Я чувствую, что у меня на затылке от услышанного шевелятся волосы.
Теперь ты постой! Ты кое-что забыл. Например, то, как я стал сувайвором. Ты перелил мне свою кровь, помнишь? И в чем проблема? Нашел таких людей перелил им свою кровь. Не годится своя, черт, мою бы перелил! Ради такого дела я стал бы донором.
Он качает головой.
Ты не понимаешь. Моя кровь ничего не дала бы, если б в тебе уже не шел процесс. Ты становился сувайвором, только не знал этого. Моя кровь стала лишь катализатором, ускорила развитие событий, но запустить процесс она бы не смогла. В тебе все запустила Владимирская Зона. Агрессивная, враждебная. В мирных Зонах такого не получится. А значит, для появления новых сувайворов такую Зону надо было создать. Точнее, не мешать ей возникнуть и развиваться по изначальной программе Сеятелей. Именно это и было сделано на Таганае.
Я честно старался. Держал себя в руках до последнего, но всякому терпению есть предел. Рывок через стол, удар в челюсть Ну, туда, где должна быть у него челюсть, но его на этом месте уже нет он молниеносно утек в сторону. Еще одна попытка снова уклонение.
Спокойно, Художник! Тебе нужен твой сын или нет?
Рита виснет на мне, не дает вновь броситься в атаку.
Тема, не надо! Я умоляю!
Ее голос все же действует. Я тяжело дышу и опускаю судорожно сжатые кулаки.
Ублюдок! цежу сквозь зубы, с ненавистью глядя на Посвященного. Тварь! Сколько еще народу должно стать жертвами твоих хитровыделанных комбинаций?! Еще парочка городов вроде Златоуста?! Мой сын?! Кто?!
Он устало вздыхает.
Я предвидел такую реакцию. Люди не в состоянии понять принципа меньшего зла, что бы они там ни говорили. Ты не исключение, хотя и больше чем человек. Если процесс пробуждения Источников выйдет из-под контроля то, что произошло в Краснотайгинске, Печоре, Владимире, Питере, Лесногорске, на Таганае, покажется детской игрой! Умрут миллиарды, пойми! Я пытаюсь это предотвратить. И мне нужны сувайворы. Процесс с Таганайским Источником вышел из-под контроля, но все еще можно исправить. И для этого мне нужна твоя помощь.
А мой сын?!
Мы спасем его. Пусть мы не в состоянии его отыскать, но я знаю, куда Новые его везут, в Таганайскую Зону.
Зачем он Источнику? утомленно спрашивает Рита.
Зачем Источнику уникальный ребенок-индиго с невероятными способностями? В голосе Посвященного ощущается легкий сарказм, и он пожимает плечами. Даже и не знаю. Нужен. А нам нужно сделать так, чтобы Источник его не получил.
Откуда у Глеба кошмары? Рита берет инициативу в разговоре на себя, справедливо опасаясь, что я могу вспылить.
Зов. Зов Источника. Он как-то пробивает наш блок, чувствует Глеба на расстоянии. Вернее, думаю, это Глеб первым его почувствовал. У вашего сына, похоже, очень сильное восприятие ментальных волн. Источник пытался пробиться из блокады, которую поставили мы с Сеятелями, и Глеб его услышал. А Источник почувствовал, какой потенциал у вашего сына, и стал его звать. Довел своими призывами до белого каления, вот мальчик и сорвался.
Ага, если б ты не вырастил этого монстра, словно арбуз-рекордсмен в теплице, ничего бы этого не случилось, многие люди остались бы живы, а Глеб был бы дома, в безопасности. Я мог бы это сказать, но смысл? Посвященный, которого у меня уже язык не поворачивается называть человеческим именем Олег Катаев, непоколебимо уверен в собственной правоте. И останется уверен, что бы я ни сказал. А без него мне не спасти Глеба. Именно Глеба в первую очередь. Но да, я помогу Посвященному. Потому что мне не плевать на людей, а угроза и впрямь висит нешуточная, и прятать голову в песок я не стану. Посвященный, конечно, тот еще урод, но одного у него не отнять: цели он ставит правильные. И кем буду я, если займу позицию «гори огнем весь мир, только бы мою семью не трогали»? Какое моральное право буду иметь осуждать Посвященного, если сам возведу эгоизм в абсолют? Да черт с ним, с моральным правом, жить-то потом как, если сейчас отвернусь, дезертирую?
Какая помощь тебе нужна? наконец разлепляю губы я.
Несколько секунд он смотрит на меня со странным выражением, словно не верит услышанному.
Значит, так, начинает он, обретя дар речи, в Таганайскую Зону отправились две группы
Глава 8. Глеб и спасатели
Неизвестно где
Глеб тонет в желтоватой мгле, словно в болоте. Она, эта мгла, кажется жидкой, а не газообразной, и в то же время дурманящей. В ней, в этой мгле, Глеб не слышит зова, и уже одно это хорошо, но Больше ничего хорошего нет. Мальчик не может сосредоточиться ни на чем ни на одной мысли, ни на одном воспоминании, он словно плывет в безмыслии и в беспамятстве, ничего не видит, не слышит и не чувствует. Временами в желтой мгле появляется что-то вроде просветов, и Глеб пытается пробираться к ним, раздвигая руками и ногами душное, ядовитое нечто, но каждый раз чуть-чуть не успевает: просвет загораживает какая-то тень, и сознание мальчика снова проваливается куда-то в неведомую бездну, полную все той же мглы.
Временами Глебу начинает казаться, что мгла безгранична, что из нее состоит весь мир и не существует ничего, кроме этого желтого ядовитого тумана. А если так, какой смысл пробираться к просветам, пытаться выбраться Куда? Зачем? Здесь хотя бы спокойно, нет сводящего с ума зова, нет жутких картин перед глазами, нет страха Но вместе с этим нет и радости, папы, мамы, их дома, тети Светы, лужайки, озера, соседских мальчишек
Глеб пытается зацепиться сознанием за эти воспоминания, удержать их, но они выскальзывают, словно намыленные, и тут же тонут в непроглядной мгле, которая растворяет их в себе так, словно их и не было никогда. Порой мальчику кажется, что вот точно так же она рано или поздно поглотит и его, и от него тоже ничего не останется. Ненадолго от этой мысли Глебу становится страшно, но потом и эта мысль исчезает, а с нею и страх. Глебу делается все равно. Совсем. Он устал. Устал бояться, сопротивляться.
Извините, папа и мама, он так больше не может. Папа и мама Они беспокоятся, наверное. На мгновение эта мысль заставляет мальчика встрепенуться, но тут же гаснет, придавленная тяжелым удушающим одеялом желтой мглы. Даже образы родителей постепенно тускнеют, уходят в туманные глубины, чтобы раствориться в них. Но ведь это неправильно вроде? Папа и мама как они могут уйти? А как он, Глеб, мог уйти от них? Смог. Потому что считал это правильным, потому что думал, он справится. Потому что папа говорил: «Настоящий мужчина должен сам решать свои проблемы, не сваливая их ни на кого!» И Глеб пытался Не получилось Почему? Он не может сказать воспоминание ускользает. Наверное, потому, что это не важно. Все уже не важно. И то, ради чего он пустился в путь
Проблема? Какая проблема? Зов? Какой зов? Глеб устал. С него хватит. Он сдается И тут же приходит мысль, что папе бы это не понравилось. «Никогда не сдавайся, сынок! говорил он. Как бы плохо все ни выглядело. Потому что никто тебя не победит, пока ты сам не признаешь себя побежденным!» А сейчас Глеб признает себя побежденным? Кто его победил? Как? Воспоминание вновь ускользает, зато вдруг всплывает другое. «Страх это трусливый монстр. Он нападает только на тех, кто один. А если ты поделишься со мной, нас будет уже двое». Кто это? Тетя Света? Она помогала ему, да Но не смогла помочь. Почему? Да потому что
Воспоминание всплывает резко и внезапно. Пылающий огонь и корчащееся от дикой боли тело сгорающей заживо тети Светы. Их было двое, а теперь «Страх трусливый монстр». Может быть. Но есть другие, менее трусливые. Женщина, которая сожгла тетю Свету. И еще мужчина, лица которого Глеб не видел «Не так быстро, щенок сувайворский!» Глеб не понял, о чем это он, но злобу в голосе ощутил. А потом дурманящая мгла
И сейчас она снова наваливается на мальчика, пытаясь заполнить собой его мысли, память, стереть, растворить все то, что ему вспомнилось. Но Глеб не даст. Теперь не даст. Ради папы и мамы. Ради тети Светы, которой монстры сделали очень больно. Ради себя, наконец, потому что он, Глеб, не сдастся. Еще чего! Монстры не знают, с кем связались! Он им покажет. Всем покажет.
Думать трудно. Помнить трудно. Но Глеб борется с дурманом и, кажется, начинает одолевать. Цепляться за мысли и воспоминания постепенно становится проще, а вот сбросить его обратно, в бездну, полную желтой мглы, уже не так легко. Папа, мама, тетя Света. Их лица, слова, улыбки Теплое молоко, когда у него болело горло Душистая малина из их сада Холодная байкальская вода Игры с соседскими ребятами И даже этот распроклятый зов Сейчас все идет в дело Он больше не даст себе забыть