Но чтобы посещать шарльеры, а также торговать с заселенными мирами, экипажу требовался катеркораблик с ракетными двигателями, которые поглощали топливо в огромном количестве.
Мы поспорили о том, стоит ли разделять группу, но в конце концов решили держаться вместе и двинулись прочь от колеблющегося сияния ростка в темноту. Опять остались только наши лампы, наши тени впереди и длинные ряды ниш и сломанных солдат, уходящие все дальше. Но на полу отчетливо виднелись процарапанные металлическими бочками линии и следы краски там, где тащили наше топливо, причем не слишком осторожно.
Мы позволили локализатору вести нас дальше. Коридор спускался все ниже, местами становясь круче. Я представила себе наш путь в виде кривой с пустым залом посередине; теперь мы находились примерно в два раза глубже под землей, чем вначале. Огни локализатора сместились в сторонупочти туда же, откуда мы пришли, только горизонтально.
Грохот раздался снова, незадолго до того, как мы достигли конца коридора. Он ощущался сильнее, как будто мы оказались ближе к поглотителю. Так оно и произошло, но пройденное расстояние было ничтожным по сравнению с размером шарльера. Теперь этот грохот напоминал мне храп какого-то свернувшегося в клубок монстра, спящего в своей пещере, пока мы пытались тайком обогнуть его.
У Рэка были забавные идеи насчет того, где лучше всего оставить свое с трудом заработанное имущество, пробормотала я.
Я все еще обдумывала решения, которые привели капитана Ракамора к его бесславному концу, когда мы вышли в туннель, слишком большой, чтобы его можно было назвать коридором. Страмбли откопала еще один драгоценный световой росток и, пробормотав что-то невнятное, раздавила его. В колеблющемся свете мы разглядели все, что нас окружало. Размеры первого зала были достаточно внушительны после того длинного коридора, но это оказалось нечто особенное, и какое-то время никто из нас не мог найти слов, достойных того, чтобы их произнести.
Туннель был идеально круглым, как водосточная труба. Мы вышли из дверного проема, расположенного в изгибе стены, почти на том уровне, где она переходила в пол. Потолок был примерно в восьмидесяти пядях над нами, и если бы мы построили башню, забравшись друг другу на плечи, то не достигли бы и половины высоты.
Что поражало даже больше, чем высота туннеля, так это то, как он тянулся в обоих направлениях, постепенно изгибаясь и сужаясь, пока его не поглощала тьма. Я предположила, не прибегая к математическим вычислениям (которые без ручки и бумаги были бы довольно сложным делом), что туннель огибает весь шарльер, прежде чем соединиться с самим собой.
В отличие от коридора, в туннеле не было ни альковов, ни украшений. Он мерцал каким-то маслянистым блеском, стены не нарушались дверными проемами, кроме одного позади нас и другого гораздо дальше, как раз в том месте, где тени брали верх. Мы все видели этот дверной проем, довольно далеко от того места, откуда вышли, и локализатор ясно указывал: туда.
Как долго? спросила Фура, нарушая затянувшееся молчание.
Четыре часа тридцать три минуты, сказала Прозор. И, судя по тому, что я знаю о нас и наших скафандрах, понадобится двадцать минут, чтобы добраться до двери, не говоря уже о том, что находится за ней.
Есть шанс уложиться, решила Фура.
Прозор положила руку ей на плечо:
Может быть, и так, детка, но я все-таки предлагаю постоять здесь, хотя бы недолго.
Но почему? спросила Фура.
Потому что у меня предчувствие, и оно мне не очень-то нравится. Я всегда слышала этот грохот, когда мы приходили сюда раньше, но он раздавался снизу и звучал слабо, и Ракамору не требовалось идти глубже. Но теперь я взяла на себя труд кое-что посчитать, что давно следовало бы сделать, поскольку расчет временивторая натура у чтеца шарльеров.
Продолжай, сказала Фура.
Грохот возникает слишком регулярно, чтобы он был связан с поглотителем, если только здешний не творит чего-то такого, чего другие никогда не делают. Раз в тридцать восемь минут. И можно заметить, что грохот становился тем сильнее, чем ближе мы подходили к этой трубе. Я думаю, для этого есть причина.
Что-то приближается, сказала я, глядя в темные недра туннеля с новым предчувствием. По трубе, если это труба. Вот что, по-твоему, происходит.
Возможно, я ошибаюсь. Буду рада, если так. Но думаю, не повредит выждать и посмотреть, что случится Прозор снова взглянула на часы, примерно через семнадцать минут.
Достаточно времени, чтобы добраться до двери, сказала Фура.
А может, и нет, возразила я, напомнив себе, что, хотя она спасла меня и подверглась серьезным неприятностям, я все равно остаюсь старшей мудрой сестрой.
Я слыхала о шарльерах с такими штуками, сообщила Прозор. Просто никогда не сталкивалась с ними и, если уж на то пошло, не встречала никого, кто бы сталкивался. Крысиные норы, так их называют.
Повезло, что ты вспомнила об этом сейчас, а не на полпути к двери, сказала Фура.
Меня грохот заставил задуматься. Эти крысиные норы чаще всего оказываются сломанными. Штуковины, которые ездят по ним вокруг шарльера, где-то застревают намертво и блокируют туннель. Тогда приходится идти длинным путем, в обход.
Но здесь все по-другому, сказала Страмбли.
Мы все еще стояли в туннеле, и световой росток колыхался.
И все-таки за семнадцать минут можно успеть, повторила Фура.
На Мазариле, заговорила я, когда поезда прибывали на станцию Инсер, они создавали большой ветер впереди себя. Двигался мусор, трепетали газеты и подолы платьев, дамы хватались за шляпки, и только потом можно было ощутить сильный поток теплой дыхали, с которым приближался поезд. И это не учитывая звук. Но здесь ничего подобного не будет. Никаких предупреждений, потому что в этом туннеле дыхали нет. Ни ветерка, ни мусора. Ни звука, если не считать грохот. Эта штука просто выскочит из-за поворота, и мы увидим ее слишком поздно.
Никогда не считала тебя самой осторожной из нас.
Если бы мы вовремя вспомнили об осторожности, ответила я сестре, я бы и на миллион лиг не приблизилась к шарльеру. Но теперь, когда мы здесь, очень хочется остаться в живых, пока есть выбор.
Фура хмыкнула, явно разочаровавшись во мне, но моя точка зрения возобладала: мы протиснулись обратно в примыкающий наклонный коридор, а потом высунули оттуда головы в туннель.
Мы даже не знаем, куда смотреть, пожаловалась Страмбли.
Подбрось пистоль, предложила Фура.
Хочу увидеть, в чем дело, настаивала Страмбли.
И я прекрасно ее понимала. Все, что происходило в шарльерево всяком случае, все, что удавалось пережить, становилось полезным опытом, и полезность удваивалась, когда вы сталкивались с чем-то не совсем обычным. Это было более чем полезно: это было выгодно. Для начала можно продать информацию другим экипажам, но даже если решишь этого не делать, всегда будешь помнить, что видел или совершал, и это не навредит твоей репутации.
Разделимся, предложила я, улыбнувшись Страмбли. Мы с Прозор смотрим налево, Фура и Страмблинаправо. Когда кто-то из нас что-то скажет, остальные смогут посмотреть куда надо. Но вертите головой попроворнее. Если эта штука огибает окружность шарльера за Сколько ты сказала, Прозор?
Тридцать восемь минут. Из которых осталось одиннадцать.
Значит, она движется не прогулочным шагом. Думаю, скорость примерно как у поезда.
За те минуты, что нам оставались, сказано было немногое. Прозор продолжала обратный отсчет, сообщая нам, когда срок укоротился до двух минут, до одной минуты, до тридцати секунд, до пятнадцати А затем мыкажется, все вместеперестали дышать. Двое глазели в одну сторону, двоев другую.
Мы с Прозор увидели его первыми.
Я представляла себе что-то вроде поезда с плоской мордой или гладкого поршня, заполняющего туннель от края до края, сверху донизу. Как выяснилось, мои догадки были от реальности дальше некуда. Грохочущая штуковина оказалась просто гигантским шаром, покрытым неровными металлическими пятнами. Он был восьмидесяти пядей в диаметревеличественный старинный особняк с Джонсери-роуд поместился бы в нем с запасом.