Не голодная, сказала она.
Я люблю Меган, и она совсем не толстая, но мне доводилось видеть, как она уминает двойные бургеры и большую картошку фри, да еще запивает это молочным коктейлем. Я пригляделась к нейпо-настоящему пригляделасьи заметила, что она похудела, может, килограммов на пять. Штука в том, что мы все теряем вес, и такое запросто можно упустить. Это что-то вроде луны: если на нее не смотреть, то можно притворяться, будто она такая как раньше.
Ты, вообще, ешь? спросила я.
Конечно ем, ответила она. Просто теперь мне много не нужно. Бог питает меня. А не пища.
Тогда зачем съедать даже половину сэндвича? спросила я. Даже не знаю почему. Это был не слишком вразумительный вопрос, так что не стоило ожидать вразумительного ответа.
Я подумала, что, если есть половину, то ребята не заметят, сказала она.
Они замечают. Я замечаю.
Осталось потерпеть всего пару дней. На следующей неделе уже никто не увидит, что я ем, а что нет.
Они там в твоей церкви не могут заставлять тебя голодать, сказала я.
Меган посмотрела на меня одним из тех жалостливых взглядов, от которых мне всегда хочется ее треснуть.
Преподобному Маршаллу не нужно нас заставлять, ответила она. Он верит, что мы услышим глас Божий.
Так это Бог велит тебе не есть? спросила я. Что, он призвал тебя и сказал «раздели свой арихисово-повидловый сэндвич с бедными горемыками»?
Начинаю думать, что ты и есть бедная горемыка, сказала Меган.
А я начинаю думать, что ты свихнулась, сказала я.
Мне уже давно приходят в голову такие мысли, просто я не произносила этого вслух.
Это почему? спросила Меган, и на мгновение в голосе у нее была та же злость, что в наши двенадцать лет.
Но потом она склонила голову, закрыла глаза и зашевелила губамив молитве, надо полагать.
Что? спросила я.
Молила Господа о прощении. На твоем месте, Миранда, я бы тоже просила о Божьем прощении.
Бог не желает, чтобы ты уморила себя голодом, сказала я. Как ты можешь верить в Бога, который бы потребовал такого?
Но он не требует. Честное слово, ты раздула целого слона из половинки сэндвича.
Пообещай, что не перестанешь есть.
Меган улыбнулась, и, кажется, это напугало меня больше всего.
Господь даст мне все необходимое для подкрепления сил. Знаешь, голод бывает разный. Одни еды страждут, а другие Божьей любви.
И она, непорочная Меган, посмотрела на меня так, что сразу стало ясно, в каком я лагере.
Завтра съешь свой сэндвич, сказала я. Побалуй меня. Если ты настаиваешь на голодовке, подожди хоть до субботы, чтобы мне не пришлось на это смотреть.
Тебе уже сейчас необязательно на это смотреть, ответила она и пошла прочь от меня к своим товарищам по церкви.
7 июня
Ночью мне приснилась Бекки. Она была в раю, который дико напоминал побережье в Джерси, как я его запомнила из поездки много лет назад, и приливы вели себя прилично, и Атлантический океан был лучшим в мире бассейном. Бекки выглядела как до болезни, с этими ее длинными светлыми косами. Я всегда страшно завидовала ее волосам, когда мы были мелкие.
Это рай? спросила я.
Да, рай, ответила она и закрыла громадные ворота, так что я оказалась по другую сторону от нее и океана.
Пусти меня, попросила я. Это Меган сказала тебе не пускать меня в рай?
Бекки рассмеялась. Я так давно не вспоминала ее смех. Она была ужасно смешливая, и всякий раз мне тоже становилось смешно. Мы иногда хохотали по пять минут кряду, даже не зная, над чем.
Меган не виновата, сказала Бекки. Виновата ты сама.
Что я такого натворила? спросила я.
То есть заскулила, вообще-то. Даже во сне мне казалось, что можно было задать вопрос пристойнее.
Ты не можешь попасть в рай, потому что ты не мертва, сказала Бекки. Ты недостаточно хороша, чтобы быть мертвой.
Я буду. Обещаю, сказала я и проснулась.
Меня аж трясло после этого сна. Он не был похож на кошмар. Я вообще не знаю, на что он был похож. У меня нет слов описать, каково этокогда тебя не пускают в рай, а тебе так отчаянно хочется туда, что ты даже умереть готов.
Школапустая трата времени. У меня только английский и история: все остальные учителя не явились. На английском мистер Клиффорд читает вслух короткие рассказы и стихи. Мисс Хэммиш пытается как-то обозначить для нас исторический контекст, но пол-урока уходит на чей-нибудь рев. Я еще не плакала в школе, но подошла к этому вплотную. Вне уроков мы болтаемся по школьному зданию и обмениваемся слухами. Один пацан сказал, что знает, где до сих пор работает «Дэйри Куин», но нам не скажет. Другая девчонка заявила, что электричества больше не будет, а ученые работают над тем, чтобы использовать солнечные батареи. И конечно, многие говорят, что луна все приближается и мы умрем к Рождеству. Сэмми, похоже, убеждена в этом.
За обедом Меган разломала свой сэндвич и отдала половину Сэмми и половину Майклу.
При этом она посмотрела на меня и подмигнула.
8 июня
В последнее время я стараюсь избегать новостей. По крайней мере это оправдание для моего безразличия ко всему, что происходит за пределами моего маленького уголка Пенсильвании. Какое нам дело до землетрясений в Индии, Перу или даже на Аляске?
Ну ладно, не совсем так. Я знаю, кому есть дело. Мэтту и маме, и если новости как-то связаны с бейсбольными игроками, то и Джонни тоже. Зная папуему есть дело. И миссис Несбитт.
Только мне все равно. Я притворяюсь, что мир не разваливается на части, потому что мне не хочется, чтобы он разваливался. Не хочу знать о землетрясении в Миссури. Не хочу знать, что Средний Запад тоже может исчезнуть, что это все не просто приливы и цунами. Не хочу бояться еще чего-то.
Не для того я заводила этот дневник, чтобы он стал хроникой смерти.
9 июня
Последний день перед последним школьным днем, что бы это ни значило.
На этой неделе, когда дали электричество, кто-то воспользовался им и распечатал кучу флаеров, где говорится, что, если мы хотим передать одеяла, еду и одежду для нуждающихся в Нью-Йорке и Нью-Джерси, то надо принести это все в пятницу.
Мне стало хорошо от этой бумажки. Отличная идеяпомочь кому-то. Ведь в Миссури-то мы ничего не повезем, потому что бензин уже по двенадцать долларов и почти все заправки закрыты.
Я положила листочек перед мамой, которая сидела за кухонным столом и рассеянно глядела в окно. Она все чаще и чаще предается этому занятию. Правда, других занятий у нее не много.
Флаер привлек ее внимание. Она прочла его от начала до конца, потом взяла и разорвала напополам, потом на четвертинки, потом на восьмушки.
Мы ничего не отдадим, сказал она.
На мгновение я задумалась, моя ли это мать или в ее тело вселилась какая-то чужая бесчувственная личность. Мама всегда первая всем делилась. Она царица благотворительных продуктовых пайков, и донорских дней, и плюшевых мишек для приемных детей. Я очень люблю эту ее черту, хоть и знаю, что мне никогда не дотянуть до такой щедрости.
Мам, сказала я, мы же можем поделиться парой одеял.
Откуда тебе знать? спросила она. Откуда ты вообще можешь знать, что нам понадобится этой зимой?
Зимой? К зиме все снова придет в норму.
А если нет? Что, если не будет дизельного топлива для котельной? Что, если единственное средство не замерзнуть до смертиэто лишнее одеяло, вот только у нас его нет, потому что мы отдали его в июне?
Дизельное топливо для котельной? переспросила я, чувствуя себя полной дурой и только повторяя за ней как попугай. К зиме будет топливо.
Надеюсь, ты права. Но пока мы ничего не отдадим никому, кто не является членом семьи.
Если бы так же рассуждала миссис Несбитт, мы бы не попробовали ее яиц.
Миссис Несбитт член семьи. Бедолаги из Нью-Йорка и Нью-Джерси пусть сами добывают себе треклятые одеяла.
Ладно. Прости, что вообще заговорила об этом.
В этот момент мама должна была прийти в себя, извиниться и сказать, что у нее расшатались нервы от стресса. Но ничего подобного не произошло. Взамен она просто вновь уставилась в окно.
Я разыскала Мэтта, что было не очень сложно, так как ему тоже нечем заняться. Он лежал у себя на кровати и пялился в потолок. Наверное, со следующей недели это будет и мое основное занятие.