Старуха улыбнулась еще шире и сдавленно закряхтела в недобром смехе.
Волновалась она! Аж на третий день пришла Сначала довела меня до могилы, а потом, посмотрите-ка на нее, начала волноваться?!!
Как я довела вас? Что же я сделала?
Она спрашивает«что она сделала?», вы только посмотрите, да потому что тысука! Гнилая сука! Я все про тебя, сука, знаю ты ведь пришла в мой дом чтобы обокрасть меня и свести в могилу, а потом дать под зад моему сыну и жить с награбленным, трахаясь с уличными мужиками! Потому что ты еще и шлюха! Шлюха-а-а Шлюха-а-а-а, - свирепо хрипела бабка, разбрызгивая капли слюны по подбородку, исказив лицо в гримасе ненависти, сузив глаза до двух полыхающих злостью узких полосок.
Женщина смотрела на свекровь, окаменев. Поначалу растерявшись от подобной неоправданной агрессии. А после решив, что, если бабка сейчас подохнет от повторного кровоизлияния, тратя силы на проклятия, то пусть так и будет. Ибо поделом ей.
Но та внезапно, словно кукла с закончившимся заводом, закрыла веки и замолчала.
В тишине прошло несколько минут. Неловких. Томительных. Мучительных. В течение которых женщина начала опасаться, что бабка могла либо действительно испустить дух, либо просто заснуть.
Прождав в тишине еще некоторое время, она положила на тумбочку пакеты с едой, осмотрелась по сторонам на две оказавшимися пустыми больничные кровати и на пыльные окна, занавешенные наполовину казенными шторами в мелкую клетку.
Бабка же продолжала лежать неподвижно, с закрытыми глазами, будто холодная мраморная статуя.
И тут, когда женщина решила, что прождала достаточно долго, и начала движение в сторону выхода из палаты, то бабка тут же открыла глаза и рявкнула.
Стой, дура! Куда пошла?!!
Вам, бабушка, нужен отдых. Еда тут на тумбочке. А я пойду. Меня дочь на проходной ждет. Ее внутрь не пустили. Волнуюсь, - в оправдание пробормотала женщина.
Заткнись! отрезала бабка, и слушай
Тонкое больничное одеяло на старухе зашевелилось и из под него показалась рука, смуглая до черноты, морщинистая, с изуродованными артритом пальцами, оканчивающимися длинными, давно не стриженными ногтями. В руке у бабки показался небольшой мешочек. Хорошо знакомый снохе мешочек, в котором старуха хранила свои камни для гадания. Сорок один камень в форме небольших фасолин мутно-сероватого оттенка. С желтоватыми прожилками. Такие старые, что казалось они были родом из средневековья. Кое-где потрескавшиеся и сколотые. Но в остальном гладкие, отполированные десятками, а может сотнями лет использования. Они чуть слышно брякнули в мешочке, словно проворчали, что их покой снова посмели потревожить.
Женщина помнила, как старуха частенько после ужина удалялась в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь, и долго не выходила, не беспокоя сноху поручениями, давая ей возможность немного отдохнуть от бытовых обязанностей. Как-то, когда бабка с сыном ушли в гости, то она, снедаемая любопытством, пробралась в старухину комнату, и после недолгих поисков, между подушками на кровати, наткнулась на этот мешочек, развязала узелок и высыпала на руку россыпь камней, догадавшись, что бабка использует их для старого народного гадания на сорок одном камне. Покрутила их в руках, подивившись странному ощущению на коже, когда прикасалась к этим камням, а потом сунула на место.
Слушай меня! Внимательно слушай! продолжала шептать старуха, выпустив мешочек из рук и костлявыми пальцами больно схватив женщину за локоть, заставив ту низко наклониться над ней, приблизив свои ссохшиеся губы женщине к уху, мне на тебя, сука, все равно, что ты сдохнешь или нет. Мне до этого нет дела. И знаю я, что и сынок мойпропащий. Да, пропащий. Признаю признаю Но девочку маленькую жалко Мою крохотулечку Кровиночку Жеребеночка моего тут, к удивлению снохи, голос бабки дрогнул, и ей показалось, что старуха, никогда не позволявшая себе показывать кому-либо свою слабость, была готова заплакать
Бабушка, я слушаю, говорите, ответила женщина, по заученной привычке проглотив оскорбления в свой адрес, и чувствуя, что старуха готова ей сказать что-то действительно важное.
Гадала я на камнях моих, в тот вечер, когда ударило меня давлением. Открывала я будущее, смотрела, когда умру и что будет с сыном моим после смерти. Хотела еще тебя проверить, сука, будешь ли ты верна моему сыну или сбежишь от него со всем нажитым. Но открылось мне другое. Страшное! Слушай меня внимательно и запоминай! Камни ложь не говорят. И сказали мне камни, что скоро будет на земле большая порча. Даже больше то, что сейчас творится. Темнота опустится. Солнце почернеет. И люди все будут сильно болеть. И никто не сможет вылечиться. И станут от этой хвори люди зверями, питающимися плотью, страшными дьявольскими демонами И не останется больше ничего на Земле, только смерть и страдания. И будут бродить стаи этих зверей в поисках оставшихся людей, чтобы насыщаться ими
Услышав подобные откровения старухи, сноха невольно отпрянула, решив, что бабка все же не в себе, раз говорит подобную нелепицу.
Поди, сука, сюда, и слушай меня, вновь схватила старуха ее за локоть на удивление сильными твердыми пальцами, опять притянула к себе, и зловещим шепотом продолжала, я отсюда уже не выйду, конец тут мне, и сыну моему конец, я знаю Пусть Но ты спаси внучку! Только спаси мою внучку. Заклинаю тебя! Умоляю! Только на тебя надежда Пожалуйста, последняя просьба моя к тебе Не откажи! Знаю, что суровой к тебе была Но как по-другому?!! Ну прости меня! Хочешь на колени встану перед тобой!?? Хочешь?!! жалобно запричитала старуха, дёрнувшись под одеялом в безуспешной попытке сползти с кровати, а не послушаешь меня и погубишь девочку, голос старухи снова стал твердым и угрожающим, то знай, что с того света тебя достану и отомщу, сука ты окаянная
На этот раз сноха резко отбросила руку старухи и подальше отошла в сторону от кровати. Старуха же попыталась дернуться за ней, но не смогла сдвинуться с места, продолжая бормотать сухими губами, сверля сноху злобным безумным взглядом.
Постояв в нерешительности на месте несколько секунд, женщина, не сказав старухе больше ни слова и не прислушиваясь к ее бредням, решительно подошла к тумбочке, достала из сумки банки с едой, вывалила содержимое в пару казенных, оставленных кем-то на тумбочке тарелок, а после бросилась с пустой сумкой к выходу из палаты. Пробежала через длинный коридор к выходу из отделения, рванула на себя дверь, обнаружив дочь послушно ожидающую ее на выходе, схватила ту за руку и направилась к лестничному пролету по направлению вниз.
Когда они выбрались из здания больницы, то женщина заметила, как к ней приближается молодая девушка в маске и с микрофоном в руке, а позади нее показался долговязый парень с видеокамерой на плече.
Здравствуйте. Вы не будете против ответить на несколько вопросов для зрителей КТК? спрашивает та у нее.
Нет! Нет!!! испуганно отстраняется от журналиста женщина, резко дергая девочку за руку, не волочись! Быстрее! командует она дочери. Обернувшись назад, она замечает, что девочка держит повязку в руках. Женщина замирает. Ее глаза над маской расширяются. Не снимай это!!! Не снимай!!! Одень обратно!!! кричит она, выхватывает маску из рук дочери и крепко завязывает ее на лице девочки
Когда через два квартала, они добежали до автобусной остановки, то женщина вдруг почувствовала острое першение в горле. Остановилась отдышаться, а потом согнулась пополам в скрутившем ее кашле
Шедевр
Тридцатое мая 2020 года. Суббота.
Мелкими глотками я пью терпкое, пахнущее запекшейся кровью и ржавым железом красное вино. Из высокого стеклянного бокала, принесенного из дома. Каждый его глоток будто начинает всасываться в плоть еще в полости рта, распускаясь на языке цветком из лесных трав и диких ягод. Чтобы потом юркнуть по пищеводу к желудку. И там, маленькой тепловой бомбой, взорваться и раствориться по всему телу.
В ногах болтаются три винные бутылки. Одна из них чернеет печальной пустотой. Две остальныенепочатые и полны обещаниями, что вечер только начинается. Чуть слышно играет музыка. Вечереет. Отсветившее свое за день солнце торопится завалиться за горизонт ярко-синего моря, словно уставший работник спешит упасть на мягкую подушку.