Трое вскочили, да. Четвертый, скорчившийся на земле, не делал попыток подняться (не мог?!) и только тихонько хныкал.
Что здесь происходит? медленно, раздельно произнес Дитц. Он был почти уверен, что его поймут: с тех пор, как планета снова вошла в состав Конфедерации, интерлингв изучался в школах Алайи в обязательном порядке. Другое дело, что сельские мальчишки излишним образованием себя не обременяли
Извините, джи Дитц! со спесивой наглостью ответил один из пацанов, тот, что выглядел постарше остальных. Это все никчема! Мы догнали тварь только здесь, а наказание есть наказание!
Никчема вот оно что понятно.
Никчемами мрины называли тех, чьи гены в силу неведомого каприза судьбы сложились в неправильный узор. Неполноценных, короче. Если рассуждать логически, даже «неполноценный» мрин, организм которого не подвергся возрастному изменению, именуемому здесь «Зовом Баст», был, как правило, и сильнее, и гибче любого «вулга» обычного человека. Он (как правило же) лучше видел, лучше слышал, заметно быстрее бегалпусть и на не слишком длинные дистанции (именно «Зов», чем бы он ни был, доводил до идеала терморегуляцию).
Не самая большая в случае никчемы разница в физическом развитии между «Homo sapiens felinus» и «Homo sapiens vulgaris» все же определенно была не в пользу «вулга». Однако по сравнению с настоящими мринами никчема являлся откровенным слабаком и записывался в заведомые неудачники. В городах разделение отчасти нивелировалось, а вот здесь, в фермерской глуши, такие мрины зачастую числились позором семьи и становились изгоями. Или, в данном конкретном случае, мальчиками для битья.
Не сердитесь, джи Дитц, мы сейчас уйдем! Ну, ты, мысок ботинка с силой врезался в ребра жертвы. Вставай, нечего разлеживаться!
Конрада вдруг охватил гнев. Никчема или нет, парнишка захотел, осмелился и сумел-таки кое-что предпринять против троих нападавших. У старшего подбит глаз, один из тех, что помладше, потирает бок, другой баюкает руку бедняга не сдался, это очевидно. А раз не сдался
Он останется, веско уронил сержант. Выпроваливайте, а он
Как этоостанется? возмутился старший, но тут Дитц решил, что пора вводить в бой тяжелую артиллерию:
Ты стоишь на моей земле, котёнок. И если я говорю, что он останется, будет так и не иначе. Ясно?
Тому все было ясно. По законам Алайи владелец земли был на ней царем и богом. И, в частности, мог без объяснения причин (и практически без какой бы то ни было ответственности!) убить любого чужака, чье поведение ему не понравилось. Пристрели Дитц нахалят, и максимум, что ему грозило бы с юридической точки зрениякрупный, но вполне подъёмный штраф. Другое дело, что восстанавливать против себя соседей не слишком разумно, но вот именно, но.
Конрад был в своем праве, и сын Кронберга это понимал. Его чуть раскосые, практически без белков, «кошачьи» глаза заметно сузились, вертикальные зрачки превратились в почти нитевидные щелочки, но парень почёл за лучшее не спорить. И тем болеене дерзить.
Мотаем отсюда, буркнул он братьям, а ты
Занесенная для нового удара нога зависла в воздухе, словно наткнувшись на невидимую стену. Стеной был взгляд скрестившего руки на груди Дитца, и отворачиваться отставной сержант не собирался.
Мотаем, повторил мальчишка, развернулся, и направился туда, где три корявых дерева обозначали границу владений Конрада. За ним потянулись и остальные, и вскоре на берегу озерца остались только мужчина, ребёнок и собака.
Дождавшись, пока оглядывающаяся троица удалится на приличное расстояние, Дитц присел на корточки, и потянулся было к голове избитого горемыки. Тот сжался ещё сильнее, хотя секунду назад Конрад сказал бы, что такое невозможно. Покачав головой, сержант со вздохом убрал руку и негромко спросил:
Встать можешь?
С первого раза у бедняги ничего не вышло, но он все-таки поднялся и уставился на Дитца почти совсем заплывшими, переполненными страхом глазами. Ветхие рубашка и шорты, испачканные кровью и травяной зеленью, висели клочьями. Разбитый нос залил всю нижнюю часть лица смешанным с землей багрянцем. На правой ноге пониже колена расплывался огромный кровоподтек. Что ж, неудивительно, что его все-таки догнали, с таким ушибом особенно не побегаешь. Да еще и босиком: надо полагать, на ферме Кронберга никчемам ботинки не полагались.
Ты умеешь плавать?
Пацаненок молча помотал головой. На вид ему было лет пятьпять с половиной. Местных. По земному счету, принятому за стандартдесять-одиннадцать. Плюс-минус поросячий хвостик, конечно, но в силу полного отсутствия практики Конрад почти не умел визуально определять возраст детей.
Всё равно. Раздевайся и лезь в озеро. Зайдёшь по шеюпостарайся смыть с себя грязь. Тут хорошая вода.
Вода действительно была хорошей. Непрозрачная, мутно-зеленая от каких-то крохотных водорослей, она, как было известно Конраду, обладала неплохими антисептическими свойствами. Так себе обработка ран, конечно, но хоть что-то. До дома далековато, пока ещё они доберутся до аптечки
Повернувшись к парнишке спиной, Дитц сделал вид, что пристально изучает ближайшие кусты, и оглянулся только тогда, когда услышал плеск. Его протеже, заметно прихрамывая, входил в озерцо, и сержант вдруг почувствовал, как заныли те самые зубы, которые так нравились ему каких-то полтора часа назад. Почти все они были восстановленными, а здоровымипросто все, без всяких «почти», но
Синяки всех цветов радуги, от багровых и черно-фиолетовых до желтых и зеленоватых, сплошным ковром покрывали тощее тельце, делая его пегим. Сейчас Конрад не дал бы взятому им под защиту заморышу и пяти местных лет. Ему не раз доводилось видеть салажат, вступивших в Галактический Легион в основном потому, что там регулярно кормили. Однако по сравнению с этим несчастным малышом практически все они выглядели нагулявшими жирок подсвинками.
Позвоночник, похожий на рыбий хребет все ребра наперечет правое нижнее искривлено, видимо, было сломано и неправильно срослось перекошенные то ли из-за временной хромоты, то ли из-за последствий старой травмы тазовые кости выпирают так, что вот-вот прорвут кожу
Конрад Дитц не числил себя в великих гуманистах. Всякое бывало, Легионштука непростая. Да и в детстве, на родительской ферме, ему доводилось и работать до упаду, и, провинившись, огребать порой подзатыльники и зуботычины. Но кем надо быть, чтобы обходиться с ребенком вот так, старый вояка не понимал совершенно искренне.
Между тем мальчишка, выполняя приказ, зашел по шею в теплую воду и начал, шипя и постанывая, водить руками по телу везде, где мог дотянуться. Кстати, дотянуться он, похоже, мог везде. Все-таки гибкие ребята эти мрины, что есть, того не отнять.
Вылезай.
Послушно развернувшись лицом к Конраду, мальчик начал подниматься на берег. Сначала из воды показались острые ключицы, потомребра, спереди выглядевшие ничуть не лучше, чем сзади, потом впалый живот, потом
Потом сержант мысленно поблагодарил покойную уже матушку Дитц, учившую сына, что настоящий мужчина должен оставаться невозмутимым в любых обстоятельствах. А сейчас обстоятельства были ещё те. Однако Конрад всё же надеялся, что глаза у него не полезли на лоб и челюсть не отпала.
И голоскажетсяпрозвучал вполне ровно, когда старающийся сохранять спокойствие мужчина спросил:
Как тебя зовут? и услышал в ответ тихое, неуверенное:
Лана. Лана Кронберг.
Практически с первых же шагов стало ясно, что идти Лана не может. То есть может, и даже не жалуется, вот только судороги, пробегающие при каждом шаге по кое-как умытому лицу, Конрада категорически не устраивали.
Подозвав Руди, сержант закрепил Берту на его спине (привычное дело для обоих) и осторожно поднял девочку на руки. Ее одежонка так и осталась на берегу, эти лохмотья не стоили ниток, которые пошли бы на штопку. Все тело было покрыто подсыхающей зеленой пленкой, которая пачкала теперь рубашку Дитца, но вот уж на это ему было наплевать.
Тебе удобно?
Дождавшись почти беззвучного «да», Конрад двинулся вперед быстрым скользящим шагом. Ему хотелось бежать, чтобы как можно скорее доставить свою практически невесомую ношу до дома, но бег означает тряску, а мучить малышку хватит с неё на сегодня. И вообщехватит.