Алексей РудаковРекрут
Глава 1
Пробуждение бывает разным.
Кого-то будет дребезжание будильника, кого-то звук включившегося телевизора. Есть и такие счастливчики, сигналом к пробуждению которых служит прикосновение губ любимой женщины и запах свежезаваренного кофе. Других, подобных тоже хватает, будит пронзительный «Мяяяв» оголодавшего котика, или нетерпеливое поскуливание пса, торопящего хозяина на утреннюю прогулку.
Я же, увы мне, не относился ни к одному из вариантов, перечисленных выше. Браслет-коммуникатор, дешёвый пластиковый ремешок, стягивавший моё запястье, сжался ещё сильнее и завибрировал, будя меня за пять минут до сигнала общей побудки. Недовольно всхрапнув, дёргаю рукой, отключая егодо подъёма ещё целых пять минут, как раз достаточно, чтобы медленно, без спешки, прийти в себя и выбраться из-под одеяла точно, когда по бараку разнесётся зуммер общего будильника.
Ночёрт Как же не хочется.
Край жесткого шерстяного одеяла, внезапно оказывается таким мягким и уютным, что я, не имея сил противиться, натягиваю его на лицо, желая продлить мгновенья сна.
Нет.
Браслет на руке коротко дёргается и мне приходится откинуть край казённого одеяла в сторонудве минуты до сигнала. А раз две, то именно сейчас то самое время.
Какое?
Время выбираться наружу.
Зачем?
А затем, чтобы первому, пока мои соседи будут сонно копошиться в своих постелях, первому успеть в туалет. Всё же два десятка мужиков, не отягощённых культурой, но зато имеющих отягощённые кое-чем другим потроха, это ещё то испытание даже для меня, прошедшего жёсткую школу как военного училища, так и наёмной службы.
Да и начальничек наш, уважаемый господин Руллсон, первый суперкарго станции Эдмон, жуть как любит подгонять особо сонных своим любимым стеком. А это, доложу я вам, весьма и весьма болезненнознает он, сволочь, куда и как бить.
Браслет дёргается в третий раз и я, рывком откинув одеяло, усаживаюсь на кровати.
Минута до сигнала. Самое время встать и не спеша, позёвывая, почёсываясь и загребая ногами, двинуться в сторону туалета. Ну а раз таквстаём.
* * *
Дребезжащий звон зуммера накатился на меня, когда я уже открывал заветную дверь.
Быстро юркнув внутрь, бросаю полотенце на раковину, занимая её и направляюсь в дальнюю часть комнаты, где в полу торчат дырки сортира. Да, здесь всё по-простому, без изысков. А чего вы хотите? Чтобы для грузчиков, маргиналов, дна человеческой породы и сортиры приличные делали?
Да. Именно так.
Я пребывал среди самого крайнего отребья, среди самого-самого дна человеческого сообщества этой реальностисреди станционных грузчиков, выполнявших свою работу взамен предоставляемого нам Станцией ночлега и трёхразового питания.
Это был тот самый край, ниже которого скатиться было просто невозможно. Даже отпетые уголовникиубийцы и насильники презрительно морщили носы, когда речь заходила о такелажниках, на чьих плечах, хочу заметить, держались все, ну почти все, грузоперевозки обитаемого космоса.
Несправедливо?
А что поделатьгрубая физическая работа была здесь, впрочем, как и везде, не в почёте.
* * *
Из туалета я выбрался ровно в тот момент, когда основная масса моих товарищей, сопя и зевая со сна, двинулась мне навстречу.
Люциус? Стоявший подле двери господин Руллсон, взмахнул стеком, подгоняя особо неторопливых грузчиков: Уже оправился? Похвально!
Рад стараться, господин суперкарго! Вытянувшись в струнку замираю перед ним.
И перегаром не разит, заключил он, перестав морщить нос: Знаешь, что я тебе скажу? Очередной взмах стека и недостаточно расторопный такелажник взвизгивает, заработав багровую полосу на ноге: Я за тобой давно слежуэээ как там тебя Сэм?
Так точно, господин суперкарго. Сэм Люциус. Как вы и изволили сказать! Моей выправке может позавидовать любой строевой сержант.
Да не тянись ты, стек перекочёвывает ему подмышку: Вижу. Стараешься. Не злоупотребляешь. Это правильно. Старшим бригады пойдёшь?
Я?! Но, господин Руллсон? Вакуш хорошо справляется со своими обязанностями!
Что здесь хорошо, а что плохо, стек, выпорхнув из-под руки, упирается мне в грудь: Решать мне!
Так точно, господин суперкарго!
Ладно, иди, кожаная петелька на кончике стека толкает меня в скулу: Работай. И помния за тобой слежу!
* * *
Завтрак, несмотря на отсутствие каких-либо изысков, был вполне достоин. Всё же Станция, в лице своего руководства, понимала от кого зависит течение грузов и особо не скупилась на нашу еду. Простая каша, пара кусков хлеба, масло и кружка тёмного, горького пойла, именуемого здесь кофевполне достаточно чтобы дотянуть до обеда с супом, всё той же кашей и напитком, напоминавшим компот.
Чего тебя Рулька строила? Подсевший ко мне Ярис, мой напарник по ремню, вычищает свою тарелку куском хлеба.
Предлагал бригадиром стать, отвечаю чистую правдуврать смысла нет, всё одно новости здесь распространяются, обгоняя кварки света.
О как! Он косится на соседний столик, где Вакуш, наш нынешний бригадир, неторопливо и солидно допивает кофе: И ты? Ну это? Согласился?
А оно мне надо? Отрицательно качаю головой: Не, Ярис. Бригадир, это Это Не. Не моё. Ответственность. А я кто? Три класса образования и те не закончил.
Зря. Откинувшись на спинку, он закидывает руки за голову: Впрягаться бы перестал, меня, опустив руку, он хлопает меня по плечу: К себе в замы.
Подъём! Завершивший завтрак Вакуш встаёт и народ, привычно ворча на его торопливость, начинает выбираться из-за столов.
Сэм! Задержись. Придерживает он меня за локоть и когда в столовой не остаётся никого, притягивает меня к себе: Ну?
Что ну, господин бригадир?! Невиноватый я! Они сами предложили!
А ты?
А что я, господин бригадир?! Я никак перед вами не могу! Отказался!
Точно? Вакуш раза в два крупнее меня и мой комбез начинает потрескивать, когда его лапы, вцепившиеся в ворот, отрывают меня от пола.
Точно, господин, бригадир! Вяло трепыхаюсь: Зачем мне это? Я же никто, да и так, как вы, не умею. Командовать. Последнее слово произношу уже едва касаясь начищенных до блеска плиток пола мысками ботинок.
Смотри у меня, его кулак замирает перед моим носом: Если чтоя с тобой цацкаться не будураз и тушку туда засуну, где её вовек не найдут. Усёк?!
Ага, облизав губы пячусь прочь, что вызывает у Вакуша торжествующую улыбку.
* * *
Фууухххх.
Бреду по коридору в сторону нашего закутка с ремнями, карабинами и всем тем прочим, что необходимо грузчикам для исполнения своих работ.
Чёрт.
Утро явно не задалось. Сначала Руллсон, со своим предложением, затем Вакуштакими темпами можно и до вечера не дожить. Здесь, на грузовых уровнях, человеку пропасть легче лёгкого. Забытые технические колодцы, щели меж палуб, уровни, отведённые под кабельные трассылюбая Станция имеет десятки, если не сотни подобных местечек, не нанесённых на планы. Сунь туда трупон и столетие пролежать сможет, прежде чем кто-то, забредший туда, наткнётся на мумифицированные останки, или скелет, дочиста объеденный крысами.
А как же воскрешение, спросите вы?
Воскрешение? Ха! Этодля чистой публики, не для таких отбросов как мы. У нас и денег-то нет на подобное, не говоря уже о том, что на верхние уровни, те самые, где размещены мед центры, нас, такелажников, никто просто не пуститвот ещё! Там же чистая публика, к чему им настроение портить.
Так что«Memento mori», всплывает в памяти пословица из моей прежней жизни. Угуименно такпомни о смерти, благо здесь, на нижних уровнях процветающей Станции всё просто пропитано её жёстким запахом.
* * *
Но, как и каждая вещь, наша работа имела две стороныи если про тёмную я уже сказал, то сейчас самое время упомянуть о её светлой части.
Да, Станция имела массу ходов, отсеков и коридоров, не нанесённых на планы, но хорошо известных намкрысам человеческого сообщества. И, не буду скрывать, мы этим знанием пользовались. К нашему благу, разумеется.
За те пять месяцев, что я состоял в бригаде грузчиков, Вакуш, раза три поднимал нас среди ночи для приёма срочных грузов.