Уставший и надломленный, он еще нескоро вернулся в лагерь. Только когда понял, что смертельно замерз. Подойдя к одному из костров, окружённому небольшой группой, он уселся на мешок, сваленный с другими неподалеку. Кто были эти люди, стоящие около него, Брэзен не видел. Да ему было все равно, как и незнакомцам: вопросов те задавать не стали. Переговариваясь между собой, пару раз попытались втянуть его в беседу, но Брэзен остался безмолвным. Мысль о беспечных беседах про завтрашний обед или формы новой сотрудницы кухни ему претила, но и уйти он не мог: сил не осталось. Замерзшее тело начало оттаивать, наливаясь тяжестью. Брэзена разморило. Мозгу было тошно слушать все это, но тело было слишком грузным, чтобы двигаться. Обездвиженный приятным теплом, он удобно устроился на мешках. Сознание начало уплывать, разговор исчезать, пока не стал доноситься только с самых задворков сознания. Голова очистилась, став совершенно пустой. Находясь в приятной дреме, Брэзен не заметил, как наступило утро.
В себя он пришел от топота. Лагерь, очнувшийся после недолгого сна, начинал просыпаться. Первые люди выходили из палаток, тушили факелы. Некоторые проходили мимо, направляясь к месту несения службы. Все громче разносились утренние шорохи. Костер перед Брэзеном еще горел, но солдат, что, казалось, были здесь еще недавно, уже не было, они, как и все, ушли на свои посты. Брэзену тоже было необходимо просыпаться и идти на склад: смена скоро должна была начаться. Но сделать это было не так просто. Отчасти оттого, что теплое место покидать не хотелось, но, что более вероятно, после вчерашних находок не хотелось быть частью этой мерзкой и жестокой машины. Впервые в жизни Брэзену захотелось прогулять работу. От этой мысли он даже хмыкнул: слишком сильно это было похоже не на него, но на Повалэча. Но сидеть без дела было тоже нельзя. Теперь Брэзен знал наверняка: если он не сделает хоть что-то, Традьютриз, без сомнения, умрет.
Осторожно поднявшись, Брэзен отряхнул и поправил форму, протер глаза, а затем двинулся вперед, но не к складу, а знакомой дорожкой к госпиталю, прямо к Книру. Недавний гнев пропал, вышел вместе с энергией. Осталась пустота. Словно Брэзен был полой оболочкой, которой были чужды чувства. Единственное, что в ней сохранилось,это холодная решимость.
Дойдя до госпиталя, он, ни минуты не колеблясь, вошел. Как и ночью здесь были дежурные. Не обращая на их приветствия внимания, Брэзен двинулся прямиком к знакомому кабинету. По шаркающим шагам стало очевидно, что владелец уже тамон отличался заметной пунктуальностью. Не церемонясь, Брэзен вошел.
Разрешите обратиться.
Вот же черт! Ты что, совсем ополоумел, или молодежь у нас совсем разучилась просить разрешения войти для начала?
Несмотря на высокий тон, ни один мускул на лице Брэзена не дрогнул.
Разрешите обратиться.
Вот заладил. Ну что у тебя на этот раз?
Я все по тому же вопросу.
Книр шумно вздохнул. Разговор ему явно не нравился.
Послушай, ты Как там тебя?
Брэзен Наивни.
А, впрочем, неважно. Мне кажется, я тебе уже доходчиво объяснил, не твое это дело. И даже не мое. Что тут неясного? Или ты у нас особенный, не понимаешь, когда тебе что-то говорят?
Никак нет.
Тогда в чем, черт возьми, твоя проблема?
У меня их нет, однако есть несколько вопросов, ответы на которые я хотел бы получить.
Вопросы?!
От гнева Книр задохнулся. Его голос стал таким высоким, что уже был готов сорваться на крик, но осознание того, что он находится в госпитале, где его могут услышать люди, которые должны были знать как можно меньше, заставило замолчать. Подавив крик, он продолжил.
Вопросы? У тебя? Ты сопляк. Ты кто такой, чтобы задавать вопросы мне? Ты тут никто! У такого дерьма, как ты, вопросов быть не может. Твое дело выполнять все, что тебе говорят, и без вопросов!
Брэзен взглянул ему прямо в глаза. Он чувствовал себя едва ли не сумасшедшим, потому что в это мгновение он не испытывал страха. Он был спокоен.
Да, несколько вопросов, относительно инъекций кокаина заключенным.
Озверевший Книр подошел как мог близко. Кожей Брэзен чувствовал его дыхание. Это зловоние обжигало, но Брэзен не двинулся ни на миллиметр. Сохраняя спокойствие, он уверенно и прямо смотрел противнику в глаза. В них была неприкрытая ненависть, горячая и обжигающая. Брэзен был уверен, что не находись бы он тут, где их могли увидеть, Книр бы не стал сдерживаться. Он бы, как минимум, разбил Брэзену лицо. Рука Книра, сжатая в кулак, дрожала, выдавая во владельце внутреннюю борьбу.
Что, твои дружки пленные рассказали?
Это не имеет значения. Но, видимо, это правда.
А что, если и так? Какое твое дело?
Это негуманно.
Красный от злости до этого, Книр внезапно изменился в лице. Брэзен не мог понять, чем вызвана эта перемена. В следующее мгновение полковник разразился своим противным лающим смехом. Брэзен понимал, что тот потешается над его наивностью, но продолжал держаться спокойно.
Ну, сопляк, ты даешь. Негуманно. Тут, к твоему сведению, война.
Это не разрешает Вам использовать такие методы.
Это какие такие? Давать заключенным кокаин?
Да. Это слишком опасное вещество.
Преисполненный какого-то скрытого бахвальства, Книр снова навис над Брэзеном.
И что?
Глаза полковника блестели, выдавая надменность.
Это пленные. Они не люди. Скажи спасибо, что они вообще живы.
Несмотря на то что они пленные, Вы не имеете права так с ними обращаться.
Не имею права, говоришь? Они кто? Скот! Нет, даже хуже скота. От скота хоть какая-то польза. А они грязь. И принадлежит они Червене. У меня есть полное право делать с ними все, что я посчитаю нужным. Захочубуду давать им лекарства, а не захочуне буду. Будет моя волятак будет им пища, а если они мне не понравятся, то предложу штабу избавиться от них. Ему они тоже больно нужны.
Вы не посмеете!
О, мое ты наивное дитя, ты хоть знаешь, почему они все еще живы? Все благодаря мне. Сначала штаб хотел просто избавиться от них, но я настоял на том, чтобы их использовали. Мы давно хотели синтезировать вещество на основе кокаина, обладающее обезболивающим действием, но не вызывающее привыкания, но вот незадача, было не так много добровольцев. А тут на тебедобровольцы сами ко мне пожаловали. Глупо было не воспользоваться ситуацией. Как думаешь, что будет, если я скажу начальству, что подопытные мне больше не нужны?
Маска сдержанности спала с лица Брэзена. Он прекрасно понимал, что будет в таком случае. Наблюдая за реакцией Брэзена, Книр расплылся в мерзкой улыбке, обнажая пожелтевшие от курения зубы. Негодование, отразившееся на лице Брэзена, его явно забавляло.
Вы не можете так поступить. Мной получена бумага, что Традьютризу Жюнез, одному из заключенных, даруют свободу.
Ох, вот как. Так у тебя, значит, и документы есть.
Пока нет, но они скоро будут здесь.
О-хо-хо, вот незадача. Понимаешь ли, без документов я ничего не могу поделать. Дружку твоему придется остаться с остальными.
Откровенно издеваясь, Книр смаковал момент.
Это еще не конец. Документ придет. Вот увидите!
Но до этого момента, кажется, ничего не поделать. Да и тебе тоже, кажется, пора, смена уже давно началась.
Категорично выпрямившись, полковник явно давал понять, что разговор окончен.
Аргументов у Брэзена не осталось. Что еще можно было сделать? Без документов Книр Традьютриза не отпустит. Если настаивать на освобождении, то неизвестно, что с переводчиком будет, вероятно, его просто убьют. Только оставаясь в бараке, тот находится в неком отдаленном подобии безопасности. Да и продолжать злить Книра тоже было глупо, пока от него зависела жизнь его друга. На время Брэзен решил отступить. Медленно развернувшись, он двинулся к выходу.
И еще.
Застыв в проходе, Брэзен обернулся.
Я тут вот думал, ты же у нас врач, но на военного врача не похож. Видно, до этого ты у нас обычным гражданским врачом был, а если так, то в университете каком учился. Так?
Нехотя, скрипя зубами, но Брэзену пришлось ответить.
Обтижнэ.
Ого. Вот это ты, конечно, даешь!
Неискренне восхищаясь, Книр даже присвистнул.
Самый хороший медицинский вуз в Червене. Неплохо-неплохо. Но я слышал, что там не только баллы хорошие нужны, но еще и деньги. Ага. И где же, спрашивается, такой молодчик, как ты, деньги взял? Может, родители помогли? Кем родители твои работали-то?