Что ж, это жестоко, но, если вы, по вашим словам, не в силах излечить всех разом, отсутствие у вас возможности выбора можно счесть благом, вздохнув, подытожил тот. Но остается папа, ваше влияние на него. На моей памяти вы лишь однажды имели с ним беседу, и то не слишком продолжительную. Или посланцам Господа не нужно находиться со смертным лицом к лицу, чтобы давать наставления?
Конечно, не нужно! приободрился Азирафель, ухватившийся за это предположение как за возможность оправдаться. Мы, эфирные, воздействуем даже через стены потоком благодати, исходящей от нас
Начиная с конца лета, когда вы прибыли сюда, и до сегодняшнего дня его святейшество не издал ни одной буллы, которую можно было назвать человеколюбивой и милосердной. Очевидно, в папском дворце очень толстые стены.
От стыда Азирафелю хотелось провалиться в преисподнюю.
Сегодня же я сделаю так, что Климент раздаст все свои сокровища беднякам! горячо пообещал он.
Человек посмотрел на ангела с грустным сочувствием, как на слабоумного.
Чумные бубоны не свести золотом и драгоценностями. Местных врачей можно пересчитать по пальцам одной руки, и они так напуганы, что даже не входят в дома больных. Аптекарей не осталось вовсе, зато шарлатанов и знахарей развелось, как крыс
Это вы верно подметили, отец Вильгельм, донеслось от двери и в библиотеку вошел Ги де Шолиак.
Азирафель познакомился с личным врачом понтифика вскоре по прибытии в Авиньон. Он только-только вступил в должность хранителя папской библиотеки, и первым, кто явился в поисках нужных книг, был лейб-медик.
Вильгельм, давно знавший его, представил их друг другу. Азирафель бы счастлив оказаться в обществе не одного, а сразу двух великих книгочеев, но, к его большому сожалению, Ги де Шолиак всегда бывал слишком занят, чтобы вести длинные беседы обо всем на свете.
Впрочем, сейчас он, кажется, был расположен к разговору.
Помимо аптекарей не осталось еще и оружейников. Все собирался заказать новые ланцеты и хирургические ножи, да было недосуг, а теперь врач озабоченно покачал головой. Дружеские отношения с францисканцем позволяли ему свободно делиться проблемами и заботами.
Увы, я не могу снабдить вас новыми инструментами, откликнулся Вильгельм, но, может быть, вы доверите мне наточить старые?
Азирафелю уже приходилось наблюдать, как францисканец во время их совместного путешествия с удовольствием и большим мастерством ладит из непонятных обрывков и обломков разные мелочи вроде седельных петель для посохов, ложек, крючьев для очага. «Теория без практики мертва есть», приговаривал он, ловко орудуя каким-нибудь хитро изогнутым ножиком, маленькой пилой или шилом, острым, как игла. Но для Шолиака ремесленнические умения монаха-книжника были, очевидно, в диковинку.
Неужели вы сведущи в хирургическом инструменте? вскинул брови он.
Не то, чтобы сведущ улыбнулся старик. Но недавно с большим вниманием изучил трактат Аль-Бируни о видах и способах заточки клинков ножей, кинжалов, сабель и мечей. Правда, о ланцетах сей ученый араб ничего не пишет, но, думается, между лезвиями кинжала и врачебного ножа разница не так уж велика: оба служат для быстрого и точного рассечения плоти.
Отец Вильгельм, вымой спаситель, оживился де Шолиак. Сколько времени вам потребуется для работы?
С божьей помощью надеюсь, приступив сразу после Хвалитн, закончить к Повечерию. Очевидно, какой-то страждущий нуждается в вашем хирургическом мастерстве?
Нет, они уже не страждут Но и долго ждать не могут. Я получил от папы разрешение на вскрытие умерших от чумы.
О, это ужасно! вырвалось у Азирафеля. Врач и монах одновременно посмотрели на него: первыйсо сдержанным вызовом, второйнастороженно.
Говорят, на уроках анатомии великого Мондиниуса иные студенты извергали содержимое желудков и лишались чувств, холодно заметил Шолиак. Но я никого не приглашаю в зрители он сделал многозначительную паузу. И, повторяю, его святейшество одобрил мое намерение.
Наш славный Азария очень далек от медицины, заявил Вильгельм чуть более поспешно, чем это было бы уместно. Я и сам, признаться, не могу не содрогаться при мысли, что человеческое тело, этот храм Божественного Духа, можно распотрошить, как свиную тушу. Но, коль скоро разрешение папы получено, любые споры бессмысленны. Ги, если вам удобно, я мог бы прямо сейчас взять ваши инструменты.
Неизвестно, как для себя истолковал Шолиак причину столь откровенного желания замять разговор, но упрямится он не стал: сказал, что немедленно принесет все свои ножи и вышел.
Вильгельм устало вздохнул.
Нет никакой необходимости подменять собой понтифика, Азирафель. Раз уж все так вышло, позвольте Клименту решать, какие действия врача богопротивны, а какие нет.
Но я вовсе не собирался мешать ему, растерялся ангел. У нас, он показал глазами наверх, на медицину вообще не обращают никакого внимания
Еще бы, с горькой иронией проронил старик.
Я имею в виду, не считают ее чем-то предосудительным. Мэтр Шолиак был прав, когда предположил, что меня ужасает именно вид этой процедуры У нас, ангелов, обостренное воображение В самом деле, лучше я займусь своими обязанностями, то есть папой.
Слушай, а в Раю до сих пор смотрят сквозь пальцы на все попытки смертных разобраться с устройством собственных тел?
Представь себе! Правда, когда я доложил им о знаменитой овечке, они поначалу переполошились, но Господь, как обычно, отмолчалась, и наши тоже успокоились. Мол, пока люди только копируютничего страшного. Знаешь, Кроули, я все чаще задумываюсь: что скажут наши, да и ваши, когда люди перестанут копировать и начнут творить?
Не знаю, что они скажут, но лично я бы хотел в этот момент оказаться где-нибудь на Альфе Центавра.
Вильгельм больше не заговаривал с Азирафелем о намерениях лейб-медика, и весь следующий день посвятил приведению в порядок медицинских инструментов. Вернув их владельцу, он предупредил, что завтра надолго уйдет, и вдруг опустился перед Азирафелем на колени. От неожиданности тот едва не упал с табурета, на котором сидел.
Несмотря ни на что, вы ангел Господень, тихо проговорил Вильгельм, глядя в пол. Молю вас укрепить мой дух, ибо мне вскоре предстоит ради общей пользы увеличить чье-то отдельное горе.
Что вы имеете в виду? Азирафель попытался собраться с мыслями. Ему уже доводилось благословлять пищу, воду, лошадей, колесницы, но делалось это потихоньку, чтобы ни люди, ни Небеса ничего не заметили. Открыто оделять благодатью человека, к тому же по прямой просьбе, ему еще не приходилось.
Ги де Шолиак попросил меня сопровождать его на кладбище. Он надеется, присутствие монаха убедит несчастных горожан в том, что врач забирает тела их родных не для колдовских обрядов Кроме того, мое слово послужит порукой тому, что после после всего мертвецы будут преданы земле и я лично прочту заупокойные молитвы. Я многое повидал на своем веку, но предстоящее дело кажется мне самым трудным из всего, что приходилось выполнять, Вильгельм поднял глаза и с такой надеждой и верой взглянул на Азирафеля, что тот засветился от счастья и благодарности. Его правая рука уже приподнялась для благословения, но, помедлив чуть-чуть, вернулась обратно на колено. Решение пришло само и, хотя ангельское свечение от того сразу же померкло, в душе вспыхнула уверенность: он поступает правильно.
Вы верно заметили, отец Вильгельм, мне не следует подменять собой папу, тихо ответил ангел. Но Богатем более. Здесь и сейчас я такой же человек, как и вы. Поэтому вместо благословения я просто пойду с вами и помогукак сумею.
Вы рискуете выдать себя!
О, не беспокойтесь. Крыльями я точно размахивать не буду, значит, никто ничего не заподозрит.
Сегодня, впервые за долгие недели, плотное одеяло туч поредело и в просветы показалось бледное зимнее солнце. Туман рассеялся, и в сыром холодном воздухе отчетливо вырисовывались черные и серые могильные камни кладбища монастыря францисканцев.
Над голыми деревьями, росшими вдоль стен, с пронзительными криками носились галки. Птицы негодовали: одно из самых тихих и спокойных мест в городе в последние дни сделалось людным и шумным.