Ну же! нетерпеливо крикнул Синистр и снова кивнул на путника.
Арно склонился и занес меч. Налитые кровью серые глаза пилигрима смотрели куда-то вверх, на небо. «Господь не предаст Дюбуа» словно сквозь туман донеслись до Арно разорванные слова.
«Не предаст» Стремительно выпрямившись, Арно с размаху всадил свой меч меж ребер ухмылявшегося Синистра.
***
Беритесь за тот край, живо! крикнул Арно подбежавшим к нему Гастону и Керре. На себя, тащите на себя!
Вчетвером они кое-как сдвинули набок тяжеленную махину. Пилигрим лежал на пыльной дороге, тяжело дыша и растирая грудь. Затем перевел замутненный взгляд на Арно и по-детски добродушно улыбнулся.
И все же приятно ощущать себя десницей Господа, усмехнулся Арно, обращаясь к багровому от натуги пилигриму: Ты не ушибся, брат Бидо? Знакомьтесь, мессиры: ecce homo мой давний приятель Бидо Дюбуа, он же Большой Бидо, он же Бретонская Колода, он же Кара Господня.
С другого конца дороги опасливо приближались два подельника Синистра, держа наготове ножи. Арно повернулся к ним и примирительно поднял ладони рук:
Не надо шуму, мессиры! К чему нам тыкать друг в друга железками? Да, признаю, мне пришлось упокоить вашего хозяина
Он не был нашим хозяином, хмуро обронил беспалый.
Неужели? наигранно удивился Арно. Но обращался-то с вами как хозяин. Ну да это уже неважно. Покойный явно не был Лазарем из Вифании, а я не Иисус из Назарета. Заметив непонимание в глазах беспалого, Арно пояснил:
Я про то, что воскресить его мне не удастся при всем желании. Коего, по чести сказать, я начисто лишен.
Ты ответишь за это! скрипнул зубами беспалый.
Всем нам предстоит держать ответ перед Господом нашим, елейно-набожным голосом вывел Арно, возводя очи горе. Да, мессиры, мне пришлось взять на душу тяжкий грех смертоубийства. Но разве покойный был праведным человеком? Нет, он не был праведным человеком. Ведомый жаждой наживы и презрев любовь к ближнему, он зачем-то возжелал отрезать голову моему старому другу Бидо, кивнул Арно в сторону поднимавшегося с земли здоровяка. А я сильно не люблю, когда моим друзьям отрезают головы. Ибо какие они после этого друзья, без голов: ни выпить с ними по-дружески, ни поговорить.
Беспалый и белобрысый молчали. Арно продолжил:
Не знаю, как вам, а мне крайне не по душе эта идея резать добрых христиан. Это же плебейство, мессиры! Разве для этого рожали нас в муках наши славные матушки? Резать людей это не только неэстетично, это еще и небезопасно. Хотя первое слово можете забыть, оно вам вряд ли пригодится. Так вот, не пройдет и пары лет, как конные сержанты привяжут вас к лошадиным хвостам, протащат по земле до виселицы и вздернут на ней как паршивую собаку. Это в лучшем случае, в худшем же предварительно сварят заживо.
Беспалый продолжал насупленно молчать, белобрысый лобач беззвучно поддакивал. Арно вложил в ножны свой видавший виды бракемар:
У меня есть идея получше. Мы с этими почтенными мессирами, Арно обвел взглядом Гастона, Керре и возвышавшегося над ними Бидо, собираемся направиться на юго-восток, в богатые земли ломбардцев. Если пожелаете, можете присоединиться к нам. Что скажете?
Беспалый лишь презрительно сплюнул в ответ. Его щербатый приятель очевидно колебался.
Что скажешь, Грожан? обратился к нему Арно. Или мне лучше называть тебя твоим настоящими именем Мартен?
Откуда ты узнал? телячьи глаза щербатого парня округлились от удивления.
Я догадался, улыбнулся Арно.
Но как?
Это было несложно. Ты как-то рассказывал, что твой отец-виноградарь до того устал от дочерей, которых намастрячил без числа, что когда родился ты, первый мальчик, он на радостях выпил столько молодого вина, что едва не отдал Богу душу.
Ну да, подтвердил щербатый. Но я никому не говорил, что меня зовут Мартеном, даже Дрозду, кивнул он в сторону беспалого.
Ты также упомянул как-то раз, что нигде не был, кроме своей родной деревеньки и Тура. А вчера ночью, когда вы с Дроздом о чем-то разговаривали у костра, ты в задумчивости чертил веткой на земле букву «М». При этом ты не знаешь грамоты. Значит, «М», скорее всего первая буква твоего имени, которой ты привык расписываться или просто где-то выучил по случаю.
Гм Но с чего ты взял, что я Мартен, а не Марсель, Марцелин, Морис, Матье или какие там еще бывают имена?
Очень просто, мой дорогой друг. «Молодое вино» значит, дело было не раньше начала ноября, в канун дня Святого Мартина. Возможно, прямо на сам праздник. Отец твой был виноградарем, а Святой Мартин покровитель виноделов. Потом, Тур. Зачем тебе было ходить в Тур, так далеко от дома, если не в базилику, к гробу Мартина Милосердного? Итак, если связать все это, почти наверняка получается, что твое имя Мартен.
Действительно, просто, с легким разочарованием выдохнул щербатый.
Но только после того, как я всё объяснил, улыбнулся своей обворожительной улыбкой Арно. Когда хотел, он умел быть обворожительным. Ну так что ты решил, Мартен? Пойдешь с нами или останешься здесь, дожидаться своей очереди на виселицу?
Извини, Дрозд, помолчав пару секунд, вымолвил Мартен, но мне и вправду не очень по душе то занятие, что мы себе нашли. А этот велеречивый пройдоха, быть может, придумает что-то получше. Ты пойдешь с нами?
Ответом ему было упрямое молчание беспалого и очередной презрительный плевок на землю.
***
Утро понедельника выдалось таким, каким и должно быть утро свадебного дня. На небе ни облачка, прозрачный воздух дышит росяной свежестью, легкий ветерок покачивает ветви яблонь в небольшом садике у дома.
Ариане не терпелось поскорее надеть новое платье, что двумя днями ранее привезла из города мать. Но до этого еще предстояло наносить из речки воды в сад, набрать в лесу хвороста и помочь матери на кухне с угощениями для гостей. Хорошо еще, что они не держали скотину. Да и где б ее держать? Домишко их был совсем крохотный: комната с земляным полом и небольшая кухонка за стеной. Мать сама, в одиночку, построила его когда-то на отшибе Кастаньеды. Она же посадила вокруг дома яблони, померанцы и крыжовник.
Мать Арианы зарабатывала на жизнь тем, что лечила людей из окрестных деревень и приселков. Иногда к ней приезжали даже из города. У кого она всему этому научилась, Ариана не знала. Может, у бабушки. Хотя ни про каких бабушек мать никогда не рассказывала. Когда-то давно, в детстве, Ариана подслушала разговор дядюшки Эстрабу с соседкой Менгиной. Кривоглазая и вечно брюзжащая Менгина говорила что-то про «добрых христиан», какого-то Гийома Белибаста и зеленеющий лавр. Когда Ариана немного подросла, она спросила однажды у матери, кто такие эти «добрые христиане» и почему лавр должен зазеленеть через семьсот лет, если он без того все время зеленый. В ответ мать с такой силой вдарила ей по губам, что у Арианы зазвенело в голове. С тех пор у ней пропала всякая охота задавать вопросы о непонятных и далеких от нее вещах.
Но сегодня Ариана не смогла удержаться. Ведь она уже совсем взрослая, не станет же мать снова бить ее по губам?
Матушка, после долгих колебаний решилась Ариана. Только не сердись, пожалуйста.
Чего тебе? мать оторвалась от стряпни и обернулась.
У нас ведь вместо отца невесты будет дядюшка Эстрабу, да?
Что ты спрашиваешь всякие глупости? Ты же знаешь, что да.
А сам он где? краснея, пролепетала Ариана.
Кто? не поняла вопроса мать.
Ну отец невесты.
Ах, вон ты о чем, мать снова отвернулась, вытирая руки о передник. Я не знаю.
А кто он был? Он умер?
Я не знаю. Надеюсь, что нет.
Он был бригандом?
Бригандом? С чего ты взяла? Нет, он был кем-то вроде церковника.
Церковника? округлила глаза Ариана. Он был из из «добрых христиан»?
Не произноси больше этих слов, если не хочешь оказаться на костре! мать с грохотом бросила глиняную миску на стол. Затем, смягчившись, добавила: Нет, из обычных церковников. По крайней мере, одет он был как они.