Пока еще твой, Кроули поменял ногу на подлокотнике.
И корона моя!
А вот и нет, он снял корону, надел на палец и принялся крутить, любуясь бликами на золоте. Ты заложила ее. Или забыла уже?
Я ее выкуплю! Джованна оскалила мелкие белые зубы. Негодный казначей обкрадывает меня! Прикажу четвертовать его! Она еще быстрее зашагала из угла в угол. Длинный подол шелкового платья, тяжелый от золотого шитья, путался в ногах. Она сердито пнула его, едва не порвав, и остановилась напротив трона.
Серпенто, мне нужны деньги.
Обожаемая королева, я не алхимик, не волшебник и не ростовщик.
Ты всего лишь развратник и лжец, я знаю. Но ты умен, как бес.
Ну почему «как» Кроули тонко улыбнулся, но Джованна пропустила реплику мимо ушей. Я не могу дать тебе денег, но могу дать совет.
Советников у меня полный дворец!..
Совет, где достать денег.
Говори, выдохнула Джованна.
Скажи мне, сладчайшая королева, кто в этом мире богаче самого богатого императора? Кроули вновь нацепил корону и сложил ладони перед грудью в шутовском молитвенном жесте. Правильно, королева: это матерь наша пресвятая церковь. А кто верховный пастырь ее?
Джованна нахмурилась, припоминая последние известия из Авиньона, которые обычно слушала вполуха.
Я напомню тебе, кто: папа Климент Шестой, продолжал демон. Он страстно желает укрепиться в Авиньоне и перенести туда престол из Рима. Но он не сможет этого сделать, потому что Авиньон
Моя наследственная вотчина, понимающе улыбнулась Джованна. Я вправе выгнать его оттуда.
И получишь отлучение. Подумай лучше о том, что Авиньон можно Клименту продать.
Продать?!
Поторгуйся за него хорошенько, Кроули вытянул ноги и повесил тяжелую корону на завитушку резной спинки. Во-первых, выберешься из долгов, во-вторых, получишь признательность пастыря: капитал, который, при разумном подходе, станет приносить тебе хорошие проценты. «А в-третьих, добавил он про себя, это приобретение потешит гордыню папы. Начну искушать его прямо отсюда».
Ну и ловок же ты, змей!
Что я слышу: ангел восхищается хитростью?
Восхищаюсь. Не будь мы с тобой хитрые, не гуляли бы сейчас по улицам Неаполя в год тысяча триста сорок седьмой от Рождества Христова. Какая замечательная осень!
Лето не хотело уходить. Ноябрь отсчитывал последние числа, а дни стояли теплые и тихие, как в августе. Урожай винограда собрали сказочный, весь город пропах душистым соком, уже начавшим свое таинственное движение в дубовых бочках.
Месяц, выпрошенный у Хастура, подошел к концу.
В Риме у меня есть богатый дядюшка. Получил от него письмо, пишет, мол, расхворался, приезжай скорей, уверенно вещал Кроули между первой и второй кружкой. Боккаччо, сидящий напротив, помрачнел.
И надолго ты уезжаешь?
О, месяца на три, не дольше! Упокою старого хрыча, получу наследство и продолжим творить истории для твоей будущей книги!
Он врал расчетливо и почти спокойно. Знал: так лучше. Нельзя дожидаться последнего часа, отмеренного каждому человеку, надо отпускать его раньше, в расцвете лет, чтобы милосердная память смертного стерла со временем ненужные воспоминания и заменила новыми. Был желтоглазыйи нет; и не было никогда. Только бессмертные одни и понимают до самого конца смысл этого слова: никогда.
Джованни, я уеду, но и ты тоже уезжай. Найди какое-нибудь место, где поменьше людей и побольше чистой воды. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Погоди, а ты? Если все эти россказни о чумене пустые слухи
Не пустые. Но я должен ехать, а ты должен позаботиться о себе.
Аспидо, я буду молиться за тебя.
Они так часто это говорили Но я так и не придумал подходящего ответа. Наверное, потому, что не называл им своего настоящего имени, а, значит, молись они за кого-то другого? А на следующую ночь, когда был уже на полпути к Авиньону, я ее увидел. Чуму. Черное зарево на полнебатакое, что ночные небеса кажутся полинявшей серой тряпкой. И белесый шар у самого горизонта, точно чудовищный гнойный нарыв.
Я видел то же самое. Гавриил толковал мне что-то об испытании крепости веры и праведности, а мне хотелось закричать прямо ему в лицо, что это тупое, слепое и глухое нечто, которое никого не испытывает, а просто убивает всех подряд. Иногда жалею, что не крикнул.
Глава 3. Хранитель королевской библиотеки
Друг мой, все люди делятся на два вида: те, у кого заряжен револьвер, и те, кто копают. Тыкопаешь.
Кроули отсалютовал герою Клинта Иствуда пустым стаканом, поставил видео на паузу и собрался отправиться в кухню, чтобы сочинить очередной коктейль. Рецепт почти оформился в его мозгу, когда в гостиной резко запахло озоном и между столом и диваном материализовался Азирафель.
Не помешал? отрывисто спросил он. Таблички на выходе не было.
После того безумного лета, которое оба назвали «антихристовым», они почти одновременно пришли к выводу, что таиться от начальства уже не нужно, а если так, то не проще ли жить под одной крышей? Поначалу идея выглядела чрезвычайно вдохновляющей, но уже при выборе места жительства появились первые трудности. Их удалось кое-как преодолеть, и тут подкрался вопрос, как должен выглядеть будущий дом. Друзья, прошедшие вместе огонь и воду, едва не поссорились, выбирая подходящий проект. Любые попытки совместить ангельский и демонический вкусы порождали таких архитектурных кадавров, что ради их устойчивости пришлось бы менять законы физики. Кроули не возражал, но Азирафель напомнил о толпах туристов, которые непременно прознают о новой достопримечательности, где бы она ни находилась, и пожелают ее увидеть.
В итоге сошлись на том, что в Лондоне не так уж плохо, перемещать на новое место горы книг и нажитого скарба очень утомительно, а частые расставаниязалог не менее частых встреч и это прекрасно. Наконец, сверхъестественным существам ничего не стоит воспользоваться четвертым измерением для мгновенного перемещения между книжным магазином в Сохо и квартирой в Мейфер. А чтобы не оказаться незваным гостем, договорились в случае необходимости вешать на выходе из параллельного пространства табличку: «Извини, я занят. Если что-то срочное, звони». И еще ни разу ни у кого из них не возникло нужды в такого рода предупреждениях.
Кроули хотел было ответить, что всего лишь пересматривает любимые фильмы под разнообразную выпивку и будет рад компании, но вдруг понял: озон. Запах грозы и тревоги. Во всклокоченных волосах Азирафеля промелькнули голубые искры, хорошо заметные в вечерней полутьме гостиной. Демону сделалось не по себе.
Что стряслось? Ты пытался сломать электрический стул?
Что ты делаешь, когда злишься? ангел не оценил шутку.
Ну, разное Кроули честно задумался. Ору на свои растения. Гоняю на «Бентли», пока не отпустит. Надираюсь до зеленых херувимов.
Ты хотел сказать, чертей?
Чертипромежуточная стадия. Но чаще всего он выразительно посмотрел на ангела:чаще всего я вламываюсь в магазин к своему другу и высказываю все, что меня злит. И только тогда мне по-настоящему становится легче. Кроули выключил телевизор и сделал несколько шагов к Азирафелю. Подходить близко опасался: тот искрил и потрескивал, как пробитый электрокабель. Дверь в оранжерею прямо за тобой. За руль не пущу, сам понимаешь. Выпивка имеется любая и в неограниченном количестве. И я тебя внимательно слушаю.
Ангел набрал в грудь воздуху и с шумом выдохнул.
Меня взбесили наши обскуранты! он поднял руки, собираясь, по привычке, поправить лацканы пальто. Между ладонями промелькнула короткая бледно-голубая молния. Ретрограды! Фарисеи! Ф-ф Филистеры!
Налить тебе что-нибудь?
Позже Понимаешь, я не мог больше смотреть на пустые улицы. На запертые ворота нашего парка. На закрытый «Ритц» Я так истосковался по страсбургскому паштету! Азирафель снова хотел вскинуть обе руки, но, вспомнив молнию, остановился и сунул их в карманы брюк.
Так что же ты сделал? Кроули плюхнулся обратно в кресло. Чудеснул всемирное и мгновенное излечение от этого проклятого вируса?