Да ты покемарь, не стесняйся, оборачивается Геннадий. Видишь, как охотница на массу давит, вот и бери с неё пример. Может, потом поменяемся, и ты дашь нам отдохнуть.
Тогда поменьше трясите, а то спать мешаете, улыбаюсь я и подкладываю под голову рюкзак.
Ути какие мы нежные, сюсюкает Геннадий. Ладно, попробуем ямы объезжать.
Я облегчением ныряю в темные воды сновидений. Сквозь сон вижу, как мы останавливаемся на заправке, сквозь сон пью холодную воду, что ребята купили в магазинчики. Ребята поменялись местами, и теперь Геннадий ведет машину.
Я выныриваю в очередной раз, вытираю потный лоб, капельки пота блестят на ладони. Когда же смотрю на ногти, то тихо ругаюсь про себяиз-под ногтей можно выковырять чернозема на небольшой огородик. Я поднимаю с пола небольшую щепочку и пробую очистить закрома, обнаруживаю, что охотница пристально смотрит на меня.
Ты не отвлекайся, занимайся маникюром. Когда вернемся, то можешь на курсы пойти, в окружении симпатишных девчонок будешь сидеть. Чем не сказка? ехидничает охотница.
Да, в окружении девчонок было бы не плохо. Научишь меня маникюрить? оборачивается Владимир.
А что только тебя? Может, я тоже хочу? в тон отзывается Геннадий.
Хорош прикалываться, подумаешьпочистил ногти, так чего в педики сразу записывать?
Это, Жень, а там только педиков берут? спрашивает Владимир.
Так тебе же Людмила объясняла, что у неё есть знакомый мастер педик Юра, за меня отвечает Геннадий.
Не, тогда лучше с грязными ногтями, чем с грязной
Педикюрэто когда занимаются ногтями на ногах, я спешу прервать философствования Владимира, всё же в машине находится женщина.
Вон оно чё! протягивает Владимир. А мы-то сидим в своей тайге и ни сном, ни духом о таких мастерах.
Я хотел ещё добавить о депиляции и других ужасах современной косметики, когда в зеркале заднего вида отражается насмешливый взгляд Геннадия.
Ага, ребята развлекаются, ну и пусть их.
Устали за дорогу, вот и стараются повеселиться. Со скрипом опускается мутноватое стекло, и я выбрасываю щепку из машины.
Эй, а куда вы нас завезли? я только сейчас обращаю внимание на то, что мы съехали с трассы и пробираемся по проселочной дороге.
Тут ближе на сорок километров, срежем и быстрее окажемся дома, отвечает Геннадий.
Тетя Маша молчит, смотрит в окно на вспаханную землю, на далекую линию леса на горизонте. Кругом раскинулось светло-салатовое море всходов.
Пшеницу посеяли, по осени приглашали на уборку, поясняет Владимир.
Дело хорошее, соглашается тетя Маша, хлеб, что руками своими сотворен, завсегда вкуснее покупного.
Вы прямо один в один слова Ивана Сидоровича повторили, цокает языком Геннадий.
Умным людям и мысли похожие в головы приходят, а глупым всё бы только маникюром заниматься, показывает язык охотница.
Парни дружно хохочут. Дорога змейкой уходит в светлый перелесок.
Да хватит вам, я всё понял. Буду как настоящий мужчина: вонюч, волосат и могуч, отвечаю я на выпад тети Маши.
Ну, и хорошо. А то смотришь на нынешнюю молодежь и не поймешь, кто идетили девка или парень. Раньше взглянешь и видишь рюмку, если на ножке, то парень, если перевернутая, то девчонка, а теперь что? Худосочные студентики, у которых спустя пять-шесть лет вырастает пузо, причем как у юношей, так и у девушек. Хотя и есть те, кто не запускает себя, и радует то, что таких становится всё больше, ворчит охотница.
Ну, мы-то не такие, приосанивается Геннадий.
Были бы в городе, стали бы такими же, а пока боретесь с невзгодами, да Сидорыч вас гоняет, то и нет на вас жира. Город расслабляет, вместо того, чтобы по лестнице подниматься да сердце укреплятьна лифтах катаются. С работы на работу на машинах, да на автобусах, а нет бы пешком прогуляться. Время экономят, чтобы хватило перед телевизором поваляться, тетя смотрит на ребят, а те смущаются, словно в чем-то виноваты.
Машина переваливается с боку на бок, окна гладят ветви берез, шелестят лапы елей. Пение птиц понемногу смолкает, небо становится похоже на голландский сыр, солнышко собирается уходить на покой. Из-под колес выпрыгивают зайцы. Я вижу, как под кустом орешника мелькает рыжий хвост. Перед стеклом пролетают пугливые птахи. Нас полчаса преследует сорока, что перелетает с ветки на ветку и осматривает чудного зверя на колесах.
Сумерки ложатся на деревья медленно и аккуратно, словно Всевышний смотрит телевизор и делает яркость поменьше, а заодно снижает контрастность с красками. Фары освещают деревья и кусты, причудливые тени скачут по стволамчерные призраки устраивают веселый хоровод. Машина съезжает с накатанной дороги на еле видную стежку. Мы протискиваемся между колоннами сосен, ныряем в заросли терновника, рассекаем папоротниковое море.
Вы точно уверены, что мы правильно движемся? спрашиваю я, после того, как очередная еловая ветка попыталась влезть в окно, а когда у неё не получилось, то оставила на прощание шишку.
Не бзди, Козлодоев, такси на Дубровку доедет до места, голосом Папанова отвечает Геннадий.
Я ощущаю, как палец охотницы что-то украдкой пишет на моей руке. Буква, пауза, буква, пауза.
«П-Р-И-Г-О-Т-О-В-Ь-С-Я-Н-А-С-П-Р-Е-Д-А-Л-И»
Я кидаю взгляд на тетю Машу, та поднимает бровь. Машина урчит громче и мелькание ветвей убыстряется.
Чего так разогнался? спрашивает охотница. Или не боишься врезаться?
Там впереди подъем будет, нужно прибавить газу, чтобы потом не пришлось толкать руками, отвечает Геннадий.
Я ловлю короткое переглядывание между водителем и пассажиром, и ощущаю, как на шее поднимаются легкие волоски. Атмосфера в салоне так наэлектризовалась, что можно заряжать батарейки, плечи ребят напрягаются и увеличиваются в объемах.
А вот был такой анекдот, оборачивается к нам Владимир, поймал вождь русского, француза и американца
Прыгай!!! вопит Геннадий и выбрасывается прочь из-за руля.
Владимир тоже выпрыгивает наружу и пропадает в папоротниковых дебрях. Я рву ручку на себя, но на наших дверях открывающие рукояти сломаны. Кусты расходятся в стороны. Впереди вылезает обрыв. Не широкийметров двадцать, но у машины нет крыльев, чтобы перепорхнуть на другой берег.
Я пытаюсь выбить дверь, когда ощущаю, как тянут за шиворот. Машина продолжает ехать навстречу своей смерти, а охотница выпорхнула в окно, уперлась ногами в дверь и вытягивает меня наружу.
Три метра до обрывая прижимаю руки к телу
Два метра до обрывапо голове бьет шальная ветка
Метр до обрываполовина туловища оказывается снаружи, когда нога цепляется за сиденье
«Нива» ревет
Передние колеса оказываются над обрывом
Днище скрежещет о камни
Машина переваливает через край обрыва
Брось! кричу я.
Хрен ты угадал! сквозь зубы цедит охотница и рывком вытаскивает меня из машины, точно редиску вырывает из грядки.
Нога бьет в стойку двери, и железная махина ухает вниз. Мы оказываемся в свободном падении. Для крика распахивается рот, когда я вижу далеко внизу узкую полоску воды. Лететь до неё прилично, удар о воду с такого расстояния равносилен удару об асфальтовую дорогу.
За шиворот снова дергают и короткое падение останавливается. В бок бьет неровная стена обрыва, по нижнему ребру царапает острый край камня, который выступает над другими. Охотница держит меня за сдавливающий ворот, так кошки переносят за шкирку котят с одного места на другое. Я не могу оторвать глаз от падающей машины. «Нива» ударяет о противоположную сторону оврага, кувыркается Вниз сыпятся вырванные комья земли.
Схватись за что-нибудь! слышится сверху сдавленный женский хрип.
Я судорожно шарю по стене, получается уцепиться левой рукой за выступ. Правая всё ещё оглаживает стену природного разлома. Из-под пальцев осыпается мелкий щебень. Нащупываю неровный край булыжника, который не полетел вниз, когда я пробую подтянуться. Ноги болтаются в воздухе. Далеко внизу раздается шумный плеск «Нива» находит свое последнее пристанище.
Держишься?
Кое-как, сиплю я в ответ.
Грубая ткань ветровки впивается в горло, натягивает подмышками. На голову сыпется песок, труха, мелкие камешки.
Тогда я отпускаю, натяжение слабнет.