Потому что у тебя нет другого выхода, улыбнулся дознаватель. И потому что сотрудничать со мной выгодно. Напомню: официальная причина моего нахождения здесьопределение степени искренности свидетелей. Я, можно сказать, ходячий детектор лжи. И я решаю, были ли вы откровенны с полицейскими. А имя моё тебе знать не нужно.
Вы одарённый?
Других на такую работу не берут.
А как Вы догадались, что это мы его убили? косвенно сознался я.
Не хочу тебя расстраивать, но твою подружку прочитать легче, чем рекламный щит на трассе. Она во время разговора только и думала, чтобы не расколоться.
Я тоже об этом думал.
Но тебя я не смог прочитать. Ты поставил сильную защиту, заметив моё удивление, мужчина пояснил:Ты это сделал неосознанно. Но сделал! И мне нужно, чтобы ты её снял.
Хотите покопаться у меня в голове?
Есть такие планы.
А если я не соглашусь?
Я всё рано это сделаю. Но это уже не будет считаться сотрудничеством, со всеми вытекающими последствиями.
Но если Вы так хорошо прочитали Милу, почему Вы не хотите копаться у неё в голове?
Молодой человек, одно дело перехватить транслируемые на полной мощности мысли и совсем другоевытащить из головы информацию. Первое можно сделать незаметно, второенет. У тебя я буду копаться в голове или у неёвы заметите. Но твоя подружка сейчас находится в состоянии крайнего стресса, она, можно сказать, на грани срыва. Если узнает, что мне всё известно о совершённом вами убийстве, то может не выдержать и что-нибудь вытворить. А если и не вытворит, то это будет для неё постоянным раздражителем, и рано или поздно она всё-таки сорвётся. Давай пожалеем девочку.
Вы сказали, она на грани срыва? переспросил я. Но по ней этого не скажешь.
Вот здесь соглашусь. Выдержка у девчонки просто невероятная. Но поверь, там совсем немного осталось до срыва.
Я не мог выяснить, говорил ли дознаватель правду относительно состояния Милы, но в одном был с ним согласеней не стоило знать, что кто-то в курсе того, что мы убили бандита. Ни к чему ей было это всё. Но и пускать в голову первого встречного мне не хотелось.
Что я должен делать? спросил я. Как это всё должно происходить?
Ты должен снять защиту и пустить меня в голову. И я соберу там всю необходимую мне информацию.
Извините, но не могу, ответил я, немного подумав. Я за свою жизнь узнал много информации, в том числе о моей семье. Я не могу позволить, чтобы кто-то её вытащил из моей головы.
Выходит, будем расстраивать твою подружку? ухмыльнувшись, спросил дознаватель.
Почему-то мне кажется, что есть ещё вариант, сказал я и почему-то вдруг понял: так оно и есть.
Скажи мне, парень, дознаватель неожиданно стал очень серьёзным. С чего ты решил, что есть ещё вариант?
Я почему-то знаю, что Вы не собираетесь лезть в голову к Миле, признался я. Не знаю, почему именно, но я это знаю.
Потрясающе! воскликнул дознаватель и хлопнул ладонью по столу. Но как? Ты активировал дар?
Вы же видите, что нет.
Вижу, согласился мужчина. Но ты считал мои намерения!
Оно как-то само.
Ладно, не будем терять время. Закрой глаза и представляй перед собой лица всех бандитов, кого видел.
Я первым делом представил Егораотчётливо со всеми подробностями.
Охренеть! воскликнул дознаватель. Я ничего не вижу!
Ну, извините. Я представил.
Хорошо, давай попробуем по-другому. Глаза не закрывай! Смотри на меня и представляй, что этот человек стоит между нами. Держи меня в поле зрения и представляй его. Постарайся как бы наложить его на меня. Давай попробуем!
Мы мучились так минут десять, пока дознаватель вдруг не крикнул:
Вижу! Пацан! Примерно твой ровесник. Кто это?
Это тот, кого они заслали к нам. Он был с нами в автобусе и по дороге выспрашивал, у кого есть Дар. Потом он всех одарённых и показал, когда нас остановили.
Таким образом, минут за пять я показал дознавателю всех преступников. И оставалось лишь надеяться, что больше ничего он из моей головы не выудил.
Я всё равно не понимаю, сказал я после того, как мы закончили. Полицейские подробно всё расспрашивают, Вы в голову лезете. Почему вы просто не посмотрите записи камер с дороги?
Дознаватель искренне и громко рассмеялся.
Если ты не в курсе, после событий две тысячи двадцать четвёртого года в России запрещено любое вмешательство в частную жизнь граждан и любой сбор информации о них, в том числе и установка камер видеонаблюдения. Их можно ставить только в жилищах и офисах, то есть, на частной территории. Хотя, признаюсь, мои друзья полицейские каждый раз, раскрывая очередное преступление, проклинают этот запрет. Они бы с радостью увешали камерами каждый куст. Но нельзя.
Но у нас в Петербурге камеры стоят на каждом углу, удивился я.
Дознаватель снова рассмеялся.
Петербург, как и Москва, это не Россия! Забывай, мой юный друг, всё, к чему привык в Петербурге. Чем раньше забудешь, тем легче будет жить.
После этого сотрудник неизвестного мне отдела «Д» ещё раз уверил меня, что нам с Милой нечего опасаться, поблагодарил за сотрудничество и передал полицейским. Двое из них взялись отвезти нас с Милой в Череповец прямо до реабилитационного центра, с двумя другими уехал дознаватель. На вопрос Милы, о чём мы с ним разговаривали, я сказал почти правдучто описывал преступников. Просто не уточнил, каким образом.
До Череповца мы доехали быстро, около одиннадцати часов утра уже были в городе. Но там нас ждал ещё один сюрпризоказалось, что мы должны проехать через отделение полиции и написать там заявление на получение наших вещей из найденного в лесу автобуса. Полицейские сгрузили нас в участке и сразу же уехали. И до самого обеда к нам никто не подошёл. Хорошо, что мы захватили с собой сумку с продуктами, которую Мила накануне предусмотрительно собрала в дорогу.
После обеда вернулись те, кто нас привёз, очень удивились, что нам ещё не дали бланки заявлений и устроили небольшой разгон тем, кто должен был это сделать. После этого бланки нам выдали в течение пяти минут. Мы быстро описали свои сумки и чемоданы, и получили обещание, что уже завтра их доставят в реабилитационный центр. После подачи заявлений мы поинтересовались, когда нас самих отвезут в центр.
Однако утренние полицейские опять куда-то уехали, а тот сотрудник, что занимался бумагами, этот вопрос решить не мог. Но он посоветовал нам не терять время и отправиться в центр пешком, так как до него от полицейского участка было не более семи-восьми километров. Мы с Милой решили воспользоваться советом, так как уже устали сидеть в участке.
Выяснив адрес реабилитационного центра, мы отправились в путь. По дороге я сравнивал работу полицейских Вологодской губернии с полицейскими Петербурга, и выводы были не в пользу вологжан.
Добрались примерно за полтора часа и к окончанию пути почувствовали, что сильно устали. Видимо, сказывался стресс. В центре нас встретил заместитель директора, который тут же заявил:
По правилам с вами должен побеседовать директор центра, ответить на все ваши вопросы и объяснить, чего вам здесь ждать и как долго вы здесь пробудете. Но Мирон Савельевич позавчера отбыл в столицу, в командировку. Завтра с утра он будет на работе и примет вас. Моя же задача в его отсутствиелишь разместить вас и объяснить, куда идти на ужин.
Нас с Милой это очень даже устроило. Меньше всего в тот момент хотелось с кем-то беседовать. Желание было только однолечь на кровать и проспать до ужина, а может, и сразу до утра.
Чуть не забыл! воскликнул заместитель директора. Полчаса назад ваши вещи привезли! Пойдёмте, они в приёмной у секретаря!
Это было неожиданно и приятно и добавило плюсов полицейским Вологодской губернии.
Спальные комнаты для девушек и для парней находились на разных этажах, после того как мы забрали вещи, мне велели идти на второй этаж и искать двадцать седьмую комнату, а Миле на третийв тридцать четвёртую. Мы договорились встретиться за ужином и разбрелись по своим этажам.
Нужную комнату я нашёл быстро, на втором этаже их было всего восемь: с двадцать первой по двадцать восьмую. И признаться, спальня меня удивила. Я полагал, что это будет комната на двух в крайнем случае на четырёх человек, но в большом помещении площадью не менее пятидесяти квадратных метров стояло десять кроватей. Почти все они были заняты моими новыми соседями. Ребят оказалось семеро, я прошёл на середину комнаты и поздоровался: