Вот это будет история!глядя на Рратана едва ли не с любовью, проговорил Вран Бесшумный. Оказывается, всё это время он невозмутимейше стоял между двух домов, опёршись на топор, лишь время от времени отирая слезящиеся глаза.Лучшей истории никто не сказывал в харчевнях на Перекрёстке уже двести лет! Даже с Громкого Камня такого не
Рратан!из-за перевёрнутой телеги выбрался Урал Маскай.
Едва услыхав его голос, дракон взревел, и стало понятно, что ярость его никуда не деласьтолько излишки её выплеснулись наружу, но в таком массивном драконе осталось ещё много, много места, и всё оно заполнено ядовито бурлящим месивом.
Кэ-эсʼсо-ой!и струя зелёной слюны полетела
сначала показалосьв Урала, но нетдальше, в машину, валявшуюся на боку. Ядовитая слюна расплескалась, разбрызгалась, запузырилась на металле, взвыл Эпадий, сын Баресы, а Вран Бесшумный застонал почти сладострастно и повторил:
Какая будет история, ну какая история!
В Рратана полетело несколько болтов из самостреламимо, громоздкий с виду дракон легко увернулся от них, мотнул головой, забулькал подобно котлу с густым супом.
Рратан!очнулся Урал Маскай, но дракон не собирался его слушать.
Оглянувшись вправо-влево, Рратан рванул вверх.
Не рассчитал. Или не мог рассчитатьбыть может, ярость потушила в нём все способности к расчёту. Правда, некоторые потом поговаривали, что Рратан нарочно превысил высоту, на которую мог уйти от эльфовпросто поняв: он уже не выкрутится. А некоторые говорили: это ядовитая ярость, тлевшая в Рратане от самого дня побега Кьярасстля, стала такой огромной, что затопила всего дракона, разъела его, свела с ума.
Как было на самом делезнал только Рратан.
Когда Илидор увидел, насколько высоко тот поднялся в небо, у него онемели ладони и колени, он едва не рухнул наземьноги подкосились. Золотой дракон понял куда раньше эльфов, что сейчас произойдётведь Рратан не остановится, он свирепо, остервенело будет подниматься вверх, будет рваться в небо, ибо всё, что ему сейчас осталосьэто небо, бесконечное, свободное, не закрытое «крышкой», и ядовитый дракон бросает себя последними рывками туда, в облака и в ослепительное солнце, он распахивает им объятия на пределе сил, разрывая мышцы и лёгкие, пока не пронзит предельно возможную высоту, за которой
Лишится своей магии вместе с драконьей ипостасью и с немыслимой высоты обрушится вниз.
Ведь люди не умеют летать. Даже люди, которые мгновение назад были драконами.
Глава 20
«Некоторые узлы нельзя распутать не потому, что ты плохо стараешься, а потому, что это нечестные узлы. Они завязаны не так, чтобы их можно было развязать».
Замок Донкернас, первый месяц сезона сочных трав
После спешного и почти позорного возвращения эльфов в Донкернас золотой дракон чувствовал себя измотанным и почти отчаявшимся. Сколько же можно находить за каждым поворотом очередной тупик вместо продолжения пути?
Гибель (или вернее сказатьсамоубийство) Рратана и расстроило его, и рассердило, и выбило из колеи. Разумеется, это был не первый дракон, погибший у Илидора на глазах, притом погибший не такой уж страшной смертью, но почему-то именно сейчас Илидор ощущал себя особенно беспомощным, а звук, с которым тело Рратана рухнуло наземь, преследовал его всю обратную дорогу. Эльфы были растеряны и злы, с готовностью срывались на оставшемся драконе, и Илидор старался поменьше попадаться им на глаза, что довольно сложно, когда тебя всегда можно найти в одной и той же клетке.
Один только Найло вёл себя как Найло, был очарован и восхищён драконьим самоубийством, задавал бесчисленное множество дурацких вопросов, и в свете последних событий это было настолько невыносимо, что Урал Маскай исполнил-таки мечту доброй половины донкернасцев и врезал Йерушу по лицу. После этого обратная дорога сделалась окончательно невыносимой, и все были счастливы, когда она наконец закончилась. Даже дракон почти с радостью помчался на осмотр в лекарню, представляя, что позади остаётся не только повозка с клеткой, но и все тоскливые мысли, апатия последних дней, ощущение безнадёги и злость на рухнувшие планы.
Он так и не побывал в Декстрине и не увидел его карты. Он так и не посмотрел на цветные водопады. Он не улучил возможности послушать гнома Врана Бесшумного или даже самому с ним поговорить
Твою кочергу, Рратан, почему ты не мог выбрать другое время для своей эскапады?
Даарнейрию незадолго до возвращения Илидора забрали на день или два в один из ближайших городов. Золотой дракон таскался туда-сюда по Айяле совсем один и злился, что у него нет хорошего топора, способного разрубить всё это нагромождение узлов, которые наверчиваются и наверчиваются вокруг, и сколько ни пытайся их распутатьоказываешься лишь плотнее обмотанным ими.
Не разрубишьв конце концов покроешься ими по самое горло.
В день возвращения Илидор сделал вид, будто наслаждается приступами трудоголизма, и совершил несколько ненавязчивых набегов: в сад у замка, в теплицу, в один из садов Айялы и в зимний сад таксидермиста. Подвязал огурцы, притворился, будто ищет палочки для рыхления, полил деревья, помог Шохару Дараю протереть от пыли стеклянные глазки чучел. Новым взглядом прошёлся по всем этим местам, прикидывая, что ценного отсюда можно утащитьмонеток для побега ему, скорее всего, найти не удастся. Чешуи со щёк соскрести, что ли, и продать алхимику на зелья?
Потом Илидор пытался подслушать разговор Теландона с Тарисом Шабером и Альмой Охтоони, конечно же, должны были говорить о Рратане, о Декстрине и, возможно, о Найло, однако золотой дракон не сумел подобраться к окну: у сподручников тоже случился приступ неуёмного трудоголизма, они так и кишели внизу.
А в сумерках, словно показывая, как легко затянуть на верёвке ещё один узелок, к дереву бубинга подошли вразвалку Чайот Гарло и Янеш Скарлай. На могучем плече Чайота зловеще покачивалась новенькая коса. Янеш Скарлай нёс самострел. Илидор, увидев эту парочку через густую листву, поспешил перебраться на ветку за стволомтот был достаточно толстым, чтобы скрыть Илидора и, пожалуй, даже ещё одного Илидора. Даром что Диер Ягай рычал на Найло: «Опять мне дракона отощалдальше некуда, ты пытаешься слепить из него своего близнеца, или что?». Найло на Ягая никак не реагировал, он перебирал склянки на столе, рассматривал их на просвет и издавал утробные звуки, так что в конце концов Диер выставил Йеруша из драконьей лекарни и дальше ругался уже без него.
Чайот Гарло взмахнул косой, и крапива посыпалась наземь. Ещё взмах, ещё и ещё. От каждого взмаха Илидора пробирала дрожь: очень уж неприятно выглядела коса, да и колючих зарослей было жаль, дракон к ним привык.
С драконом водитьсячто в крапиву садиться,блеснул Янеш Скарлай человеческой поговоркой, которую узнал неведомо откуда.
Илидор, стиснув зубы, наблюдал за косьбой и всё надеялся, что Гарло в сумерках промахнётся и скосит заодно Скарлая, но Гарло не промахивался.
Тихий драконрадость в семье,заключил Янеш, когда вся крапива была скошена.
Эльфы стояли уже почти под самым деревом бубинга, и дракон очень хотел верить, что крапива колет им хотя бы ноги, но потом разглядел высокую, до середины икр обувь, какую, бывает, надевают деревенские рыбаки.
Скарлай с ужасающе грозным видом навёл самострел на густую листву, и дракон прыснул:
Ты хочешь застрелить дерево, Янеш?
Эльф попыхтел, не придумал хорошего ответа и велел:
Слазь!
Кочергу тебе за шиворот. Подойди и сними меня отсюда, если хочешь.
Это прямое указание в интересах Донкернаса, Илидор!
Нихрена оно не в интересах Донкернаса, Янеш, и не тебе определять этот интерес.
Чайот Гарло покосился на Скарлая, тот пожал плечами: ну а что, дескать, могло же сработать. Гарло шагнул вперёд, отбросил ближайшие ветки от своего лица и процедил:
Слазь и иди сюда, или Янеш прострелит твою чешуйчатую жопу. Вздумаешь улететь, вздумаешь хотя бы крыльями хлопнутья притащу сюда всех ядовитых драконов, до каких дотянусь, и заставлю так загадить эту землю, что твоё дерево сгниёт к захухрой матери, и ещё двести шпынявых лет тут ни ёрпыля расти не будет. И Теландон меня поймёт.