Спринтом преодолев несколько метров от конца «улицы», Мортенсен устремился за угол, где его скорость должна была предоставить особое преимущество. Подпрыгнув, он оттолкнулся от противоположной стены одной ногой, заскочив за угол к рядом стоящей стене, от которой оттолкнулся другой ногой. Выбросив вперед протянутые руки, словно абордажные крючья, майор зацепился за фальшивый подоконник.
Мятежники, осмелевшие после того, как штурмовики прекратили огонь, сами выскочили на улицу и стали обстреливать бегущего Мортенсена. Подтянувшись к окну, майор влез внутрь. Преодолеть относительно спокойную другую часть стены было гораздо проще, для этого понадобилось просто отпустить подоконник.
Падение было неловким, Мортенсен ударился о стену на полпути вниз. При приземлении что-то хрустнуло в левой ноге, и хотя майор почти не почувствовал боли, он заметил, что его спуск еще не закончилсянога подогнулась, и он рухнул на палубу.
Инстинкт заставил его схватиться за ногу. Он не мог вытянуть ее, но невозможно было сказать, сломана она или просто сильно вывихнута. Но времени подумать об этом не было: в следующую секунду в лицо Мортенсену врезался приклад лазгана. Град ударов прикладами и ботинками обрушился на его голову и спину. Это продолжалось неопределенный период времени: как только он пытался поднять голову, чтобы взглянуть на атаковавших его, или атаковать самому, его встречал новый ураган кулаков, пинков и прикладов. Наконец свирепое избиение подошло к концу, и Мортенсен попытался открыть глаза. Один глаз до сих пор горел от удара, второй успел заметить тень, мелькнувшую на полу перед ним.
- Приведите его ко мне, - послышался четкий, культурный голос офицера, и Мортенсена схватили и перетащили в соседнее помещение: он предположил, что это и есть центр полигона.
Оказалось, что это место выглядит разочаровывающе просто: открытое пространство, на котором стояли несколько скамей и стол с вокс-аппаратом, вокруг которого сидели несколько человек. Стены украшали знамена ульевых Домов и бандитская символикаКровавые из Подулья, судя по надписям, которыми ульевики изрисовали все поверхности вокруг, использовав куда больше краски, чем таланта.
Мортенсен не знал, оказался ли его план отвлечь вольскианцев на участок улицы столь успешным, или весь мятеж управлялся с этой жалкой сцены бандитского спектакля. Он предположил, что не потребовалось много усилий, чтобы поднять людей на восстание и возбудить свирепую ярость в их сердцах после того, что они претерпели от комиссара Фоско и его помощников. Майор сплюнул кровью, выплюнув при этом пару зубов и одновременно выразив свое отвращение к присутствующим: он не терпел слабости в людях, а от тех, кто находился в этом помещении, его просто тошнило. Во многом эти подонки заслуживали друг друга, и Мортенсен предпочел бы находиться в зловонных отсеках днища, чем в их компании.
За стеной начался ад. Должно быть, Теневая Бригада была уже на пороге, потому что Мортенсен слышал не только треск и шипение лазерных выстрелов, но и отчетливый грохот автопистолетов: теперь не было нужды в глушителях. Двое здоровенных часовых из охраны Экхардта, устроивших Мортенсену такую встречу, теперь подхватили его и подняли с пола, их толстые пальцы вцепились в обе его руки.
В углу помещения что-то догорало, смрад горелого мяса висел в воздухе. Обугленные останки свернулись в позе зародыша, вокруг лежали клочья черной кожи. Мортенсен мог лишь предположить, что это кадет-комиссар Борз, ненавистный приспешник Фоско. Сам же комиссар был еще жив, хотя избит до черноты, и крепко связанный, сидел на одной из скамей.
Фоско был обнажен до пояса, и те волосы, что еще оставались на его лысеющей голове, были мокрыми. По мрачному лицу и обрюзгшему животу комиссара стекали капли чего-то, в чем по запаху можно было угадать прометий. Это предположение подтверждала бочка у входа, на которую опирался старший лейтенант Дизель Шенкс.
Шенкс обратил на Мортенсена свои глаза мертвой рыбы. В этих глазах всегда было что-то темное и ненормальное, что-то, что нашло выражение в убийственной ярости мятежа, но даже без этого все равно проявило бы себя. Экхардт и Фоско своим упрямством могли довести друг друга до отчаянных мер, но Шенкс рано или поздно и без них бы нашел способ встать на преступный путь. Доказательством тому служил тот яд, который он вливал в уши капитана.
Экхардт обернулся.
Обадайя Экхардт был из тех, кого называют «шпилерожденными»: настоящий представитель ульевой знати. Для своего звания он был молодым и, как показал мятеж, импульсивным. Но он был харизматичным лидером, его внешность и манеру говорить можно было назвать романтичными. В некотором роде он был противоположностью самого Мортенсена.
Несмотря на буйное поведение своих мятежных солдат, капитан был одет безупречно, на его форме и фуражке не было ни морщинки, на широких плечах висел богатый плащ, на поясе дорогая сабля. Как и другие вольскианцы, он носил пояс определенного цвета, амулеты и татуировки, но даже эти бандитские украшения он носил не без вкуса.
Увидев Мортенсена, Экхардт изобразил добродушную улыбку.
- Майор Мортенсен? Мы не нашли вас в вашей каюте, - с сожалением произнес он.Право же, жаль. Вам бы не пришлось утруждать себя, совершая это неприятное путешествие.
- Без проблем, - прорычал Мортенсен.
- Прискорбно, что вы встали на сторону этого негодяя и его приспешников, - укоризненно произнес Экхардт.
Фоско внезапно взревел, изрыгая ругательства и угрозы распухшими губами и едва действующей челюстью. Экхардт подошел к комиссару, ругаясь в ответ, бешеная перебранканесомненно, одна из многих за последние часызакончилась, когда капитан мощным ударом сбросил комиссара со скамьи.
Взяв себя в руки, Экхардт снова повернулся к Мортенсену.
- Люди, подобные вам, не могут думать самостоятельно. Вы находите утешение в ваших приказах и долге, а между тем вы всего лишь пешки в руках этого тирана. Поэтому я и послал своих людей перерезать вам глотки.
- Я все еще жив, - поддразнил его Мортенсен.
Могучий удар по голове поверг его на колени, за этим последовало новое избиение. Пока громилы Экхардта наказывали дерзкого пленника, Фоско снова разразился руганью, что побудило Шенкса шагнуть вперед и врезать ботинком комиссару по почкам.
- Хватит!крикнул капитан. Теперь Экхардт трясся от злости, его глаза прищурились, он тяжело дышал.
- Ты безмозглое животное, Мортенсен. Эти трусы, запершиеся на мостике, послали тебя сюда для переговоров
Спина Мортенсена содрогнулась от хриплого смеха. Лицо Экхардта еще больше исказилось, превратившись в маску ненависти.
- Ты думаешь, это смешно, урод?!
- Да брось!прорычал Мортенсен сквозь смех.Я здесь не для переговоров с тобой, Экхардт. Я здесь, чтобы убить тебя. И что касается приказов и долга, можешь мне поверить, я убью тебя не только по долгу службы, но и ради удовольствия.
Часовые снова собрались обрушить на него приклады лазганов, но Экхардт остановил их. Мгновение назад глаза капитана пылали ненавистью и безумием, но внезапно он успокоился, снова превратившись в очаровательного дворянина.
- Только посмотрите на него. Вы выглядите просто ужасно, майор. Где вы так выпачкались, я и представить не могу. Лейтенант, давайте хоть немного приведем майора в надлежащий вид.
Шенкс взял ведро, плававшее в бочке, и зачерпнул в него прометия. Шагнув вперед, он окатил Мортенсена едкой жидкостьювероятно, тоже самое было с комиссаром Фоско и его помощником Борзом.
- Освежает, - произнес Мортенсен, когда часовые опустили свое оружие и отступили на шаг назад. Мятежники привыкли, что их жертвы вопят и бьются, когда едкий прометий попадает на раны и ожоги. Но майор лишь презрительно смотрел на них.
- Мы еще не так вас освежим, майор, - мрачно пообещал Экхардт.Для начала освежим вашу память. Гоморра, не так ли? По слухам, вас там обожгло с головы до ног, и вы после этого ничего не чувствуете. Давайте проверим, а? Шенкс, подай мне сигнальную ракету.
Когда лейтенант с видимым удовольствием передал Экхардту ракетницу, Мортенсен выхватил из ботинка вольскианский кинжал. Возможно, это был искренний страх снова гореть заживоесли Мортенсен еще мог испытывать такое чувствоили осознание, что это его последняя возможность действовать, но клинок был обнажен и жаждал крови.