Сворачиваем в проулок между домами, вылетаем на проезжую часть, и по глазам бьет свет прожекторана мгновение слепну, инстинктивно пригибаюсь.
Лицом в землю, руки за голову!орет громкоговоритель.
Едва мы ныряем обратно в проулок, как слышны выстрелы. По нам стреляют? Деваться тут некуда, только узкая дорога между домов.
Врассыпную!ору я и рыбкой ныряю вбок.
Перекатываюсь, вскакиваю, собираюсь рвануть вправо. И снова прожектор. Мигают маячки полицейской машины. Угадываются силуэты копов, они вооружены, стволы нацелены на меня. Если дернусьоткроют огонь.
Руки вверх! На землю!
Меня колотит от страха и отчаянья. В голове пульсирует единственная мысль: «Ну вот и все!» Подняв руки, я опускаюсь на колени.
Эй ты, стоять! Не шевелись, стреляю!
Но я же сдался! Падаю лицом вниз за секунду до того, как копы открывают огонь. Поворачиваю голову в сторону, куда побежал Головастик, и словно в замедленной съемке вижу, как он, раскинув руки, ничком валится на асфальт.
Глава 3. Убийца
Моего дознавателя зовут Джим, он похож на откормленную гориллу, ему немного за сорок. Между намистол, мои руки пристегнуты наручниками. Джим упирается ладонями в стол, смотрит мне в глаза. Обычно у афроамериканцев на фоне темной кожи белки глаз кажутся снежно-белыми, у Джима они бежевые с красными прожилкамито ли не спал всю ночь, так его волнует мое дело, то ли злится, что не расколол меня с первого раза, и я не сдал друзей.
Зачем ты застрелил сторожа?говорит он.
На голову мне словно выливают ведро кипятка. Кровь приливает к щекам, сердце бешено колотится в груди. Это что-то новенькое! Зачем так бездарно блефовать? Какой еще сторож? Виски?! Или его собутыльник, которого ранил Ганк? Копы нашли крайнего и собираются обвинить в убийстве меня?
Кто кого застрелил? Мы просто связали сторожа и заткнули ему рот
А может Мэг с Головастиком перестарались и избили Виски так, что бедняга умер? Но в него никто не стрелял, в этом не было необходимости Или он каким-то чудом освободился и попытался помешать Ганку?
Продолжаю гнуть свою линию:
Я ни в кого не стрелял. Что планировал ограбить магазин, признал. Чего ты от меня хочешь?
Или мне кажется, или глаза Джима еще больше наливаются кровью.
Факты говорят о другом.
Это уродкак все они, весь их гребаный мир. Неверие, жестокость, ложь, хитрость. Больше ничего у них нет, и они так ценят себя, оправдывая любую свою подлость «интересами общества».
Я повторяю то, что уже рассказывал:
Нас было трое: Головастик, я и Крошка. Их настоящих имен никогда не слышал. Головастик знал сторожа, вызвал его, и тот открыл приятелю. Мы сторожа связали, вошли в магазин, а там оказался еще один человек. Наверное, собутыльник. Он стал стрелять, тогда Головастик начал отстреливаться. Ну и мы постарались сбежать.
Головастик погиб, пусть убийцей будет он. Крошка в реанимации, неясно, очнется она или нет. Остается понять, удалось ли сбежать Ганку и Мэг. Или появились новые улики, о которых мне неизвестно?
Джим хлопает черной ладонью по столу.
Хватит изображать идиота, Ник Райт. Или как тебя правильно называть Райтов?
Райтовфамилия моего деда.
Знаю, знаю,щерится он.
Вы что, не любите русских? Вы расист?
На этот вопрос он не отвечает, еще бы, тут наверняка видеокамеры и все записывается. Он складывает руки на груди и начинает говорить чуть более спокойно:
Вас было пятеро, и вашей банде уже почти год. Все участники вооруженного налета задержаны, причем один уже дал показания не в твою пользу.
Джим говорит, а мое сердце стучит все громче. Получается, что никому не удалось уйти, и выгораживать Мэг и Ганка бессмысленно, так я просто увеличиваю себе срок. А может все это просто полицейская ложь?
Джим продолжает:
На пистолете, обнаруженном на месте преступления, твои отпечатки пальцев. И нам хорошо известно, что из этого же пистолета полгода назад, а если точнее, двадцать третьего декабря, накануне Рождества Кстати, что ты делал двадцать третьего декабря прошлого года?
Каждое слово входит в меня, как пуля. Я пытаюсь защититься, нарастить на себе броню, стать холодным и презрительным, но все без толку. Будто корабль, изрешеченный снарядами, я набираю воду и тону. Смотрю наверх, хватаю воздух разинутым ртом, но погружаюсь все глубже.
На складе у меня не было пистолета! Или это все же полицейский блеф? Джим отрабатывает типовую схему: «Твой друг, такой плохой, уже сдал тебя, рассказал, какой ты злодей и что сделал, а ты по-прежнему его выгораживаешь, дурачок. Но у тебя есть шанс скосить срок чистосердечным признанием». Напарнику при этом говорится то же самое, и преступники оговаривают друг друга, злятся и выдают информацию. Я же слышал о методах работы копов. Не факт, что Ганка и Мэг поймали, совсем не факт.
Но червяк сомнений уже поселился во мне и начинает работать. А что, если Джим не врет, и мои подельники меня сдали? Пока, сбитый с толку, я мечусь от мысли к мысли и думаю, как вести себя и что говорить, он продолжает, тыча в меня пальцем:
Строишь из себя умника, Райт? Думал, так и не найдем тебя?он впивается в меня взглядом.Так что ты делал двадцать третьего декабря две тысячи двадцать восьмого года?
В его глазах неподдельна ненависть, и это удивляет. Как будто в этом деле для него есть что-то личное.
Хватит шить мне дело!я уже почти кричу.Я не помню, что делал в тот день! Это было слишком давно!
Джим достает из ящика распечатки с изображением каких-то людей, швыряет передо мной и начинает показывать по одной: седовласый мужчина сверкает голливудской улыбкой, кудрявая полноватая женщина лет сорока, две молоденькие девушки в обнимку, блондинка и шатенка.
Знакомы тебе?
Впервые вижу.
И снованенависть во взгляде.
А так?!
Он подсовывает мне другие распечатки, перевернутые белой сторонойспециально, чтобы я не видел, что на них. Выжидает, пристально наблюдая за мной, затем переворачивает одну за другой. Труп мужчины на полу, вместо лицамесиво, лужа крови тянется под кровать, в животе и грудипулевые отверстия. На второй распечатке женщина с фотографии, теперь она в желтой шелковой ночнушке, алое пятно на груди.
Не хочу видеть, что дальше, но пересиливаю себя. Юную блондинку просто застрелили, а шатенку К горлу подкатывает ком, зажмуриваюсь и отворачиваюсь.
Что они тебе сделали?!в голосе полицейского трепещет ярость, какую невозможно сыграть.
Меня тоже трясет от злости и от предчувствия огромной беды. Произошло нечто, чего я не могу понять, одно ясно: это что-то может меня погубить.
Я не знаю этих людей. Не знаю, что случилось двадцать третьего. И не понимаю, что происходит. Не понимаю!
Джим уже скалится, и это не маска притворстваон точно ненавидит меня. Это непрофессионально, тут есть что-то личное. Глубоко вздохнув, он пытается говорить спокойней:
Хорошо, я тебе напомню, Николас Райт. Ты пробрался в дом к этим людям, причем, как и покойный сторож, они сами открыли тебе. Нашел оружие хозяина, Джона Кроули, и устроил бойню, а потом вынес то, что мог унести, имитировав ограбление.
Возмущение захлестывает меня, я вскакиваю, сгорбившись, звеня натянувшейся цепью наручников, и ору:
Ты вешаешь на меня чужое убийство! Я впервые вижу этих людей! Складпервый мой серьезный грабеж, до этого я воровал бумажники в метро!
Джим смотрит, чуть склонив голову набок. Достает из ящика сверток в целлофане, кладет на стол, и под пленкой я угадываю очертания пистолета.
Хочешь, расскажу, как все было на самом деле? Твой приятель со мной поделился, он был крайне возмущен, когда узнал, откуда у тебя пистолет.
Какой еще приятель? Неужели это Не успеваю додумать, потому что Джим продолжает:
Ты хотел встречаться с Алисой Кроули, она то ли поддалась уговорам отца, то ли сама так решила, но отказала тебе и предложила быть просто друзьями. Ты очень страдал и отказался мириться с унизительным отказом, пришел к ним в гости, отыскал пистолет Ты же вор, правда?
Это бред! Я на такое не способен, кого угодно спросите!
Например, твоего отчима, которого ты недавно избил?Джим придвигает ствол ближе.Так тебе знаком этот пистолет?