Коннор одним гигантским прыжком оказался рядом и тычком выключил автоответчик.
Звонок вежливости, сообщил он, выравнивая дыхание. Я устал говорить отцу и мачехе, что телефон надо в окошко выбросить.
«Кстати, где они?» подумала Деа, поднимаясь на второй этаж.
Они на обедне, сказал Коннор. Хотя он шел впереди, Деа так и чувствовала, что он саркастически вытаращил глаза.
А ты как отвертелся?
В Филдинге все ходили в церковь, хотя бы на Рождество и Пасху. Все, кроме Деа и Мириам.
Я в Бога не верю, обернулся Коннор. Его лицо было в тени, но Деа видела, что это сказано без улыбки. Она попыталась свести все к шутке.
В призраков веришь, а в Бога нет? Сама Деа не знала, верит ли она в Бога, но от вида лица Коннора, смутно белевшего в полумраке, его руки, вцепившейся в перила, в ней шевельнулось чувство неловкости. Есть многое на свете, друг Горацио
Я и в рай не верю, произнес Коннор каким-то чужим голосом, но тут же включил свет и снова стал прежним, улыбающимся. А еще я люблю подольше поспать в воскресенье.
Деа представила спящего Коннора, сбившуюся в ногах темно-синюю фланелевую простыню, падающий во сне тихий снег
Добро пожаловать в «Каса Коннор», сказал он, распахивая дверь в конце коридора. Деа вошла в красивую комнату с тремя большими окнами, впускающими много света (когда снаружи, в отличие от сегодняшнего дня, есть какой-нибудь свет). Дождь барабанил по стеклу тысячами маленьких ножек, будто целый крошечный народец решил сбежать туда, где лучше.
Пол был уставлен коробками со старыми призами и медалями с соревнований по плаванию, с видеоиграми, проводами и немного пострадавшими от воды книгами. Одежда была свалена на столв основном мятые футболки и джинсы. В комнате пахло сосной и свежей краской. Деа с трудом сдержала смех при виде темно-синего постельного белья. Может, прогулки по снам сблизят ее и Коннора? Может, она начнет лучше его понимать?
Она ощутила тягувластную, непреодолимуюснова побывать в его сне, и как можно скорее. Сегодня же.
Но Деа уже нарушила течение его снасняла гирлянду, оставила надпись. Повторное проникновение в сны одного и того же человекасерьезное нарушение правил.
«А кому какая разница? спросил ее неслышный голос. Почему вдруг это важно?»
Что смешного? Коннор улегся на кровать, опершись на локти. Деа спохватилась, что она наедине с красивым парнем в его спальне. Неужели Коннор привел ее сюда с умыслом? Что бы посоветовала Голлум? Лобовую атаку в стиле камикадзе? Может, броситься к нему в объятия и покрыть поцелуями красивое лицо?
Напрягшись, Деа неловко замялась у двери.
Ничего, быстро ответила она. Даже красиво.
Спасибо, улыбнулся Коннор.
Мне, наверное, домой пора, сказала Деа, сама не зная зачем. Не то из-за затянувшейся паузы, не то не могла решить, присесть на кровать или остаться стоять. Или потому, что ей не терпелось проникнуть в его сон, не спеша побродить и оставить надпись: «Я хочу тебя поцеловать».
Уже? Коннор сел. Разглядывая его лицо, Деа решила, что больше всего ей нравится подбородок: с таким подбородком никто не рискнет связываться. Не хочешь фильм посмотреть?
Фильм?
Ага, кивнул Коннор. Попкорн, диван и кино. Воскресная классика.
Ну хорошо, решилась Деа, мстительно подумав о Мириам, которая, наверное, бегает по дому и смотрит в окна, ожидая возвращения дочери. Придумывает очередную ложь.
Отлично, Коннор встал. Только попкорна у меня нет, придется его вообразить. Я даже куплю тебе воображаемую колу.
Это по-рыцарски, похвалила Деа. Но я девушка современная, заплатим пополам.
Они смотрели боевик, сидя рядом на диване, при каждом движении касаясь друг друга бедрами. Деа не понимала одного из главных героев, говорившего с ирландским акцентом, и иногда теряла нить сюжета, но решила, что это лучший фильм в ее жизни. Когда вернулись отец и мачеха Коннора, он представил Деа как свою подругу. Это слово показалось ей сладким, как долгий солнечный сон о пикнике.
Прежде чем уйти, она сделала вид, что ошиблась дверью в поисках туалета, и сунула в карман одну из медалей Коннорана всякий случай.
Глава 7
Теперь у нее стало два друга. Деа словно попала в иную реальность, где сила тяжести меньше и все легче и проще.
Вместо того чтобы ждать автобуса с риском получить пустой банкой из-под колы от Морган Девоу и Хейли Мэдисон, Деа с Голлум ездили в школу на «тахо» Коннора. В столовой они с Коннором и Голлум ели жареную картошку и спорили, подходит ли к ней майонез (Голлум высказывалась за, Конноркатегорически против).
Придя поболеть за школьную команду, они сидели на трибуне, втроем обернувшись огромным одеялом, которое Голлум нашла в амбаре (от одеяла сильно пахло овсом). Не обращая внимания на матч, они притворялись учеными, наблюдающими за чужеземными социальными группами и загадочными брачными ритуалами. Танцы были единодушно отвергнуты, и троица отправилась на машине Коннора на заброшенную ферму, где устроила в поле ночной пикник с кукурузными чипсами и сдобренным виски горячим шоколадом, который Коннор принес в термосе. На Хэллоуин они решили одеться бутербродом с мармеладом и арахисовым маслом. Голлум была мармеладом и с головы до ног разоделась в малиновое, Деа была маслом и пришла в коричневом, а Коннор ничего особого не надевал, просто сжимал девочек в медвежьих объятиях и вопил: «Сандвич!»
Коннор либо не понимал, что подружился с двумя отъявленными неудачницами, либо не обращал внимания. Он никогда не дразнил Голлум за ее одежду или за бесплатные обеды, которые она ела в столовой, но в остальном подкалывал по любым поводами за переживания за Гарри с Гермионой («Это так очевидно!»), и за любовь к «Лед Зеппелин», и за отказ пользоваться общественными уборными. Коннор ни слова не сказал о слухах, которые до него наверняка доходили, что Деа с матерью каннибалы и зомби, высасывают кровь у местных животных и поклоняются дьяволу. Он не расспрашивал, почему на физкультуре Деа сидит на лавочке и иногда начинает задыхаться, хотя идут они совсем не быстро.
Коннор не скрывал, что тоже ненавидит Филдинг. Он практически не общался со своим кузеном Уиллом Бригсом: встречаясь в коридоре, Уилл иногда бурчал: «Привет», а Коннор иногда кивал. Вот и все общение.
Счастья Деа не могли омрачить подобные мелочи. Она не интересовалась, почему Уилл Бригс чуть ли не боится встречаться взглядом с Коннором, словно тот может его сглазить.
Она не слышала слухов о Коннорепересказываемых шепотом историй о том, что случилось с его матерью и маленьким братом; сплетен о том, что виноват в этом Коннор. Что он убийца, сочинивший нелепую байку о невидимых злоумышленниках, проникших в дом, что у него на руках была кровь, что папаша на уши встал, лишь бы Коннора не упекли в психушку. Что какая-то женщина пишет об этом книгу и собирается рассказать всю правду.
Ничего этого Деа не зналаона общалась только с Коннором и Голлум.
Часть II
Жила-была беременная женщина, которой приснилась другая женщина, тоже ожидавшая ребенка. Женщина, которой привиделся сон, была очень больна. Врачи говорили, что она умирает. Она целых два дня провела в забытьи, не говорила и не шевелилась.
Только спала, спала и спала.
Когда она лежала на больничной кровати, завернутая в холодные, как толстый слой льда, простыни, ей приснилась другая женщина, с тугим и круглым, как миска, животом, лежавшая в заснеженном поле. Но снежинки опускались плавно, будто перья, и согревали, и женщина во сне смеялась, широко открывая рот и запрокидывая голову, обнажая розовый язык.
Настоящая женщина почувствовала щекотку снежинок, стук сердца той женщины и шевеление ее ребенка в том небывалом заснеженном мире, где снег мягок, как поцелуи.
Я тебя спасу, сказала ей женщина из сна, вдруг открыв глаза и положив руку под пальто на свой большой живот, внутри которого билось маленькое сердечко. Мы тебя спасем, ты нас только впусти.
И тогда снег стал рекой пластмассы, скользнувшей в ее горло, и разошелся, образовав белые стены, и мир превратился в крик.
В два крика.
Женщина, которую считали обреченной, пришла в себя и увидела, что родила красивую девочку с глазами голубыми, как льдинки, и кожей цвета снега.