Так действовали немцы в войне против СССР, так поступали американцы во Вьетнаметак делают все, кто хочет не просто захватить территорию, а уничтожить все живое без разбора.
Данила с трудом выбирается из завала. Слабый ветер разгоняет дымку, из мутной пелены медленно проступают развалины. Того, что называлось рынком всякой всячины больше нет. Торговые павильоны и строения превратились в чадящие кучи мусора, дороги засыпаны осколками кирпичей, зияют воронки от снарядов и трупы, множество изуродованных трупов людей, рептилоидов ии невозможно определить кого. Просто куски мяса. Долина превратилась в кладбище и едва ли кто остался в живых. Данила оглядываетсяему просто повезло, первым взрывом его накрыло рекламным щитом из целого куска железа. Оно защитило его от осколков, от града камней, а потом взрывной волной отбросило и потерявшего сознание Данилу засыпало землей и мусором. Он выжил только потому, что обстрел велся так называемыми волнами или квадратами, то есть залпы перемещались от входа в долину до ее конца.
- Эй! - срывающимся голосом кричит Данила. - Есть кто живой?
Ответа не последовало. Если кто и выжил, то похоронен под толщей земли или просто лежит без сознания, истекая кровью. Немного потоптавшись на месте, Данила бредет прочь, оступаясь и проваливаясь по колено в припорошенные дымящимся мусором ямы. Он то и дело оглядывается, кричит, надеясь увидеть друзей, но никто не отзывается и ничьи фигуры не поднимаются с земли. Глаза слезятся от едкого дыма, легкие забиваются вонью сгоревшего пластика и взрывчатки, в ушах стоит гул. Идти неимоверно трудно и вообще непонятно, куда и зачем.
Гул в ушах становится сильнее, ветер упруго давит в спину. Данила только пожимает плечамину дует, да. И что? Ветер стал сильнее, такое бывает. Может, дождь пойдет. Не все ли равно? А гулну так контузия у него. Где-то читал, что при контузии глохнешь, тошнота в горле и вообще плохо соображаешь. Наверно, поэтому Данилу не удивил толчок в спину, от которого он упал лицом в грязь. Что-то острое вонзилось в шею, боль пронзила тело, отозвалась гаснущим криком и утонула в беспамятстве
Глава 8.
- Да что б я сдох! - раздался чей-то странно знакомый голос. - Поверить не могу.
Данила ощутил себя лежащим на холодном железном полу, опущенные веки горят красным цветом, в лицо веет теплом. «Меня рассматривают под прожектором, - понял Данила. - Как диковинку. Я хоть не голый»? Почему-то именно это обстоятельство волновало его больше всего. То, что могут убить прямо щас, после опознания, это ничего. А вот что голый, так это прямо ни на какую голову не налазит, просто вселенское беззаконие и беспредел! Необходимо принимать срочные меры.
- Не свети в морду, козел! - как можно вежливеемало ли что! - говорит Данила. - И хватит пялиться на меня!!!
- Да, это он, - уверенно произносит тот же голос. - Врожденное хамство подделать невозможно.
Гаснет свет, под опущенными веками наступает темнота, плавают красные круги. Данила шевелит руками, ощупывается. Он лежит на чем-то твердом и прохладном (разделочный стол, бл...ь!), до пояса укрыт куском ткани, а еще он голый в смысле без трусов. Именно отсутствие данного элемента одежды каждого приличного мужчины встревожило и обозлило больше всего. Зато не связан, уже лучше!
Данила садится, придерживая кусок ткани, чтобы совсем не свалился и, не открывая глаз произносит усталым голосом:
- Меня опять схватили... меня опять раздели доголаэто, мать вашу, местная традиция что ли!!! - со злостью выкрикивает последние слова.
После этой фразы открывает глаза и оглядывается. Да, действительно столвернее, стальной лежак как в морге, в комнате полумрак, кафельные стены, шкаф, два человека в белых халатах, масках и шапочках. На передвижном столике разложены хирургические инструменты, на другом столике рядом лежит какой-то аппарат вроде мобильного телефона, только раза в три крупнее. С потолка свисает круглая многоглазая лампаэто она светила так, что лоб дымился.
И только лишь после того, как осмотрелся по сторонам, взор Данилы останавливается на рослой фигуре в белом костюме тройка. Черная напомаженная грива кудрявых волос зачесана назад, аккуратная бородка клинышком и усы тщательно подбриты и тоже блестят маслом. Не хватает только сигары с золотым ободком.
- Гулямхоссейн! Давно не виделись, - с фальшивой радостью произносит Данила. - Ничо, что я голый?
- Вытерпеть можно. Перефразируя героя одной замечательной книгимне приходилось видеть не только голых людей, но и с содранной кожей, - с легкой усмешкой отвечает Гулям.- Одежду вам принесут.
И делает знак одному из «халатов». Тот стремглав исчезает за дверью, слышны удаляющиеся шаги.
- А зачем надо было раздевать? - спрашивает Данила. - Жучка искали?
- Нет. Вы были грязным, дурно пахли и ваша одежда превратилась в лохмотья. А жучок у вас одинпереводчик. Проверили, чтобы он не «фонил» и все.
Хлопает дверь, появляется запыхавшийся «халат» со свертком на вытянутых руках.
- Здесь все, что нужно, - кивнул на сверток Гулям. - Я решил не фантазировать, тут белье, форменная одежда и обувь сотрудника охраны. Одевайтесь, затем по коридору прямо в кабину лифта. Нажмете кнопку первого этажа, на выходе вас встретят и проводят ко мне. Есть о чем поговорить.
Все уходят, Данила остается один. Некоторое время он сидит неподвижно, размышляя о случившимся. Итак, плен. Ну, не совсем уж плен, он все-таки не в тюремной камере и не в лагере на лесосеке. Хотя не исключено, что все впереди. Судя по всему, Гулям хочет о чем-то договориться, потому и ласковый такой. Но в прошлый раз он таким приветливым не был! Значит, что-то поменялось и не в его пользу.
Глубокое мягкое кресло принимает Данилу в объятия. Темно-серая форма оказалась чуть великоватой, в карманы брюк легко поместиться по паре бутылок пива, рубашка собралась в складку на животе, рукава пришлось закатать. Зато берцы как раз и не трут ногу. Данила никогда не носил форменную одежду и поэтому чувствовал себя ряженым. Гулям, как и положено хозяину и человеку, владеющему обстановкой, что-то читал, сидя за роскошным письменным столом, держа на весу ручку. На краю стола блестит хрустальными боками графин, до половины наполненный коричневой жидкостью, рядом приютилась пара рюмок, истекают соком дольки лимона на тарелочке, раскрыла беззубую пасть коробка сигар. Рядом стоит с полусогнутой спиной слуга или секретарь и почтительно ждет, когда хозяин прочтет важный документ и подпишет. Возможно, это всего лишь меню на обед, но слуга так напряжен, будто судьбы мира зависит от текста на бумажке.
Наконец подпись поставлена, слуга удаляется, Гулям откидывается на спинку стула и оценивающе глядит на Данилу.
- Чуточку великоват, - задумчиво говорит Гулям. - Ну, ничего, после стирки сядет.
- Чего? - не понял Данила.
- Я про костюм. Натуральная ткань всегда садится после стиркитеперь по делу. Мы с вами давно и хорошо знаком, господин Уголков. Должен признаться, вы меня сильно разозлили и расстроили. Уж больно прытки оказались на первом свидании. Но вы вернулись домой, на Землю, лишив меня возможности вскрыть «Роджер» - вы ведь так его называете? - заодно лишив возможности поквитаться. Ликвидация власти разноцветных карликов открыла передо мной большие перспективы, я уже стал забывать о вас, а вы вот взяли и приперлись, смешав мне карты.
- Настолько смешал, что разбомбили собственный рынок?
- Это не я, что вы! - махнул рукой Гулям. - С какого перепугу я буду бомбить собственный рынок? Убить вас можно гораздо проще и дешевле, было бы желание.
Гулям протягивает руку к подносу, аккуратно вытаскивает пробку из графина. Коричневая жидкость с характерным запахом немытых клопов с едва слышным бульканьем льется в рюмки. Затем берет сигару, срезает кончик сигарным ножом и прикуривает от золотой зажигалки. Все это проделывается неторопливо, без спешки и суеты, как и подобает солидному бизнесмену или важному чинуше.
- Выжил только я один? - спросил Данила.
- Нет, ваши подельники тоже почти живы.
- То есть?
- Ранены и довольно серьезно. Но выживут и станут на ноги спустя некоторое время, можете не беспокоиться. Теперь о деледа, сигару не предлагаю, потому что знаю, что вы не курите, - говорит Гулям. - А как насчет коньячка под лимон?