но у меня полно работына моем попечении самый большой город на Земле».
Что ж, вздохнул я. По крайней мере, меня согласились перевести на ФСОРД.
Тебе долго пришлось просить?
Да нет. Правда, глаза у Моржа удивленно поползли на лоб, и он завел эту обычную песенку, мол, «странный выбор, парень, такие кулаки, как у тебя, очень пригодились бы в штурмовой группе», передразнил я начальника академии.
И что ты ему сказал?
Сказал, что моя девушка хочет, чтобы я был детективом в чистеньком модном костюме.
Дженни рассмеялась.
И что он?
Подписал все что нужно, конечно. Сказал: «Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, столь сильно прославившего наш город», припомнил я. У него был такой вид, что он выдал бы за меня свою дочь, если бы я попросил.
Я не стал говорить, что, когда за день до отъезда в Антарктику меня вызвали к начальнику академии, я подумал, что речь пойдет о моем исключении. Беженец из мятежной Центральной Европы, который публично просит вызволить своих родственников из китайской тюрьмыне самая подходящая рекомендация для работы в органах правопорядка.
Жаль, что старина Морж не министр-координатор по внешним делам, скорее самому себе, чем Джен, прошептал я.
Ты все еще расстроен из-за того, что китайцы не ответили на твою просьбу о родителях? могла и не спрашивать с сочувствием в голосе Дженет.
Роберт считает, что я сделал глупость. Ты тоже так считаешь? глянул я на нее.
Он лучше меня разбирается в политике, ушла от ответа девушка, взяв меня за руку. Я лишь хочу, чтобы с тобой все было хорошо. Хочу увидеть, как однажды утром ты просыпаешься без этой тени на лице.
Знаю, кивнул я.
Мой взгляд невольно остановился на бусах из ракушек, которые остались лежать на простыне, и я припомнил, как купил их. Босой паренек в старенькой рубахе с плохими зубами нагнал нас, когда мы гуляли вдоль пляжа, и начал совать нам эти бусы, объясняя на ломаном английском, что он живет в рыбацкой деревне, недалеко от рекреации, и сам нашел эти ракушки на дне океана. Цена изделия была смешной. Когда я перевел необходимые средства на счет парня, на его худом лице появилась такая счастливая улыбка, будто он выиграл в лотерею. А в следующую секунду, завидев приближающегося к нам отельного охранника, парень, не прощаясь, рванул прочь по белому песку пляжа.
«Лучше выбросьте это, мэм», провожая торговца суровым взглядом, посоветовал охранник Джен, держащей в руках бусы и с удивлением наблюдавшей за бегством парня. «Это незаконная торговля. Эти штуки могут быть радиоактивны». Однако я мягко задержал руку Джен, не позволив ей выкинуть мой подарок в песок. «Давайте проверим их дозиметром», предложил я. Охранник нехотя достал свой прибор. Как я и ожидал, ракушки оказались чисты. «Прошу прощения, что этот торговец побеспокоил вас», произнёс на прощание охранник. «Мы гоняем этих голодранцев, как можем, даже шокерами били, а они все равно пролазят под забором!» Помню, в тот момент я представил себе, что сказал бы охраннику Ши Хон, если бы оказался рядом. Однако я нашел в себе силы лишь для того, чтобы холодно произнести: «Он вовсе нас не побеспокоил».
О чем ты задумался, милый?
Да так, о разном, заставил себя улыбнуться я.
***
Будешь? отхлебнув пива из банки, Ши протянул мне круглую коробку с хрустящими кузнечиками «Taberu», которые пахли ядреным чесночным соусом.
Я отрицательно покачал головой, не сводя глаз с телеэкрана.
Я не был удивлен, однако был разочарован тем, что внесенные мною законопроекты, касающиеся облагораживания «желтых зон», затерялись в комитете по социальной политике, сенатор Рудольф Элмор, которого я однажды видел на выпускном торжестве в интернате, грустно покачал головой. Мне приходится лишь удивляться своим коллегам, которые не упустят случая высказаться с трибуны о какой-нибудь тривиальной проблеме, но сразу же прячут головы в песок, когда я предлагаю им задуматься о действительно важных вещах. Кое-кому кажется гораздо удобнее сделать вид, что наша планета снова превратилась в цветущий сад и выбросить очередную сотню миллиардов фунтов на пир во время чумы, чем хотя бы подступиться к Авгиевым конюшням, в которые превратились наши «желтые зоны». Коллеги, неужели вы думаете, что проблема, о которой вы пытаетесь забыть, исчезнет сама собой? Или вы надеетесь, что срок ваших полномочий подойдет к концу к тому моменту, когда переполненная помоями бочка, из которой вы брезгуете черпать, начнет переливаться через край?
Ха-ха! Хорошо говорит! рассмеялся Ши.
Причем страусиная политикаэто еще не самое худшее, продолжил сенатор. Вот, например, на прошлой неделе, посетив Сидней по случаю злосчастных Олимпийских игр, проведенных ценою отказа от переселения миллиона людей из «желтых» зон в «зеленые», я говорил с Уорреном Свифтом. Я ждал этого разговора с того самого дня, как Уоррен мужественно объявил, что с дня вступления на пост фавелы, окружающие возглавляемый им Анклав, он считает своей проблемой. Под этим лозунгом состоялась уже добрая сотня полицейских рейдов. Я задал мистеру Свифту вполне простые вопросы. Спросил, сколько садиков и школ он построил в «желтых зонах». Сколько озоногенераторов он там ввел в строй. Сколько рабочих мест создал. Знаете, что он ответил? Что это не его проблема! Ха-ха. «Там есть свои муниципальные власти, у них свой бюджет», открестился он. Как же так? Господин мэр, ведь вы считаете это своей проблемой, когда посылаете туда целые армии полиции устраивать облавы и производить незаконные аресты. Почему же она перестает быть вашей, когда нужно инвестировать в развитие неблагополучных районов? Нет, мистер Свифт не придумал ничего умнее, чем вложить кучу денег в создание армии, окружить ею оазис и силой защищать его от жаждущих. Каждый раз, когда статистика показывает очередную волну роста преступности, или в городе снова взрывается бомба, Уоррен кричит, что нужно повысить налоги, чтобы нанять на работу еще больше полицейских. Боже милостивый, что это за бред?!
Сладки речи этого парня, усмехнулся Хон. Жаль, что он всего лишь очередной политикан, который пытается нагрести себе баллы перед выборами.
Слова Элмора звучат намного разумнее того, что обычно приходится слышать с экранов, заметил я. Я бы проголосовал за него, если бы мог.
Если он действительно так честен, как пытается показать, то он не доживет до дня, когда ты получишь право голоса. А если нет, то голосовать за него бессмысленно, презрительно фыркнул Хон, переключив на другой канал.
Элис-Спрингс, куда Голдстейн и Хон давно приглашали меня погостить, стало единственным местом, где мне пришло в голову провести последнюю неделю своего вынужденного изгнания из Гигаполиса. Дженет не поехала со мной, сославшись на то, что ей надо возвращаться к практике в госпитале и она все равно не вынесет общество Ши Хона на протяжении недели. И вот уже почти неделю я торчу в «индустриальной столице» в недрах австралийской пустыни, получая впечатления прямо противоположные тем, которыми наслаждался на антарктическом побережье.
Все эти политикичертовы лжецы! заключил Ши, выключив телеэкран. Каким же быдлом все-таки они нас считают, если не стесняются городить всю эту чушь прямо с экранов!
Это не слишком конструктивносчитать их всех поголовно лжецами, Ши, резонно возразил я. Кто-то из них хуже, кто-то лучше, и избиратели выбирают среди них. Это и есть демократия, верно?
В этомтвоя проблема, Димитрис, усмехнувшись, перебил меня кореец. Ты все еще веришь в Деда Мороза. Поэтому эти ублюдки могут иметь тебя и дальше, сколько им вздумается. Они трахали тебя в карантине, трахали тебя в интернате, трахают тебя в академии, а ты и дальше готов целовать им зад. Телик именно для этого и предназначен.