Савона вздохнула и потянула себя за косичку.
Ты ослеплен ностальгией, Мерикс. Ты видишь не будущее, а только прошлое.
А ты, надо думать, видишь будущее?
Многие варианты его. Большинство из них с тобой не связаны. Она ткнула его в грудь булавой. Жест получился почти игривым. Тебя не было с Живодером, когда он пронзил рощу хрустальных провидцев на Лугганате. А я была и все видела Она пожала плечами. В нем еще есть сила. Не та, что двигала Блистательным Королем в Радостном Отдохновении. Но все равно сила. И я узнаю, откуда она проистекает.
Судьба. Из уст Мерикса это слово звучало как ругательство.
Может быть.
Олеандр считал так же. И посмотри, куда это его завело.
Олеандр был болваном. Он тоже грезил о минувшем. Все вы одинаковые. Застряли в прошлом, хотя и пытаетесь сбежать. Савона сплюнула на палубу кислотной слюной. Вы мыслите старыми категориями, вы отягощены былыми страхами. Мечтаете предать мир огню, но не задумываетесь, а что же будет дальше?
Ничего, сухо ответил Мерикс и согнул руку-протез. Дальше не будет ничего.
Савона угрюмо покачала головой и закинула булаву на плечо.
Вот почему в конечном счете огонь поглотит вас. Из-за таких вот мыслей. Она отвернулась. Дай мне знать, когда выберешь тех, кто будет сопровождать меня в опасности и смерти. Я бы поговорила с ними заранее.
Мерикс молча смотрел, как Савона изящно пробирается через поле трупов. В чем-то она была праваи неправа одновременно. Для легионов ничего не осталось. Они обрекли себя на прозябание в аду и сделали себя королями его сернистых просторов ценой своего будущего. То, кем они были, навсегда определило, кем они станутозлобленными остатками великих воинств, все более неуместными в Галактике и все более испорченными.
Он крепко сжал искусственную руку, чувствуя, как она рвет его изувеченную плоть. Когда изношенные шестерни зажевали тонкие пряди чужеродной ткани, растущие меж кабелей и поршней, рука начала искрить. Она все время ныла, и боль распространялась по организму, словно вторгшаяся армия. Старший апотекарий сделал все, что мог, но гниль проникла слишком глубоко. Она приносила боль, но мука шла на пользу. Помогала сосредоточиться. Сохранять бдительность, не поддаваться приходящим к нему несбыточным мечтам. Сопротивляться шепоту полу-незримых силуэтов, которые соблазном хотели увлечь его на кривые дорожки.
На мгновение на грани его восприятия проступили лицаандрогинные, бормочущие, хихикающие, рыдающие и скалящиеся, пробующие его на прочность. Разозленный, он сморгнул, и образы пропали. Боги были нетерпеливы. Они хотели, чтобы человек бежал, когда сам он предпочел бы идти.
Вам придется еще подождать мою душу. Пока я сам не буду готов.
В следующий миг к нему подошел космодесантник в доспехах, исчерченных непристойными стишками на кемосианском наречии. Его звали Беллеф, и прежде он состоял в CCXIV миллениале. Единомышленник Савоны. Или раньше был таковым. Трудно сказать. В нынешнее время стороны меняли как перчатки.
Значит, нас пощадили? спросил воин, беззвучно стуча пальцами по рукояти меча.
Мерикс горько рассмеялся.
Тебе бы следовало уже усвоить, брат. Он покачал головой и направился к рассыпающемуся валу. Именно там предстояло провести децимацию. Среди этих жестоких звезд нет такого понятия, как милосердие.
Глава 4: Замок и ключ
Фабий шагнул в тускло освещенный коридор, сопровождаемый стаей пробирочников. Сбившиеся в толпу существа сопели и тихо роптали на собственном языке, наличие которого вызывало у Фабия некоторую озабоченность. Он не рассчитывал, что они когда-нибудь заговорят. Он вообще не закладывал в них способность к биокоммуникации. Тем не менее они взаимодействовали. И так продолжалось веками.
Жизнь находит путь, пробормотал апотекарий себе под нос, вспомнив давнее правило: жизнь сохранится, какие бы враждебные условия для нее ни создала Вселенная. Пробиркорожденные превосходили его ожидания, стали чем-то большим, нежели он хотел. Чем-то великим. Одного этого уже было достаточно, чтобы убедить его в правильности избранного пути. Что бы ни случилось, его творения выживут. Эта мысль принесла ему некоторое успокоение.
Один из пробирочников булькнул предупреждение, на что Фабий кивнул с улыбкой:
Да, я знаю. Они следили за нами от последней переборки. Твои сородичи весьма осторожны и наблюдательны. Мы все должны быть такими, чтобы выживать в Галактике.
Фабий чувствовал на себе взгляды своих детей. Этот коридор когда-то использовался для перевозки тяжелых грузов в верхние трюмы и потому был просторнее большинства прочих; поверху шел густой полог из трубопроводов, кабелей и вентиляционных шахт. Пластины корпуса здесь выгибались, как неровные стены каньона, разливая по палубе глубокие лужи теней. Он подметил ряд светильников, которые выглядели самодельными.
Трубы над ним скрипели и шуршали, из их переплетения доносился кроткий смех, похожий на детский. Фабий остановился и посмотрел вверхпо навесу сновали маленькие существа, наблюдая за ним глазами, которые ловили свет и отражали его.
Сообщите ей, что я здесь, дети, мягко сказал он, и неясные силуэты исчезли, словно испугавшись.
Он усмехнулся. Как и пробирочники, первые поколения его неолюдей не могли размножаться без его вмешательства. Но все изменилось. Более того, продолжало меняться. Эволюция в действии. Жизнь искала свой путь. В трюмах и отсеках, пустовавших в течение многих столетий, теперь звучали шорох голосов и крики младенцев.
На протяжении веков Фабий заселял своими новыми людьми пограничные миры по ходу вращения Галактики, подальше от центра Империума, чтобы никто не смог причинить им вред. После Парамара он стал осторожнее. Отныне его творения не могли править открыто, как там, не рискуя всем, что он пытался построить.
Во всяком случае, пока не могли.
Как только он подошел к тяжелой переборке, укрепленной совсем недавновероятно, во время переворота, оптические датчики установленного над ней черепа-сервитора щелкнули и зажужжали, а из высохшего рта вырвался луч болезненно-зеленого света. Просканировав идентификационные знаки на боевом облачении старшего апотекария, сервитор установил его личность, и спустя несколько мгновений дверь со стоном открылась.
Волна шума окатила Фабия, едва он ступил в переделанный ангар, где раньше базировалась транспортнобоевая и истребительная авиация. Вся техника пропала, и теперь это было место общего сбора разрозненных стай его неолюдей. Сюда они могли прийти, не опасаясь соперничества и вражды, царивших в их повседневной жизни. За порядком тут присматривали старейшие из предводителей свор.
Игори, позвал Фабий, когда за ним закрылся люк.
Вы живы, Благодетель. Это хорошо, ведь когда вы мертвы, нам хлопотно. Игори присела на перила смотровой площадки. Нахмурившись, она глядела на него прямо, одной рукой лениво играя ожерельем из зубов. Все в порядке?
Как никогда, ответил Фабий. Мне дали понять, что ты и твои стаи собрали неплохой урожай желез. Превосходно, моя дорогая.
Он присоединился к ней у перил и посмотрел вниз. Расположенная ниже палуба превратилась в логово для его новых людейили, по крайней мере, одного их племени. Некоторые дрались друг с другом, другие сидели за тихим разговором. Кто-то занимался своим снаряжением, разбирая оружие или точа лезвия. Парочка тренировались против специально модифицированных боевых сервиторов, а иные свежевали и разделывали нечто, пойманное на нижних ярусах. Вполне вероятно, это нечто раньше было человеком, но теперь оно превратилось просто в мясную тушу.
С каждой охотой они приобретают все больше опыта, произнесла Игори. Скоро я им не понадоблюсь. Голос ее казался печальным. Не напуганным, а просто грустным. Кто-то из них в ближайшее время бросит мне вызов. И они победят. Старуха посмотрела на Фабия. Будете ли вы оплакивать меня, когда меня не станет, Благодетель?
Байл не ожидал такого вопроса, но сам не заметил, как начал кивать.
Разумеется. Но не волнуйся, ты продолжишь существование в своих детях и детях их детей. Они наделены твоим свирепым нравом, твоей силой. Равно как ты наделена силой, которую я даровал тебе в прошлом.