Наш объект — разрешенный, это два изображения галактики.
— И какие наблюдения вы еще планируете?
— О, много, очень много всего! Начать да закончить! Изображения фоновой галактики круглые, это да, но при большом угловом разрешении телескопа космическая струна должна дать очень интересный эффект: уровни яркости изображений будут как бы «срезаны». Кроме того, должны быть видны пары изображений и других фоновых объектов, лежащие вдоль струны. Вы знаете, что такое убедить научную общественность в новом открытии? Да придиркам конца не будет! Сейчас такой шквал отзывов пошел — и восторженных, и осторожных, и скептических, и откровенной ругани. Я только успеваю отбрехиваться! Но я вообще-то уверен на все сто, что это космическая струна — научная интуиция, если хотите. Все-таки как же Вы меня выручили с этой чертовой защитой! Это просто чудо какое-то, честное слово, Вас мне просто бог послал. А то сейчас назначили бы мне в отдел этого придурка Алоиса, математика хр е нова! У меня и так одни наблюдатели в отделе. Да Сашка вот еще…
— Математик из него неважный, — интеллигентно согласился де Краон.
«Бог послал! — обиженно подумал я, — Гарольд и не вспоминает о том, что это я с помощью Отса раздобыл телефон нашего великолепного англичанина. И вообще, я что-то не понял, к кому относится последнее замечание де Краона — ко мне или Алоису!?»
— Да дело не только в математике. Я бы его заставил в конце концов заниматься М-теорией, этим непертурбативным обобщением теорий суперструн, потратил бы время, но заставил бы!
— «Дайте мне розги, неделю времени — и он будет дифференцировать», — вставил я.
— …Тут больше дело в Биркенау. А теперь, с Вашей помощью, математика уж найду как-нибудь, главное, что бы это не был человек нашего Йозефа.
Реджинальд помолчал несколько секунд.
— А чем Вам так, м-м-м… неприятен Йозеф Биркенау?
— Да сволочь он, подлец и мерзавец! — рявкнул Гарольд, — он у нас уже пять лет, и все пять лет нельзя вздохнуть свободно. А как он обожает уничтожать те направления, которые по каким-то одному ему ведомым причинам «не подходят для института»! Вы, конечно, не знаете историю профессора Бенсельвана. Так, междусобойчик с трагическим финалом. Биркенау плевать на престиж института, он поддерживает только тех, кто поддерживает его. Недавно Биркенау выделил несколько миллионов институтских денег на развитие 20-тисантиметрового телескопа, установленного на даче одного из его хороших друзей. Высокую науку они там делают! Одна банда! А история с «радужными анаграммами» — да я уверен, что Биркенау стащил эту идею у кого-то другого, и установка там была какая-то редчайшая, он ее никому не показывал, только результаты предъявлял. Много еще чего перечислять можно!! А Бенсельвана он, может, потому и уволил, что боялся, что специалист по «черным ящикам» разберется, кто автор, а кто плагиатор в серии работ по «анаграммам». Это же фактически тот же «ящик», только…визуализированный, что ли. И кстати, я обратил внимание, что Биркенау Вас отлично знает, — неожиданно закончил Гарольд.
— Знает, — неохотно согласился де Краон, — по правде говоря, я не ожидал, что он у вас заведующий, он был в Токио последние годы. И я не ожидал, что он ведет работу Алоиса, — он чуть скривил губы в некотором подобии улыбки, поглядел на Гарольда, — а Вы мне как-тозабыли об этом сказать.
— А это так важно? Формально, защищающий докторскую сам за себя отвечает. Биркенау не может быть официальным руководителем, неявно все знали, конечно, что это его мальчик… Да я и не думал, что это важно. Можно подумать, Биркенау — пуп земли с этими своими «анаграммами»! За них, правда, его держали профессором в токийском университете.