Знаете что, дамы и господа?! выкрикнул Миро, когда окончилась пятая или шестая по счету песня. Хватит! Нет, правда, хватит! Иначе бар закроют, так как решат, что в нем ведьмы устраивают шабаш!
Кто-нибудь, пожалуйста, заберите наконец микрофон у Рины, пока она не перешла на армейские матерные куплеты! вторил ему Грубер, заливаясь от смеха. Здесь же дети, в конце концов!
А вот зря ты! У Рины прекрасный голос! Мы с ней вдвоем только и вытаскиваем весь этот хор! возмутилась раскрасневшаяся Васанта, по-свойски обнимая Рину за широкие плечи. Еще и сплясать можем!
Ну уж нет. Это без меня. Пляшу я только на ринге, покачала головой та, ухмыляясь.
Ха! А вот мы с Шаилегко! ничуть не расстроившись, выкрикнула индуска, подскочив к Шаи. Сейчас увидите, что такое настоящие индийские танцы!
Ну ты и разогналась, мать, залился хохотом ее муж, но с удовольствием откинулся на спинку стула и закурив сигарету. Ну-ну, давно я этого не наблюдал.
Кто-то тут недавно вспомнил о детях? Так вот им, между прочим, давно уже пора в постель, вставила Шаи, взглядом укорив хорошо поддатых брата с мужем и красноречиво посмотрев на часы. И уж точно им не стоит дышать этим ужасным дымом.
Виноват! признал индус, сделав титанически-глубокую затяжку и затушив окурок.
Ладно, врубайте уже! воскликнул наконец Джефф. Плясатьтак уж плясать!
Минут пять все задорно кричали и хлопали в ладоши, а некоторые и вовсе приплясывали, пока Шаи с невесткой, хихикая, вполне грациозно выплясывали на опасно трещавшем столе примитивный, но задорный танец. Под конец все ахнули, когда Васанта, войдя в раж, сделала особенно крутой и опасный кульбитно ее муж, словно с самого начала знав, что так произойдет, ловко подхватил супругу на руки.
Ты видишь что мамка творит, прокомментировал он, подмигнув одному из своих сыновей.
Бойкий мальчуган вместе с Элли во время танца силились повторять движения взрослых, а сейчас заливисто хохотали.
Вы только посмотрите на эту парочку, а? Похоже, Миро, мы еще и сватами будем! заметил брат Шаи.
Вот еще! Так и отдам я свою кровиночку одному из твоих сорванцом! Да еще и ее собственному кузену! возмутился тот, с нежностью глядя на дочь, которая выглядела этим днем гораздо веселее и здоровее, чем прежде.
Смотри, Мирослав, а то ведь он у нас бойкий: не отдашьтак сам выкрадет, засмеялась сестра Шаи, которую муж держал на руках. Затовсю жизнь на руках носить будет. Как его папенька.
Мне уже казалось, что песенно-танцевальная часть застолья подходит к концу, а вместе с ним и застолье в целом. Но тут, на беду, подвыпивший Миро воскликнул:
Эй! А что это мы тут пляшем да поем какую-то ерунду, и даже не вспомнили, остолопы, что за нашим столом сидит ни много ни мало наследница самого лучшего оперного голоса современности!
Ой! хлопнула себя по лбу жена Джеффа. И то правда!
Вместе с уважительным восклицанием многие гости посмотрели на Лауру, которая при упоминании ее матери зарделась и торопливо ответила:
Ну уж нет, это вы совсем не по адресу. Вы меня путаете с моей матерью. Я не пою. Правда. Совсем. Я адвокат, забыли? Не певица.
Она долго и настойчиво отнекивалась от назойливых предложений, к которым сразу присоединились несколько участников застолья. Поймав ее слегка смущенный взгляд, я порвался уже было встать и сказать, чтобы все отстали от нее. Но в этот момент она вдруг махнула рукой, вздохнула, схватила в руки протянутый ей микрофон, и объявила:
Ладно. Но это будет в первый и последний раз, ясно?! И смотрите, чтобы никаких камер!
Давай, Лаура! Давай! У-у-у! поддерживали ее сразу несколько голосов.
Решительной походкой Лаура прошла к маленькой сцене в углу, рядом с музыкальным автоматом. На моей памяти здесь пела лишь пьяная публика, от воплей которой обычно хотелось заткнуть уши чем-то очень плотным или просто лечь и спокойно умереть.
Взойдя на сцену, страдальчески вздохнув, но сразу же затем мило улыбнувшись, Лаура кивнула Миро, управляющему аудиосистемой. Стены бара огласила мелодия, знакомая мне с первых же нот, заслушанная мною до дыр еще в подростковом возрасте, и любимая до сих порведь это была Salvation, лучшая рок-группа всех времен и народов. В моей памяти сразу же всплыли времена, когда мы с Джеромом, четырнадцатилетние, с дрянной расстроенной гитарой, пытались лабать ее в гараже.
Лаура начала петь. И сразу стало понятно, что ее упорный отказ брать в руки микрофон, подчеркнутое нежелание, чтобы ее ассоциировали с ее знаменитой матерью, могло быть связано с детскими травмами или подростковыми комплексами, упрямством, принципиальностью, с чем угодноно точно не с отсутствием голоса и слуха.
Это было действительно классно. Звонкий, очень глубокий и сильный женский голос, едва заметная хрипотца в котором придавала ему особенный колорит, как нигде уместный именно в рок-композиции, удивительно гармонично лег на место бесподобного голоса Роджера Мура, солиста Salvation, как-то по-своему изменив знакомую композицию, но вовсе не испортив ее, словно очень удачный и качественный кавер. С первых же звуков этот голос очаровал и зацепил всех, кто его слышал, и даже самые пьяные прекратили свою увлеченную болтовню.
Лаура держалась с микрофоном так, как может держаться лишь тот, кто рожден для сценыпросто, совсем без пафоса и без наигранных спецэффектов, но в то же время открыто и раскованно. Песня, знакомая мне до боли, лилась, казалось, прямо у нее из души. Каждое слово звучало осмысленно, искренне, страстнотак, как и должна звучать эта композиция, которую Мур не просто пелон красноречиво говорил ею с каждым из своих слушателей, открывал им свою душу, заглядывал им в душу, и показывал: «Мы с тобой оба понимаем, дружище. И это самое главное».
Оцепенение, охватившее каждого в этом зале, длилось от начала песни до самого ее конца. Когда из уст Лауры вылилось последнее «м-м-м м-м-м», сопровождающее заключительные аккорды, и трек завершился, мы все услышали всхлипыэто Стефан, самый пьяный из нас, рыдал, вытирая с глаз слезы. Рэй и Гэри по-дружески обнимали его с разных сторон.
Я смотрел на Лауру, не отрываясь. И она, выйдя из состояния, близкого к трансу, какое бывает у артиста, полностью отдавшегося сцене, тоже коротко посмотрела на меня. Этот взгляд был намного сложнее и глубже всех предыдущих. Намного сложнее, чем я был бы в состоянии объяснить.
Рина громко хмыкнула. Ее голова качнулась в уважительном кивке, которого сложно ждать от человека, практически равнодушного к музыке. Крепкие мозолистые ладони первыми сомкнулись в громком хлопке. И уже секунду спустя молча аплодировали все.
Да вы что, издеваетесь?! Это было просто божественно! Зачем тебе эта адвокатская практика, милая?! Твое местона сцене! кричала жена Джеффа, пока Лаура, встречая аплодисменты со смущенным выражением лица, очень торопливо пробиралась назад к своему месту.
Когда она оказалась рядом, я не сразу нашёлся что сказать. Мы с ней посмотрели друг на друга снова, и этот взгляд был продолжением того, который начался, когда она была на сцене. Уже не в первый раз я удивился этой нашей способностипередавать так много эмоций без слов. И понял, что никогда не смогу выбросить это из головы.
После всего, что произошло, после всех моих фаталистических мыслей по поводу бесславного окончания нашего с ней знакомства, чувствовать ее присутствие так близко казалось чем-то невероятным, волнующим, и удивительно приятным. Были моменты, когда я практически забывал о висящей между нами недосказанности, о предстоящем непростом объяснении, о том, что между нами ничего нет и, вероятно, никогда быть не может. Были моменты, когда я чувствовал и вел себя так, будто она здесь со мной.
Гены, сказала она тихо, так, чтобы слышал лишь я, невесело усмехнувшись, и в ее интонациях прозвучало непонятое мною ранее раздражение.
Я понял, что она говорит о своем пении.
Это тоже всего лишь гены. Цвет волос и цвет глаз были для нее важны. Но ЭТОо, это было для нее важнее всего на свете.
Какое-то время я осмысливал то, что она сказала.
Они не генам аплодировали. Не голосу.
Лаура перевела на меня задумчивый взгляд.