Добро пожаловать во владения славных рыцарей Швангау! зачастил кастелян. Посланцу его величества, всемилостивейшего короля Людвига завсегда рады! Милости просим, милости просим!
Он отошел в сторону, давая дорогу всадникам и продолжая тараторить. Из его болтовни удалось узнать, что в замке по случаю удачной охоты устроен великий пир, и гостей созвано столько, сколько не случается и на Фюссенской ярмарке, «а уж она-то в наших местах самая людная».
Доказательством пышного пиршества служили несколько кабаньих туш, целиком жарящихся на вертелах над кострами.
А как бы мне самого хозяина увидеть, сударь кастелян? поинтересовался Азирафель, спешиваясь и ища взглядом, кому поручить своего уставшего мула. Догадливый ключник ухватил за шиворот какого-то мальчишку, крутившегося возле ближайшего костра, и велел позаботиться о муле «господина посланца», а также и о лошадях охраны. Сам же повел гостя длинным полутемным коридором и вывел в гулкий, ярко освещенный зал.
На первый взгляд здесь творилась настоящая оргия, разве что участники были одеты потеплее и обходились без куртизанок. Азирафель охнул, оглушенный множеством громких голосов, визгливой музыкой, лязгом металлической посуды и собачьим лаем. От чада факелов и дыхания разгоряченных тел в зале стояла влажная жаркая духота, как в бане. За тремя рядами столов пили, ели, вопили, стараясь перекричать друг друга, около сотни человек. У дальней стены, на возвышении, за столом под самой богатой скатертью сидел, очевидно, сам Швангау с почетными гостямии занимался тем же, что и остальные, внося хозяйский вклад в общий гвалт. Между столами бродило несколько шпильманов, играя на волынках и ребеках.
Азирафель остановился в растерянности, не представляя, как пробраться к владельцу замка сквозь все это столпотворение.
Вы обождите чуток, мой господин, я побегу доложусь, предложил кастелян и рыбкой нырнул в море голов, плеч и снующих туда-сюда слуг с пустыми и полными блюдами в руках. Вернулся он очень быстро и, почтительно поклонившись, доложил:Их светлость велели провести вас прямиком к наследству, чтоб, значит, познакомились А они сами чуть погодя вас навестят. Откушать с дороги желаете ли?
Благодарю, я не голоден, но мои сопровождающие наверняка не откажутся от ужина.
И о них позаботимся, а как же Прошу за мной, мой господин.
В коридоре на них налетел взъерошенный малый в засаленной стеганке:
Там это еще приехали. Говорят, монахи. Ехали в Фюссен, сбились с дороги Просятся на ночлег. Пускать?
У нас не постоялый двор. Го тут стриженой головы в сером чепце коснулось некое теплое дуновение, и слово, начавшееся с «го», вместо «ни» обрело совсем иное завершение: споди Боже мой, пускать, пускать разумеется! В такую непогоду нельзя без крыши над головой! Распорядись там насчет их лошадей, я потом подойду.
Малый, приоткрывший от удивления рот, захлопнул его и умчался. Азирафель удовлетворенно вздохнул: обычный управитель замка, конечно, не король Людвиг, но доброе дело сделано, значит, есть что написать в отчете.
«Наследство», как выразился кастелян, было свалено кучей в углу длинной темной комнаты без окон. Судя по теплу и запахам, за стеной находилась кухня. Масляный фонарь осветил груды переплетов, разлохмаченных обрезов, измятых свитков.
Ох, ну разве можно так обращаться с книгами?!
Так оно ж ненадолго вы ж заберете их, мой господин?
Обязательно. Я сейчас же займусь разбором, надеюсь, их не успели погрызть мыши. Оставьте мне фонарь, пожалуйста, и можете идти.
А почивать разве не изволите?
Нет пока. Ступайте, любезнейший, благодарю за труды.
Отделавшись от смертного, ангел начудесил карманный светоч небесный, потому что масла в фонаре почти не осталось, сотворил обычный табурет, и принялся за разбор «драгоценных библий, евангелий и трудов отцов церкви». Первый же том, вытащенный из груды, подтвердил: поездка в замок оказалась не напрасной.
Половина кучи уже превратилась в ровные штабеля, когда в коридоре послышались шаги и знакомый голос кастеляна: «Уж не взыщите, святой отец, все покои заняты гостями. Не в конюшне же вам почивать»ему что-то ответили и он закончил с угодливым смешком: «Оно конечно, но яслей у нас нету, потому как не держим ни овец, ни коз А в конюшне и так битком народу!»
Азирафель погасил светоч. И вовремя: на пороге возник управитель, а вслед за ним высокий худой монах в рясе францисканца. Обнаружив, что в комнате есть люди, францисканец заметил с сильным акцентом:
Здесь нельзя спать. Идем в конюшню, сквозь акцент в его голосе пробивалась смертельная усталость.
Ангела вовсе не прельщала перспектива нового путешествия по замку к предполагаемой спальне. Очевидно, и монаху меньше всего хотелось идти куда-либо. Ровные стопки книг могли послужить отличной ширмой, а вопрос кровати отпал сам собой: в коридоре маячил давешний детина с огромной охапкой соломы в руках.
Уверен, мы друг другу не помешаем, заключил Азирафель, и добавил, перейдя на латынь:Сон рядом с книгами самый полезный. К тому же здесь тепло и сухо.
Воистину, вас послал мне Господь, сударь, францисканец с нескрываемым облегчением перешел на привычный ему язык. У меня пока было мало времени изучить как следует местное наречие, скверно чувствовать себя почти немым Благодарю за приглашение, оно более чем кстати.
Детина с шумом уронил солому на пол между стеной кухни и книгами, постелил сверху чью-то порядком облезлую шкуру и утопал. Кастелян, обалдевший после двойной порции благодати, молча поклонился и тоже поспешил убраться подальше от странного гостя.
Позвольте узнать, кого, кроме барона, упомянуть мне в благодарственной молитве перед сном?
Азирафель подумал, почему бы и не познакомиться, раз уж он своей волей оставил здесь этого бедолагу. К тому же монах чем-то напоминал Оккама, своего собрата по ордену.
Можете звать меня Вайскопф. А как я могу обращаться к вам, отец?
Вильгельм, ответил францисканец.
Глава 4. Три лестницы
Радость, которую испытал королевский библиотекарь при виде новых книг, оказалась преждевременной: под слоем более или менее хорошо сохранившихся экземпляров его ждали плачевные следы небрежения, мышиного пиршества и прямого человеческого варварства. Черные потеки плесени на форзацах; источенные, загаженные переплеты и обрезы; огрызки страниц, вырванных чьей-то безжалостной рукой, очевидно, для растопки. Азирафель горестно цокал языком, прикидывая, много ли удастся восстановить без использования чуда. На сверхъестественном приходилось экономить: до конца года еще далеко, лимит почти исчерпан, Оккаму в любой момент может сделаться хуже, да мало ли для чего еще потребуется чудо
За штабелем книг заворочался монах. Послышался долгий вздох, а вслед за ней над темными переплетами показалось заросшее седой щетиной худое лицо в капюшоне.
Я разбудил вас, отец Вильгельм? участливо спросил Азирафель.
Нет-нет, я привык просыпаться к Хвалитнам.
Он вновь исчез за штабелем и продолжил там чем-то шуршать, должно быть, приводил в порядок одежду.
Господин Вайскопф, донеслось из-за книг, вам, случаем, не известно, где в этом замке расположена часовня? Вечером я от усталости забыл узнать это у кастеляна.
Увы Я впервые в этом замке. Вчера я прибыл ненамного раньше вас и почти сразу меня провели сюда.
Что ж, попробую найти самостоятельно.
Если позволите, я бы хотел присоединиться, Азирафелю вспомнилось вчерашнее гульбище. Не стоит позволять безоружному старику в одиночку ходить среди похмельных буянов. Разомну ноги, порядком засиделся.
Вы всю ночь провели за чтением? Это достойно всяческих похвал. Вот только место для библиотеки выбрано не лучшее. Судя по запаху, тут похозяйничали мыши Вильгельм тщательно отряхнул рясу от соломинок и шерстинок, одернул ее, поднял с пола суму, с какой обычно путешествуют монахи, и выжидательно глянул на нового знакомого: Что же, идемте искать место, где барон молится. Место, где он усердно грешит, мы, полагаю, уже видели. Сюда ведет единственный коридор, который проходит мимо пиршественной залы. Во всяком случае вчера я не заметил никаких иных арок или дверей.