Когда с частью рыбы было покончено, осоловевшая Николь пристроилась у борта, погрузив в прохладу руки, испачканные в крови. Рядом, в опасной близости покачивался на волнах увитый шрамами череп.
Спасибо тебе. Николь почти улыбнулась. Даже если ты решил меня откормить перед тем, как сожрать. Все равно спасибо. Только обещай, что моя смерть будет быстрой, хорошо?
Существо смотрело на нее, не моргая.
Что ты кто ты? Человек? Пришелец? А может, ни то и ни другое. Какой-нибудь ихтиандр. Сейчас после катаклизмов столько всего развелось. Папка рассказывал мне, он сам видел. Да и я в сети Ты, наверное, из тех, из новых. Которые живут себе в океане и горя не знают. А почему нет? вдруг обиделась девушка, словно кто-то в ответ назвал ее фантазеркой. Почему я не должна верить в ужасы? Особенно после того, что со мной сделал Сережка. А? Ихтиандр?
Николь помолчала, прислушиваясь к себене возникнет ли там, в ее голове, каких-нибудь возражений на сей счет. Низкое солнце купало красное золото лучей в спокойной воде. На волнах медленно качался загадочный «поплавок».
Сережка говорил мне о любви. Вот и подумай сам. Если я верила в то, что казалось правдой, почему бы мне не поверить в то, что кажется ложью?
Небо полыхало в углях круглых глаз. Багровый закат дрожал на гребнях волн. Красный шар солнца, краем касающейся воды, предвещал ветреный день. Значит, завтра придется тяжело. Ветер, качка, волныно, по крайней мере, у Николь прибавилось сил. Для борьбы? Вот уж вряд ли.
Смерть пожала плечами, сдержав ленивый зевок. И приготовилась подождать.
Самую малость.
***
Гнулся уцелевший ковыль, приглаживая седыми волосами измученную, избитую копытами лошадей землю. Отступала на запад, катилась в закатное солнце битвавопящее чудовище, ощетинившееся тысячами изогнутых сабель, оставлявшее в пыли сотни мертвецов и раненых. Степь не успевала впитывать кровь, реки крови, в которой вязли копыта лошадей. Примятый ковыль поднимался, нашептывая прощальную песню телам, заполнившим поле. Они лежали повсюдупогребенные под трупами коней, пробитые стрелами, пронзенные копьями, с изрезанными животами и глотками. Безмолвные, они таращились в небо, за клубящейся пылью пытаясь разглядеть заходящее солнце. Крики не смолкали. Срезались в полете всадники, в огневом запале рубились от плеча.
Тот, кто был в самой гуще сражения, залитый и своей и чужой кровьюсвирепый, страшный зверь, смеялся, на полном скаку срубая вражеские головы
Ты видишь это, шипел зверь. Прямо в лицо Семен Семенычуобнаженному, большому, распятому на столе. Тот слабо кивал в ответ, захлебываясь собственной кровью. Он действительно видел разрушительную мощь давно канувшего в небытие войска и свирепость того, кто скакал в первых рядах.
Ты думаешь, хуу, шептало чудовище, пальцами сдавливая Семен Семенычу скулы с такой силой, что у они трещали, что я собираюсь с тобой играть? Я, наследник Хасара, родного брата Чингисхана, намерен с тобой шутки шутить?
Не-е-е-, булькал пленник, давясь кровью. Хаса-ар, пощади
Пощади, Хасартеперь молишь ты. А к кому мне было взывать три дня назад, когда твой дружок выскользнул у меня из рук?
Наследник Чингисхана отступил, разглядывая прикованного наручниками к столу человекажалкий кусок мяса, который сказал все, что знал. Хасару это было известно доподлинно: мало кто умел хранить тайны, когда с него с живого сдирали кожу. Окровавленные лепестки плоти, отогнутые в стороны в форме звезды, обнажали мышцы. На белом лице Семен Семеныча синели прокушенные губы, в глазах, в расширенных до предела зрачках, плавала смерть. Она уже подняла голову, прислушиваясь к тем переменам, что происходили за частоколом ребер. Боль рвала на части внутренности, замедляя сердечный ритм.
Верь мне. Я не знаю, где он, вытолкнул из себя пленник.
Конечно, он не знал. Хасар в том не сомневался.
Но остановиться уже не мог.
Если бы не ты, хуу, медленно произнес он, растягивая монгольское слово, означавшее "щенок", на этом столе лежал бы сейчас Влад.
Поща ди.
Хасар усмехнулся. Интересно, сколько раз слышали мольбы о пощаде его предки? Срубая врагам головы на полном скаку, выпуская кишки из распоротых животов, что испытывали они, покорившие почти весь материк? Вполне возможно, то же чувство гнездилось в их душах, что не оставляло Хасарапрощальная просьба не призывала к состраданию, но возбуждала жажду убийства.
По ща ди
Кровь, переставшая течь, снова возобновила неспешный бег, медленно вытекая из ран.
Хасар отступал, любуясь делом своих рук.
Здесь, в доме на скалистом берегу, имелась в подвале огромная комната, почти зал, поделенная на две части. Левая сторона напоминала операционную: чистые кафельные стены, белые шкафы со стеклянными дверцами, столы с медицинскими инструментамиослепительно яркими в люминесцентном освещении. Правая сторона, со стенами, обшитыми красным деревом, с мягкой мебелью, почти не видимой за сотнями расшитых подушек, выглядела как гостиная в восточном стиле.
Хасар отступал туда, под сень настенных светильников. Отсюда все происходящее в операционной представлялось постановкой режиссера-авангардиста. Белое, красноето, что представлял из себя главный герой, ходило ходуном.
Еще один незримый персонаж, оставшийся за кадромсмерть, сжимая его сердце когтистой рукой, отсчитывала последние секунды. Человек что-то бормотал, но Хасар думал о своем. И это «свое» в данный момент неслось где-то в безбрежном пространстве, на полных парусах уходя все дальше, унося с собой тайну, за которую сильные мира сего с радостью отдали бы часть жизни. Благодаря ублюдку, который прощался с жизнью на авансцене, ускользнул не просто ключ к богатствунеиссякаемая золотая жила. И его смерть ничего кроме разочарования не несла.
Семен Семеныча трясло. Он не хотел умирать, зубами цепляясь за жизнь. Иными словами за то, что ему больше не принадлежало. Исходили дрожью конечности, выгибалось дугой и опадало худое тело. При каждом движении красные капли падали на пол, растворяясь в лужах крови.
Влад никуда не денется. Трижды правнук покорителя степей закусил удила. Его войска уже вторглись на чужую территорию. Он поймает беглеца. Времяпервая фигура, выдвинутая вперед в начатой партии. На всех островах у Хасара имелись соглядатаи. Рано или поздно Владу придется зайти в порт, что само по себе сузит поиски. О, ему еще предстоит узнать, насколько широко паук раскинул сети!
Когда пленник испустил дух, Хасар вышел из подвала, поднялся по лестнице, краем глаза отмечая, как вытянулась в струнку охрана. Он прошел по коридору к ванной комнате, отделанной стеклянными панелями, и принял душ. Вместе со струями, смывающими чужую кровь, к нему вернулось спокойствие.
Во дворе загородного особняка громыхала звуками далеких клубов душная южная ночь. В просторной джалабии, наброшенной на голое тело, потомок Чингисхана вышел в сад, расцвеченный фонарями. В шатре его ждала черноглазая Фрида и накрытый стол.
Как только Хасар опустился на подушки, заиграла музыка. Девушка улыбалась, скрывая желание в огромных черных глазах, подведенных сурьмой. Прислуга хорошо знала предпочтения хозяинана низком столе сочилось мясо, приготовленное в тандыре.
Прежде чем прикоснуться к еде, Хасар приложился к мундштуку кальяна, вдыхая аромат. Одному богу, да еще, пожалуй, Филу был известен состав, дарующий хозяину вдохновение. То же чувство, что вызывала танурамужской танец с юбками. Бесконечное движение по кругу, которое сейчас
Как впрочем, и всегда по вечерам во время ужина на берегу исполнял для хозяина турчонок Щюкрю.
Гремела музыка. Мальчишка кружился, не сходя с места. Отливали серебром полосы на его юбках. Говорили, что танцовщики тануры впадают в транс во время бесконечного вращения, но это было далеко от истины. Тренировки и еще раз тренировки.
«Совершенствуя тело, совершенствуешь душу», так говорил Хасар, изнуряя свое тело на тренажерах и в спаррингах с противниками. Степной волк, жаждущий крови, должен быть поджарым, всегда готовым к бою. Таким, каким считал себя наследник великого сына степей.
Улыбалась Фрида, позвякивали монеты, щедро вплетенные в нагрудник, прикрывающий высокую грудь. Ее чуть обозначенный живот как нельзя более подходил еще для одного танца, который так любил хозяин танца живота.