Говорили мне наставницы не связываться с самураями, послышался старческий голос, и в нём странно смешивались беззлобная насмешка и скорбь. Вечно их на тот свет тянет
Янаги повернулась. Между раздвинутыми фусума стояла низкорослая женщина в летах. Лицо её красиво, но то заслуга косметики и грамотно завязанного пояса на кимоно. Она носила тот же гребень в пыльно-голубых перьях, который носят столичные гейши белоснежный гребень из кости рю с Южного острова, скромный на вид и безумно дорогой. На гладкой, как стекло, поверхности гребня кто-то размашисто расписался. Хангёку тяжело вздохнула и вошла внутрь, переступая подсохшую кровь. Получалось неловко старость давала о себе знать.
Оку-Оку-Оку старая гейша тяжело вздохнула. Он оставил стих?
Сэппуку без стиха? Янаги пожала плечами и посмотрела на убористый отцовский почерк. Он бы не нарушил обычай.
Прочти, будь добра попросила Хангёку. И так с глазами беда, а тут ещё и свет пляшет
Последний луч солнца во тьме догорел, бегло прочла Янаги. Мира конец.
Хангёку тяжело вздохнула. Янаги посмотрела на отца, на его оружие и броню, на кровь под телом она знала, что всё кончится так. С того самого момента, когда закат опоздал на четыре часа, а рассвет не наступал целые сутки. Солнце не поднялось, луна не появилась. И это конец. И Тенгоку-но-Тайо, и Тенгоку-но-Цуки мертвы. Или сошли с ума, но для страны, чьи светила водят по небу живые боги, разницы нет. И Янаги знала, что на это скажет бусидо. Если самурай не защитил своих господ, он должен умереть.
И Ганкона Оку умер перед всем, что выдавало в нём самурая. И катана в прекрасных, мастерски выделанных каким-то столичным мастером ножнах, что ему вручили от имени Императора, здесь. Янаги почти ненавидела эту награду. Если бы не катана, если бы не дракон на ножнах символ власти Императора над Тенгоку и солнцем и его сына над луной отец бы не умер. Император и его сын слишком высоко, чтобы обычный самурай мог прикоснуться даже к их изображениям. Слишком высоко, чтобы обычный самурай считал себя их вассалом.
Но Ганкона Оку получил от императорского двора катану. И стал вассалом самого Тенгоку-но-Тайо. И умер, когда его господин умер.
Знаешь, я не удивлена, вдруг сказала Хангёку. Мужчины глупы, а самураи глупы вдвойне. И делают они только глупости!
По-вашему это глупость? Янаги холодно посмотрела на гейшу.
Убить себя какой-то чести? Хангёку рассмеялась, но смех её холоден. Да, глупо. Оку мне нравился. Знаешь, я почти любила его. Будь я моложе влюбилась бы. Мне жаль его обрубленной жизни. Особенно по такой причине. Что он мог сделать? Разве он служил в страже замка? Разве это он отдавал приказы, что или глупы, или умны, но только чтобы убить Императора? Жизнь нам даётся лишь однажды, милая моя, и нет повода обрубать её самому!
Но как бы он жил? спросила Янаги, глядя на тело отца. Он истинный самурай. Я горжусь тем, что он мой он был моим отцом, и если я хоть немного знаю его, то он бы не выдержал. Я не знаю, почему эта юдоль выпала ему. Совпадение, случайная ошибка Я бы всё отдала, чтобы на этих ножнах было что угодно, кроме дракона!
Боги присутствуют везде, даже когда об этом не знают, Хангёку грустно улыбнулась, вытащила из своих перьев гребень и передала его Янаги. Он оказался на удивление лёгким и холодным на ощупь, как камень. Прочти, что здесь написано. Да, почерк немного неразборчивый, но он мне нравится. Есть в нём что-то красивое, как думаешь?
Милой Хангёку от Сутараито, с трудом прочла Янаги. Писавший явно не утруждал себя выверкой линий иероглифы слишком вычурные и изогнутые, наползают один над другой. Странное имя. Или так всех актёров зовут?
О, милая моя! Хангёку покачала головой. Это не просто актёр. Я рассказывала эту историю?
Ты говорила только, что эту надпись оставил кто-то очень важный.
Хорошо, Хангёку вставила гребень в хохолок. Тогда давай мы выпьем чаю и поболтаем. Не трещать же нам прямо над Оку? Он не оценит и будет потом мне навевать дурные сны духи моих клиентов оказываются такими злопамятными!..
Хангёку рассмеялась. Янаги позволила себе улыбнуться. Гейша взяла её под руку и вывела из комнаты. Поместье Ганкона совсем небольшое, гораздо меньше соседних поместий родовитых дворян. Но даже так Янаги умудрялась теряться, когда слуги меняли планировку. Даже отец порой то снимал с пазов все перегородки, то отгораживал для себя совсем маленький закуток. Больше отец точно ничего не переделает, но Янаги отогнала эту мысль.
Кухня располагалась в пристройке из камня, в полу которой в углублении горел очаг. По стенам развешаны доски и прочая кухонная утварь. Хангёку сняла один из ковшиков со стены, налила в него воду из чана и поставила над огнём. В рукавах она всегда прятала мешочки с чайными сборами и всегда заваривала чай сама. Янаги подсветила тёмный угол фонариком и достала из плетёной корзины для посуды чайничек из обожжённой глины и пару чашек.
Спасибо. Знаешь, настоящая столичная гейша никогда не доверит чай никому, кроме себя! Моя наставница, может, не слишком красиво пела и путала поэтов Севера со столичной школой, но ради её чая даже ближайшие советники Императора приглашали её на банкеты!..
Есть у Хангёку привычка погружаться в воспоминания о былых, блистательных днях жизни в столице. Янаги не слишком любила вычурный и странный мир гейш, актёров и боги знают кого ещё, но гейш уважала. Потому что отец уважал. Оку часто говорил, что во всей столице нет более чистого и образованного существа, чем гейша. Они одни нашли, как остаться достойными женщинами в мире блистательных развлечений для живущих в золотой клетке чиновников, и общение с гейшами делает самурая чище и лучше. Янаги самураем в полном смысле не была, но отца слушала.
Говорят, привычка самим подбирать композиции пошла с Мутеки-но-Тайо Хангёку высыпала немного чая в заварник и залила его водой, успевшей вскипеть и чуть остыть. Ты ведь знаешь, что Као-но-Сора ведут свой род от актёров женского образа?
Я предпочитаю об этом не думать.
Никакие самураи об этом не думают. А вот сами Као-но-Сора этого ни капли не стесняются! Хангёку улыбнулась. Одна моя подруга крутилась у историков в чиновничьем городе и рассказывала вот что. Когда Мутеки-но-Тайо выбрал новую столицу, он лично вёл для тогдашней знати приёмы. Говорят, он был во сто крат талантливее, чем любая гейша. Но это просто нечестно. У бога ведь сотни лет для практики! Мутеки-но-Тайо боялся, что его с сыном отравят, поэтому всегда подбирал чай сам. И ему стали подражать гейши. Даже те, кто уехали в самые дальние префектуры, до сих пор чтут этот милый обычай.
Император-гейша, Янаги усмехнулась. Неудивительно, что многие самураи не чтут Императора с должным рвением.
А я думаю, что это очень мужественно не забывать свои корни и говорить о них открыто. Да и знаешь, Хангёку почти любовно погладила гребень. Я посетила сотню постановок, но лучше Императора женщину не сыграет даже настоящая женщина! О, как давно это было
Хангёку разлила чай по чашкам, взяла свою и немного отпила, чуть скривившись.
Цедры лимона многовато, сказала она. В следующий раз будет поменьше так про что я?
Про то, что Император играет женщин лучше, чем настоящие женщины, с сомнением протянула Янаги.
Ах да Хангёку прикрыла глаза. Мне было лет двадцать? Меня и моих подруг посвятили в майко, и наша наставница договорилась о местах в Золотом театре. Она часто выступала вместе с актёрами на банкетах и знала приму-оннагата оттуда. Он раздобыл места для нас его звали Хиккури. Высокий, стройный, красивый, с перьями цвета свежих листьев мечта, а не мужчина! Он должен был играть главную роль в тот вечер. Но когда представление началось, оказалось, что Хиккури потерял в росте головы две и выступал с париком из жёлтых перьев. Моя наставница очень удивилась. Но как играл этот актёр! Как он пел!.. Хиккури был лучшим оннагата из всех, что я видела, но тому актёру и в подмётки не годился.