Неуловимо жизнь в темных землях изменила свой ход. Если раньше к Хранительнице выстраивались желающие разделить с ней постель, то теперь поговорить, прикоснуться к древней магии, рассказать о своей боли, мечтах, чаяньях. Стоило им вернуться обратно в Таверну, туда потянулись толпы колдунов и не только. Мелания принимала по три посетителя за день, и с каждым пила чашечку кофе. Девушка была добра и приветлива, слушала про беды и чаянья людей и иногда, если это было в ее силахпомогала им. Она предоставила кров обездоленным, те в свою очередь помогали по делам Таверны, а также Дариану с его ракушками, она находила правильные слова поддержки для тех, кто нуждался в ней. А еще она дарила магию полукровкам. Полукровки сирены вдруг обнаруживали в себе способности к магии воды, а сатиры к магии воздуха. Те, в ком присутствовала кровь гномов могли почувствовать землю, а полуночные коты огонь.
Так было первые две недели, после их возвращения из города Колдунов, а потом одним утром Мелания не вышла из своей комнаты. Когда она не спустилась к завтраку, всех ее фаворитов одолела тревога, единственный Дариан догадывался, в чем могла заключаться проблема. Он не пел для Мелании с того самого дня, как надорвал связки во время нападения. Сирена знал, что его силы восстановятся, но также понимал, что Хранительница не может блюсти целомудрие без его песни.
Я пойду, узнаю как у нее делатихо сказал он Асмодеусу. Это был лучший момент, чтобы сломать стены, которые она построила вокруг себя, или хотя бы начать их расшатывать. Дариан хотел эту женщину с первого мгновения как увидел ее, от мысли, что он может стать ее первым мужчиной у него в горле пересыхало. Дариан не был с женщиной с момента изгнания. Когда его сумасбродная сестрица решила, что у двух сильнейших сирен в истории должны родиться такие же сильные детки, мужчине пришлось спешно покинуть родное гнездо. Дариана не слушала попыток объяснить, что у близких родственников рождаются уроды, она зациклилась на магии. Поэтому Дариан откланялся, под предлогом необходимости выполнить долг сирен перед Хранительницей. Сестра пришла в ярость, но поделать ничего не могла.
Сирена направился к лестнице, когда в Таверну ворвался один из его помощников, которые следили за развитием жемчуга в раковинах:
Зарус застрял под водой. Скорее, Дариан! он явно бежал из последних сил, тяжело дышал и хрипел, а, значит, времени осталось мало. Дариан был единственным, кто мог обновить заклинание под водой и помочь бедолаге выбраться. На короткую долю секунды у него мелькнула мысль оставить беднягу выпутываться самому, но он тут же ее отогнал. Даже постель Хранительницы не стоит чужой жизни. Гато бросился следом, а Асмодеус решил, что сам разбудит Меланию. Он старался не появляться там, где паника витала в воздухе, слишком это было сладкая эмоция.
Мужчина деликатно постучался в дверь, а когда ему не открыли, вошел сам, со словами:
Мел, у тебя все хорошо?
Девушка лежала на кровати, свернувшись и обхватив колени руками. На ней была короткая ночная рубашка черного цвета, оставляющая мало простора для воображения. Услышав Асмодеуса, она поднялась, невесело улыбнулась и шепнула:
Боюсь, что нет
А потом она вскочила с постели, со скоростью, которой бы позавидовала полуночная кошка и бросилась на Асмодеуса.
Глава 17 Дикий пес 18 +
Длинные, мягкие волосы черной волной рассыпались по его плечам, глаза, цвета изумрудов потемнели, а дыхание сбилось. Он не замешкался, не смутился ни на секунду, отвечая на мои поцелуи как только я на него набросилась, кусая губы, целуя шею. Мне нужно было чувствовать его всего, его обнаженную кожу, его горячее дыхание. Одежда закрывала преступно много плоти. Казалось, если он отпустит меня, я взорвусь. В какой то момент он подхватил меня на руки, зарычал и бросил на кровать, оказавшись на ней следом. Непослушными пальцами я попыталась расстегнуть его рубашку, но вышла из себя и разорвала ее, услышав звук падения пуговиц на пол.
Как я долго этого ждал, сказал дикий пес и снова поцеловал меня, одновременно сильно и жадно обхватывая грудь ладонью. Он ощущения, стрельнувшего внутри живота я застонала и подалась бедрами вперед. Когда я открыла глаза, то увидела, что он смотрит на меня, словно стараясь запомнить каждую черту моего лица, смотрит восхищенно и с радостью предстоящего обладания. Мои руки переместились к его брюкам, ремень поддавался с трудом.
Мел, Мел, ты точно хочешь этого? Асмодеус прервал наш поцелуй, его ласки из жадных стали нежными. Сейчас я готова была согласиться на что угодно, лишь бы мы продолжили начатое, но светлая часть пустила предательскую слезу, скатившуюся из уголка правого глаза. И тут мужчина что-то понял.
Это не ты. Он отстранился, а я закричала. Он был мне нужен, сейчас он весь. Мой крик только подтвердил его догадку. Так значит, Дариан помогал тебе справляться с похотью песней?
Да, сказала сорвавшимся голосом. Все, что меня сейчас заботилоширокие плечи, узкая талия, переходящая в бедра и то, что находилось между ними.
Мел, как бы я не был польщен, смотри мне в глаза, пожалуйста. Асмодеус дышал тяжело, не мне одной больше всего на свете хотелось продолжить начатое. Ты пробовала сама себя удовлетворить?
С моих губ сорвался горький смешок. Мужчина все понял, он вздохнул:
Я не буду спать с тобой, Мелания. Не сейчас, он смотрел на меня так, будто сам не верил своим словам, потому что стоит желанию отступить, ты уверишь себя в том, что я тебя изнасиловал.
Я отчаянно замотала головой. Мыслительных способностей хватило только, чтобы сказать:
Мне нужно зазывно облизнула губы, подалась вперед. Асмодеус сглотнул, он явно призвал все свое самообладание, чтобы не взять свои слова обратно.
Я не буду спать с тобой, Мелания, но смогу тебя удовлетворить. А если после пары, тройки оргазмов, ты предложишь мне себя
Мне сейчас было все равно, я готова была согласиться на любое его предложение, лишь бы он целовал меня, прикасался, снял уже эту чертову сорочку.
Хорошо. я снова потянулась к ремню.
Брюки остаются. приказал мужчина, и в его голосе проступили рычащие нотки. Он снова поцеловал меня, позволяя рукам исследовать тело. Он исследовал, сжимал чувствительную грудь, касался внутренней части бедер. Его рот не отрывался от моих губ, когда он рукой коснулся меня там, где никто и никогда не касался. Я задохнулась и почувствовала, как он улыбнулся уголками губ, самодовольно, так как может мужчина, который полностью в себе уверен. Асми перестал меня целовать, его рот нашел себе другое занятие и губы сомкнулись вокруг соска. Ткань черной сорочки незамедлительно намокла из-за быстрых движений его губ и языка. Рукой он терзал вторую мою грудь, а другая хозяйничала в мокрых насквозь трусиках. Когда он одним пальцем слегка проник в меня, мир взорвался, распался на несколько несвязных пластов реальности, которые никак не желали собраться воедино. Я закричала от удовольствия, прогнулась в спине, царапая его мускулистую спину. Стоило немного отдышаться, руки снова потянулись к ремню его брюк, если он может сделать такое одними руками, каково будет ощутить его в себе всего. Асми перехватил запястья одной рукой, завел их мне за голову. Спросил:
Еще?
Да, был ответ. Что-то в моем голосе заставило его вздрогнуть, его бедра в резком порыве дернулись навстречу моим, пах оказался между разведённых ног. От прикосновения грубой ткани его брюк я всхлипнула, а мысль, что отделяла от меня эта чертова ткань заставила неудовлетворенно поерзать.
С огнем играешь, прорычал Асми, но отстраниться сумел. Теперь он больше не держал моих рук, мужчина переместился ниже. Раскрыл бедра, попытался снять трусики, но встретил вялое сопротивление, секундное проявление стыда, сметенное похотью. Его это только раззадорило, и он сорвал злополучный кусочек ткани. А затем не дав мне запротестовать, прильнул языком и губами ко мне, заставив извиваться, стонать, просить прекратить и никогда не останавливаться.
После того, как под умелыми руками и губами оргазм настиг меня еще несколько раз, похоть отступила, и я снова стала собой. С запоздалым стыдом я отвернулась от мужчины, и стала содрогаться от тихих рыданий. Асми, почувствовавший перемену, сел на кровати.
Я что, был настолько плох? со смехом поинтересовался он, пытаясь развеселить меня. Со всхлипом, ответила:
Ты был прекрасен, это это было прекрасно, и продолжила заливаться слезами, ненавидя себя за произошедшее.
Тогда все хорошо.
Нет. Это неправильно Бросаться на людей неправильно Понимаешь зайди в комнату Гато или Дариан, да хоть Сапфирвсе могло бы произойти точно также. Я бы просто я продолжила реветь, чувствуя себя мерзкой потаскухой. Как хорошо, что ко мне вошел Асми, как хорошо, что именно он. Я придвинулась к нему ближе.
И каждый из них бы вспоминал этот момент, как великую честь. Особенно если бы они зашли дальше, Мел, Асмодеус приблизился ко мне, он обнял меня с той спокойной силой, которой обладают мужчины. Даря безопасность и комфорт. Он продолжилПросто не доводи себя больше до такой крайности. Позови меня сердце наполнилось радостью от осознания, что я нужна ему, пока он не произнес следующую часть фразы, Или Гато, или Дарианаскажи им, что тебе нужно, как далеко они могут зайти и все. А когда ты решишь расстаться со своей проклятой девственностью, которую ты непонятно почему так блюдешь, позови любого из нас.
Он говорил тоном ласковым и спокойным и не понял, отчего я разрыдалась с новой силой. Моногамия и темныепонятия несовместимые. Быть Хранительницей и вернойтоже. Асмодеус в очередной раз мне об этом напомнил. Он в очередной раз напомнил мне, что не любит меня, не хочет быть моим единственным и того, чтобы единственной для него была я. От этого чувства что-то у меня внутри сломалось, разрушилось. И навряд ли когда-нибудь я смогу это что-то восстановить.
Мел, ты жила в мире, где отношения на одну ночьв порядке вещей. Их не стесняются во многих культурах. В нашем миретакие отношения, это способ еще и обменяться магией. Тебя никто не осудит, не назовет распутной, ты получаешь то, что желаешь.
А любовь? спросила я тихим, гнусавым голосом. От накатившей жалости к себе захотелось снова расплакаться.
А любовь ты обязательно обретешь, Мелания. Найдешь достойного тебя мужчину, вы станете единым целым. Просто сейчас не время и не место искать любовь.
Меня полоснуло волной гнева: гнева на него, на себя и свои глупые чувства, которые я никак не могла подавить. Я резко вздернула голову, посмотрела на него с яростью и обидой. В глазах Асми плескалась печаль, смешанная с жалостью, он жалел меня, набитую дуру. Он наверняка подозревал и моих чувствах к нему. Сжав руки в кулаки, я прошипела:
Убирайся.
Повторять не пришлось и Асмодеус покинул комнату, тихо затворив за собой дверь.
Долго ли я пролежала, содрогаясь от слез и предаваясь самоуничижению, я не знала. Мне хотелось выть в голос, кричать, но все, что я моглаэто тихонько скулить. Вскоре и скулить я уже не могла. Дверь тихо раскрылась. Алина вошла в комнату, сбрасывая с себя обличье, как платье. Рядом со мной на кровать опустилась бабушка. Она погладила меня по голове, тихо сказала:
Не рви сердце, Мел. Оно тебе еще пригодится.
Ее наверняка послал Асмодеус, чтобы собрала меня в кучу. От этой мысли я тихонько зарычала. Это вызвало одобрительный смешок со стороны бабушки:
Вот правильно, лучше злись, чем раскисай. Твоя мама однажды вот тоже так лежала и плакала, и я ничем не могла ей помочь.
Когда? я отняла голову от подушки, желая узнать больше о маме. Морра вздохнула:
Когда встретила твоего отца. Она влюбилась в него с первого взгляда и сбежала, пока он ее не увидел.
А он ее убил, я почувствовала, как к горлу подкатывает желчь. Безответная и нездоровая любовьэто у нас наследственное?
Морра пожала плечами. О своем дедушкечеловеке, я тоже ничего не знала. Не знала даже его имени. Она коснулась моего подбородка своей удивительно теплой рукой и заставила заглянуть ей в глаза:
Безответная и нездоровая любовьэто твой личный выбор. Также ты можешь выбрать ответную и вполне здоровую. Но для этоговыброси Асми из головы, в темных глазах промелькнули искры гнева. Морре не нравилось, что я плачу, ей не нравилось собственное бессилие. Я задала осторожный вопрос, надеясь, что толика сентиментальности развяжет бабушке язык:
Почему ты скрываешься от всех, особенно от своей дочери, Миллы?
Лицо бабушки вспыхнуло улыбкой, она раскусила меня,
Хорошая попытка, Мелания. Скажем так темные уже давно начали медленно разлагаться. Что-то произошло из-за ошибок прежних Хранительниц, что-то по моей вине, поэтому нужно держать ухо в остро. А кто, как не старая бабушка-оборотень может сделать это лучше других? Морра вернула себе личину Алины и, причитая, выскочила из комнаты. Она громко сетовала на то, что ей придется нести завтрак наверх, раз уж у меня так разболелась голова.
Интересно, а способен ли Гато принять облик другого человека? Если бабушке это по силам, может и он со временем сможет Я пока не знала, как можно было бы использовать такое полезное умение полуночного кота, но что-нибудь можно будет придумать.
Прошел день, за ним другой. Я помогала на кухне, осваивала основные боевые стойки перед конюшней Турмалина. Он заставлял меня бегать, прыгать и наращивать мышечную массу, словно я была одной из его лошадок. Меч я получила особыйтренировочный с затупленными угламитак, чтобы не поранилась, осваивая базовые стойки. Турмалин фыркал, глядя на мои потуги нанести удар тупым лезвием, бросал колкие замечания и в целом вел себя как идеальный тренер. У кентавров не было магии, но в бою они не уступали колдунам, а все потому, что они могли быстро двигаться, оценивать ситуацию и знали, когда нужно нападать, а когда уступить. Всему этому Темный Турмалин обучал меня с изрядным терпением.
С остальными мужчинами, особенно с Асмодеусом, я старалась общаться не больше необходимого. Остальные чувствовали, что между мной и диким псом что-то изменилось, но никто не задавал вопросов. Наша близость с Асми погасила мои темные позывы, насытила их на неделю. А когда волны снова начали накатывать, я торопилась на очередную тренировку с Турмалином, который изматывал меня до трясущихся рук и колен. Тогда изможденное тело выбирало сон, наплевав на красавцев, которых нужно было только поманить.
Меж тем в моей комнате стали появляться свежие полевые цветы и глупые записки в стиле «Каждое утро я просыпаюсь с мыслями о тебе», виновника этих проделок долго искать не пришлось, Гато был пойман с поличным, отчего покраснел и убежал от меня с завидной скоростью. Я бежала за ним по коридору, хихикая от вида его раскрасневшейся физиономии, когда в Таверну влетел сатир.