А поэт не ушел никуда, как проснулся. И стихи, и песни остались. И не только
Кикимора
Три друга было у кикиморы Бажены. Лягушка Клавдия, Леший Ермолай и Ко. Ну, с Клавдией и Ермолаем все понятно. Лягушка она и в Африке лягушка. Очень любила Клавдия свой язык. Хвалилась всегда им. Какой он длинный, липкий и ваще.
По три комара за раз! горячилась Клавдия.
Бажена в такие минуты посмеивалась про себя: «За раз, ага. За неделю если».
Не умела Клавдия ловить комаров языком. Хоть ты тресни. Камнями она их сбивала. Камни хорошо кидала, эт да. Вот такая лягуха.
Леший Ермолай справным лесовиком был. Но излишне мечтательным. Сядет, бывало, на небо смотреть. Уже и белка в ухе гнездо свила. А он все сидит.
Самым странным другом была Ко. Существо без определённой природой классификации. Всклоченное, взбалмошное, с глазами навыкате и вечным надрывом в существовании.
Вот и сейчас. Пока Клавдия отвлеклась, отлепляя веточки со своего языка (опять промазала по комару), а Ермолай замлел, увидев бабочку, Ко уже прыгала вокруг Бажены, дёргала её и с надрывом верещала:
Пришёл! Страшный! Глаза во! Руки во! Что делать?! Что делать?!
Оглянулась Бажена. Действительно. Пришел. Кощеюшка.
Ну что, говорит, Бажена? Надумала? Я мужчина справный. Все есть. Почёт, уважение. Злато есть. Смерти, только нет, ха-ха!
Знаем мы, где твоя смерть, сказала Бажена и покосилась с намёком.
Но-но, не шути так, сказал Кощеюшка, но на всякий случай отодвинулся. Ты думать, думай, да не тяни. Не пойдёшь лаской, возьму таской!
Крутанулся на месте и исчез, чёрной пылью осыпавшись. Телепортировался, стало быть, к себе в царство подземное.
Надо сказать, сколько себя Бажена помнила, есть она, болото её и Кощеюшка, чтоб его! С предложениями своими, только отвращение у Бажены вызывающими. Да и был уже у неё друг сердца, куда там Кощеюшке. Горыня. Водяной исконный. Встречались, миловались. Обитал Горыня в озере лесном, что средь болот Бажениных находилось. Но и Кощеюшка не отставал. Грозил. Не шутил похоже. Чувствовала Бажена силу его лютую, черную. Боялась.
Знала, живёт на краю болота бабка мудрая. Собиралась за советом к ней сходить, как ирода отвадить, да все откладывала за делами суетными. Не кончались дела никак. Только прошло оцепенение от присутствия Кощея, а Ко уже опять надрывается:
Баженушка! Путник! Путник! Заморочить бы! Это ж болото! Чтоб не шлялись тут!
В общем-то верно. Как говорят не зная броду, не суйся в воду. А не умеешь разморачиваться, неча и заморачиваться. А точнее, на болото соваться, где энтим делом обеспечат щедренько. От всей кикиморской души! В общем, помчались всей честной компанией.
Точнее, помчалась Бажена, стройная да легконогая. Клавдия как могла, прыгала. Ермолай тот только степенно передвигался. Ко вообще бегущей в одном направлении никто никогда не видел. Мечущейся хаотично, это сколько угодно. Но как-то до места добиралась обычно. Да и не важно кто, как и когда. Морочить-то все равно Бажене.
Путник шёл неторопливо. По сторонам смотрел светлым взглядом, нравилось ему похоже. Парнишка молодой. Просто одетый. По тропинке шёл. Бажена морок навела. Путнику кажется, тропка дальше вьется, и он по ней следует, а самого ноги уж в трясинное окно ведут. Ухнул в окно сразу по пояс. Глаза, как плошки, рот в испуге раззявлен, побелел весь. Подвывает от ужаса смертного, громко закричать сил нет, свело нутро. Чувствует жадную хватку болота. Руки захлопали вокруг по грязи жидкой. Не могут опору найти.
Смотрела с нахлынувшим чёрным удовольствием на этот танец отчаяния и близкой смерти как завороженная Бажена, сама за мороком своим невидимая. Что-то темное в душе заворочалось, предвкушающее, как поглотит болото парнишку, как зальет грязь чёрная рот его широко открытый и глаза светлые.
Как встряхнулась. Что это со мной? Ладно напугать, одурманить. Губить-то зачем без причины веской? По шею уже провалился путник, тянет носом к верху. Не надышишься, говорят, перед смертью, а отказывался хоть раз кто?
Наклонила березку молодую Бажена к руке парня. Не поймёт с испугу, подумает сам нащупал. Вцепилась судорожно рука. Почуял опору несчастный, стал мал-помалу тянуть себя из грязи. Вылез на твёрдое да сознание потерял с натуги. Бажена проверила живой. Тут вся компания подоспела. Бажена воровато оглянулась. Видели, нет, зверства её? Вроде как обычно себя ведут.
Обратно к жилищу Бажены пошли уже не спеша. Шла наша молодая кикимора и думала, вспоминала о зачастивших похожих случаях непонятной злобы, ненависти, раздражения. Язык вот Клавдии дверью прищемила. Вид сделала, что случайно, извинялась. А внутри-то знала специально. Радость злую с того ощутила. На днях, буквально, соскучилась по Горыне, наведалась на озеро к нему. Чуть замешкал он, дела свои доделывая, встретить её. Так вызверилась, что аж шарахнулся, побледнел водяной и на дно погрузился. Всплыл, конечно, быстро. Отходчивый. Да и путников регулярно отваживая, не первый раз с трудом от жестокости излишней себя останавливала.
Мысли все эти перебрав, решила больше не откладывать и направиться к бабке мудрой за советом. На счёт Кощея, да про вспышки чёрные свои до кучи. Тропку к хижине бабки знала, добралась без проблем.
Встретила её бабуля не особо приветливо, но не погнала, выслушала. Подумала, посмотрела на Бажену взглядом пронзительным из-под бровей седых кустистых и сказала:
Есть у меня «Истинное око». Посмотришь в него, правду всю узнаешь. Плохо иль хорошо тебе с того будет, то узнаешь опосля. Ну как, подходит тебе така авантюра?
Э-э-эх. Страшно, конечно. Но уж больно разобраться хочется, ответила Бажена. Давай уж Око свое.
Достала бабка завернутый в холстину предмет. Развернула. Шар оказался, будто стеклянный. Мутный только шибко.
И как смотреть в него? Че там увидишь-то? спросила Бажена.
Ты, девка, давай смотри, а не умничай! прикрикнула бабка. Вопрос внутри задай и смотри.
Сосредоточилась Бажена. Взяла шар в руки. В глубину его мутную всмотрелась.
«Кто я? Откуда черного столько внутри? Злоба откуда да ненависть? Тоска желчная?» спросила про себя.
Вдруг как ветер подул внутри шара. Разволокло муть.
Девушка внутри шара. Красивая, перегибистая. Смеётся чему-то. Нахмурилась вдруг. Больше картинка стала. Причина смены настроения показалась.
Кощеюшка! ахнула Бажена.
Что-то сладострастно ухмыляясь предлагает Кощеюшка девушке. Шар звук не передает, но и так все яснее ясного. Гневается девушка, гонит мерзавца.
Так его, ирода! радуется Бажена.
Сменилась картинка. Эта же девушка в лавке заморской. Торговец пухлый товар ей нахваливает. Не так что-то с торговцем. Вроде и в теле, и щеки румяные. С тенью что его? Тощая тень, длинная. Продаёт шкатулку торговец, уходит девушка. Видно не терпится ей открыть шкатулку.
Задерживается картинка, не следует за девушкой. Глаза у лавочника только подобострастные были и вдруг резко злые да колючие стали, только дверь за девушкой захлопнулась. Потек облик, как воск свечной, форму меняя. Тело вытянулось, сгорбилось. Щеки истаяли, кожа череп обтянула. Кощей собственной персоной предстал. Стоит, руки потирает, да ухмыляется злобно.
Тут картинка резко на девушку перескочила. Шкатулка на столе. Тянется открыть её девушка.
Не открывай! кричит невольно Бажена.
Не помогает это конечно. Открывает девушка шкатулку. И за миг до того, как из шкатулки вырывается чёрный вихрь и впивается в лицо красавице, понимает Бажена, кто эта девушка. Вихрь впивается и словно всасывается внутрь.
Секунду ничего не меняется. Затем мир вокруг девушки как будто изнутри прорастает трясиной, мхом да кочками, травой жёсткой заросшими. Болотом становится. Опрятный домик полусгнившей сырой хижиной. В последнюю очередь меняется девушка. Зеленеет и покрывается чешуей кожа, заостряются уши, кривые когти венчают пальцы. Грива волос становится чёрной и жёсткой. Она остаётся своеобразно красивой. Но уже не человеком. Кикиморой.
Осела на пол обессиленная Бажена. Шар из руки, ослабевшей, выпал и в сторону откатился.
«Вот, значит, как. Не добился своего Кощеюшка, хитростью взять решил. Сговорчивей, решил, стану в облике таком», ворочались тяжёлые мысли.