Каждый курс Гимназии ежегодно устраивал осенний пикник, выпадавший на один из выходных дней октября или ноября, в Дубовом парке рекреационного кластера. В программе значились спортивные игры и здоровая пища. Агнесса вписала своё имя и прикрепила листок к доске объявлений.
В холле она увидела Еву, сидевшую на скамейке и рассматривающую цветные фотографии.
Что это у тебя? спросила Агнесса, усаживаясь рядом с подругой.
Ева протянула Агнессе несколько фото, на которых Самсон на фоне лазурного моря счастливо улыбался, обнимая миниатюрную блондинку кукольного вида.
Это девочка с музыкального факультета?
Да, на курс младше, сказала Ева. Она выглядела подозрительно спокойно для девушки, только что узнавшей об измене бойфренда.
А вы с ней чем-то похожи, проговорила Агнесса, рассматривая фотографию.
Что? Я и эта? Похожи? Ева возмущённо округлила глаза.
Ну, чисто внешне, осторожно сказала Агнесса. Наверное, она тебя копирует.
Может быть. Ева полезла в сумку за зеркальцем.
Моника Джелато (Марина Дрынкина) действительно походила на Еву, только внешность Евы лишь чуть-чуть подправили косметологи, а Моника была практически ожившей куклой. Процесс превращения девочки в манекена в своё время побил все рекорды популярности в Сети. Мама Моники снимала и выкладывала каждый свой шагфотографии до и после операций и визитов к косметологам, видео с выбором платья, нанесением макияжа, эпиляцией и всеми остальными «заботами матери о будущем девочки». И, разумеется, фотосессии, конкурсы красоты, милые чудачества маленькой куколки (тщательно отрепетированные и снятые с нескольких дублей).
Фото и видео набирали сотни тысяч лайков, члены Ассоциации Матерей «Жи́ва» были в ярости и даже пытались протолкнуть закон, запрещающий родителям делать пластические операции детям до пятнадцати лет. Закон отклонили, но он вызвал ожесточённые споры и шумиху, принесшую Монике, чьи фотографии активно тиражировались сторонниками и противниками, дополнительную славу и тысячи новых подписчиков.
В Гимназии Моника оказалась опять же благодаря стараниям мамы, решившей, что дочке подобает учиться в одной их самых элитных школ. А так как девочка никакими особенными талантами, кроме хлопанья ресницами и умения красиво ходить по сцене, не обладала, её записали в музыкальную школу и объявили талантливейшей певицей. Разумеется, девочку приняли, но, к великому разочарованию её мамы, без стипендии.
И теперь Моника разрушила личную жизнь Евы.
Это они на Кипре? спросила Агнесса, разглядывая очередную фотографию.
Да. Она там в каком-то конкурсе участвовала. Ничего не выиграла, зато снялась в рекламе. Ева презрительно фыркнула. Как будто кому-то нужна ерунда, разрекламированная ходячим манекеном.
А откуда у тебя эти фотографии?
Представляешь, оживилась Ева, кто-то подбросил их в мой шкафчик.
Кто и зачем? пробормотала Агнесса, вспомнив о своей фотографии с пририсованным прицелом.
О, писательские рассуждения о мотивах. Понятия не имею.
У тебя завёлся доброжелатель.
И прекрасно. Ева изучала своё лицо в зеркальце.
И ведь не поскупился на распечатку, задумчиво проговорила Агнесса. Да, ты знаешь, открыта запись на пикник.
И ты молчала? Ева вскочила и, забыв про фотографии Самсона и Моники, побежала к доске объявлений.
Агнесса собрала карточки и отправилась вслед за подругой.
В это время в Профессорской шла подготовка к внеочередному собранию педагогов Гимназии. Известно о нём стало только вечером предыдущего дня, и многим пришлось пересмотреть свои планы. Однако, учитывая срочность, пришли все.
Я собиралась начать проверку контрольных работ шестого курса, теперь придётся сидеть до полуночи, жаловалась Калерия Марковна Тяпкина Виктору Семёновичу Мозгову, преподавателю скульптуры.
Мозг, как его называли ученики, с выбритыми висками и светлыми волосами, забранными на затылке в узелок, и с шеей, покрытой татуировками, не очень вписывался в общий портрет преподавателей. Он получил место, потому что был выпускником Гимназии.
Мозг вежливо слушал Тяпку Большую, иногда кивал, а сам листал что-то в своём планшете.
Тяпка Маленькая сидела в углу Профессорской, бросая быстрые взгляды то на Мозгова, то на Истомина, примостившегося у окна. Грибницкий листал бумажную книгу в старинном переплёте, Федотов с заинтересованным видом слушал рассуждения Москвиной-Котовой о среднеазиатской живописи.
О, я не опоздал, радостно прокричал запыхавшийся Лёва, врываясь в Профессорскую. Он плюхнулся на стул и, бросив перед собой папку с нотами, взъерошил густые тёмные кудри.
Да, вы как раз вовремя, сказал хореограф Линник, сбрасывая невидимую пылинку со своего идеального костюма. Кстати, кто-нибудь в курсе, что у нас на повестке?
Ничего не знаю про повестку, выдохнул Лёва, но я только что видел мадам МакГрайв.
В этот момент дверь открылась, и в Профессорскую вошла Тамара Александровна в сопровождении Жюстины Викторовны. Все преподаватели расселись вокруг длинного стола, который использовался только для общих собраний. Почему-то, несмотря на его удобство, в обычные дни никто за ним не сидел, даже если места больше не было. Многие предпочитали проверять контрольные, расположившись на подоконниках, а не сидя за «столом демагогии».
Итак, коллеги, официальным тоном произнесла Тамара Александровна, сегодня мы вынуждены собраться на срочное совещание, чтобы обсудить ряд острых вопросов, о которых нам сообщит Жюстина Викторовна. Надеюсь, это не займёт много времени.
Тамара Александровна уступила место во главе стола мадам МакГрайв.
Добрый день, уважаемые профессора, начала Жюстина Викторовна. На слове «профессора» кто-то не то хмыкнул, не то фыркнул. Итак, Комитет поручил мне обсудить с вами некоторые обстоятельства. Во-первых, Ассоциация «Жи́ва» снова пытается протолкнуть так называемый «закон о защите детей от произвола родителей». Как вы понимаете, шум вокруг закона связан с одной из студентокМоникой Джелато. Дамы из Ассоциации хотят заручиться поддержкой преподавателей и родителей гимназистов.
Жюстина Викторовна сделала паузу, ожидая реакции.
Моникаэто ведь девочка, похожая на куколку? спросила Изольда Петровна Москвина-Котова.
Да, с музыкального факультета, отозвалась Тамара Александровна. Сложный случай.
Ещё какой, усмехнулся Лёва. Миллионы просмотровэто вам не глухота Бетховена.
Вы сами-то поняли, что сказали? спросила Тяпкина-старшая под смешок своей дочери.
А что по этому поводу думает Родительский комитет? громко спросил Грибницкий.
Комитет против, ответила Жюстина Викторовна. Единогласно. За жизнь и здоровье ребёнка до восемнадцати лет отвечают родители, соответственно, нельзя им запрещать обращаться к врачам. Пластические операцииэто личное дело каждого родителя и ребёнка.
Поддерживаю, произнёс Мозгов, листая планшет под столом.
Кто ещё поддерживает право родителей резать своих детей? громко спросила Тяпкина-старшая.
Все взгляды обратились на неё.
Из-за славы и денег они кладут ребятишек под нож, выставляют их напоказ, как в публичных домах, выпалила Калерия Марковна.
Ну и что? спросил Лёва. Это их право.
Продавать детей? Тяпкина-старшая даже вскочила. Ну, знаете
Послушайте, не перегибайте. Мозгов оторвался от экрана планшета. Никто не говорит о продаже
А что же это, если не самая гнусная торговля? Фотосессии, съёмки всякие. А гонорары кто получает? Не родители? не сдавалась Тяпкина-старшая. Тяпкина-младшая прикрыла глаза ладонью.
Послушайте, давайте будем обсуждать не морально-этическую сторону, громко сказала Москвина-Котова, а суть вопроса.
И в чём, по-вашему, суть? с вызовом спросила Тяпкина-старшая. Её дочь сквозь зубы прошипела что-то вроде «сядь уже».
В навязывании людям правил. Нет, подождите, дайте мне сказать, Москвина-Котова даже подняла ладонь, звякнув множеством браслетов. Этим, с позволения сказать, дамам из Ассоциации просто не нравится, что есть люди, живущие не так, как они. Вот и всё. Они стремятся переделать мир под себя, ломая других, и прикрываются какими-то якобы благими намерениями. Каждый волен делать с собой всё, что сочтёт нужным. Я против поддержки законопроекта.