Манипулятор вонзил иглу локализатора аборигену в живот, и абориген взвыл от боли, чуть ли не до треска стиснув зубы. Он выпучил глаза, и забился на стуле, когда манипулятор выкачал из него ветвистую фиолетовую пыльцу, повисшую на стекле ампулы, подобно паутине. Пыльца мерцала, бросая на стены тусклый фиолетовый свет, крики аборигена усиливались. Вены на его шее вспухли, и он надрывал голосовые связки.
Джонатан напрягся, боролся с желанием крикнуть «Стоп!», и с отвращением к себе наблюдал за страданиями аборигена. Глаза его растеряли всякую радость, став как черная бездна, источавшая непередаваемый ужас. Крики его терзали сердце Джонатана.
Я знаю, что ты чувствуешь, и знаю, что хочешь сделать, вкрадчиво и спокойно произнес Ривз. Но если осмелишьсятебя лишат всего, включая жизнь твоей матери. Мы должны посвящать себя процветанию и выживанию общества, должны действовать вместе ради большого блага. И если ты вдруг вздумаешь попереть против желания толпы, то тебя раздавят. Все изгои имеют низкую социальную ответственность, когда вырастают, и нереализованное желание приобщиться к остальным заставляет их мстить.
Мразь, прошептал Джонатан.
Что ты сказал? не расслышал Ривз.
Наслаждайтесь зрелищем, господин губернатор, ответил Джонатан с нарочитой вежливостью, хотя в душе желал разбить голову Ривза о стену. Он не отводил от аборигена взгляда, специально мучаясь от последствий собственных поступков.
Манипулятор по специальной трубке перекачал пыльцу в соседнюю комнату трансформации, что была этажом выше, и абориген испустил дух, медленно закрыв глаза.
Вот и всё, безразлично произнес Ривз. Больше пустых волнений.
Таких будут миллиарды. И их кровь на наших руках. Я всю жизнь мечтал переубедить мать, доказать ей, что наука способна приносить добро, но, похоже, она была права.
Нет черного и белого, философски заметил Ривз. Загубив один миллиард жизней, ты спасешь два миллиарда других. Имей смелость идти на жертвы ради блага большинства. Даже если речь идет о твоей жизни. Кстати о жизнях, а можно ли за одного аборигена получить тройняшек?
Максимумдвойняшек, неохотно ответил Джонатан. Компания Ривза была ему неприятна.
Они поднялись на второй этаж по шумной лестнице, и вошли в комнату трансформации.
Внутри пахло медицинскими препаратами, мерно гудела машина струнного узи, и над миловидной девушкой, лежавшей на операционном столе, возились врачи. Осматривали ее, прослушивали, что-то проверяли. Врач отстранил от живота девушки сканер, и одарил Джоната одухотворенным взглядом.
Господин Суонсон, она беременна!
Джонатан, милый! тихо произнесла Роза, плача.
Лицо Розы было преисполнено счастьем, заплаканные глаза будто бы светились, и излучали радостную энергию. Она не могла поверить, что станет матерью, и несбыточная мечта осуществилась.
Милый, это благодаря тебе, Роза нежно взяла Джонатана за руку. Если бы не ты, то у нас никогда не было бы детей. Я так счастлива!
Кажется, у вас двойняшки, улыбнулся врач. Вижу на сканере две. А, нет, даже три амплитуды! Невероятно! Тройняшки! Это. Ох, господин Суонсон, отойдемте в сторону. Мне надо вам кое-что сказать. Я вспомнил.
В чем дело? заволновалась Роза, и привстала.
Не переживайте, госпожа Суонсон, успокоил врач, и уложил ее обратно на подушку. Всё в порядке. Вопрос рабочий.
Врач захватил с собой сканер, и увлек Джонатана в коридор, подальше от двери.
Врач оглянулся, сжал губы, и взглянул на Джонатана с сомнением, будто бы собирался сообщить что-то важное. Джонатан заволновался, тихо сглотнул, и вопросительно взглянул на врача.
Вы только не горячитесь, господин Суонсон, осторожно произнес врач. Но я человек чести, и не могу молчать, врач вздохнул.
Да говорите уже, в нетерпении спросил Джонатан, затаив дыхание. Уж больно поведение врача взволновало. В чем дело?
В общем, врач внимательно глянул Джонатану в глаза. Амплитуда всех детей, кроме одного, сильно отличается от вашей. Остальные принадлежат губернатору Ривзу, и этому беглому бизнесмену, раскрывшему обман песен, Грэю. У которого компания называлась «Фарвелл-комьюнити». Я понимаю, звучит нелепо, но вот сканер, вот, держите! Убедитесь сами. Вы же. Да, вижу, разбираетесь в этом.
Вы хотите сказать. мрачно спросил Джонатан, отдавая врачу сканер. Я все понял, лицо Джонатана стало спокойным. Спасибо.
Только я вам ничего не говорил, попросил врач. Просто посчитал, что вы должны знать.
Врач торопливо кивнул, и поспешил скрыться в комнате трансформации, застучав туфлями по полу. Джонатан остался стоять, как вне себя, и не мог ушам своим поверить. Сканер не врал. В груди неприятно защемило, а руки задрожали от злобы, что болезненно скручивала существо Джонатана.
Обман осознавался с болью.
Роза и Джонатан были в браке двадцать лет, и она не давала даже намека на измену. Никаких оснований подозревать не было. Она говорила ему о светлой и безграничной любви, и он не мог допустить мысли о лжи.
Так происходит всегда.
Как бы красивы не были дифирамбы о дружбе и любви, нужно смотреть только на поведение человека. Самый близкий, не вызывающий подозрений, способен вонзить нож в спину, и тот же час отказаться от слов, произнесенных день назад.
Никакой радости от новости об отцовстве Джонатан не испытал. Слишком велика оказалась цена такого счастья. Было бы не так паршиво, если бы жизнь аборигена обменяли на детей от верной женщины, а не потаскухи, считал Джонатан.
Джонатан сидел на кухне в своем дворце, и видел в приоткрытом окне звездное небо. Он думал о дальних мирах. Интересно, а у какой звезды было лучше? На какой планете зеленее трава, и где жили хорошие женщины?
Неважно.
На любой планете, подальше отсюда, Джонатан видел будущее более ярким и светлым. Ему был отвратителен дом, настолько, что он хотел бросить всё, и улететь прочь на звездолете.
Роза расставляла на столе дорогостоящие стеклянные тарелки, с Земли. Джонатан почуял приятный аромат жареной рыбы и свежей зелени, но есть ему не хотелось.
Он покосился на свою порцию аппетитного белого лосося, а затем снова глядел в окно.
Мама подоспела как раз к ужину, и радостно улыбалась, усаживаясь за стол.
Милые мои, я очень за вас рада. Розочка, как ты назовешь детей?
Я думаю, что Данни, Линда, и Ирма, ответила Роза. Знаете, я тут порылась в сети, и узнала значения этих имен. Решила, что угрюмому Джонатану они точно понравятся. Он ведь так придирчив к деталям. Что скажешь, милый?
Ага, сухо ответил Джонатан, и, почувствовав его настроение, мама и Роза заволновались.
Сынок, что с тобой? встревожилась мама.
Джонатан задумчиво побарабанил по столешнице пальцами, несколько секунд смотрел в тол, а потом серьезно взглянул на Розу, и у нее мурашки по спине пробежались.
А помнишь, милая, наше первое свидание? Мы ели именно такую рыбу, из этих же тарелок. Ты рассказывала, как никогда и никого не предавала. Что знаешь о верности больше, чем кто бы то ни было, так ведь? Ты же мне не изменяла?
Роза покосилась влево и вверх, и Джонатан стиснул зубы, хотел в сердцах обрушить ладони на стол, но с трудом сдержался. Если реакцией на вопрос становилось такое направление взгляда, вверх-влево, то человек, скорее всего, врал.
Я должен улететь, Джонатан резко встал, скрипнув стулом. Не пытайтесь меня искать. Всё имущество оставляю маме.
Мать бросилась Джонатану в ноги, когда он засеменил к выходу, и слезно умоляла его остаться, Роза виновата плакала у окошка, но ничто не вызывало в Джонатане жалости. Он был ослеплен злобой, игнорировал просьбы, и никого не слушал.
Я правда тебя люблю, Джонатан! Милый, прости меня. Это вышло по ошибке все, умоляла Роза, обхватив Джонатана за руку, и повиснув на ней. Лицо ее выражало горе и сожаление, щеки ее вымокли в слезах, и были испачканы полосками размытой туши, но Джонатан не верил этому горю.
Он грубо оттолкнул Розу, крикнул «Шалава!», и хлопнул за собой дверью. Он прыгнул в салон звездолета, долетел до дома Ривза, и там договорился с ним о совместных полетах на проекты «Экспансии». Ривз не стал спрашивать о причинах, и охотно принял Джонатана в компаньоны. Ривз обещал ему и власть, и деньги, но Джонатану было плевать.