Из грузовиков высадилось сорок солдат. Те, которые в оцеплении были, на тех форма серая была, а эти в черном всем. На головах каски железные, очки темные, винтовки чудные такие, на ружья обычные не похожи. Вот и прошли десять минут. Тогда старший скомандовал, что, мол, сафари объявляется открытым и приступайте. Слово такое я слышала раньше от взрослых, понимала, что означает оно что-то плохое, но вот что именно представления не имела.
Ты так долго еще никогда со мной не говорила, муж был удивлен.
Пошли эти солдаты в черном в деревню. Не толпой, а на группы разделились по четыре человека, но так, что видели соседние.
И что? Никто даже не попробовал.
Попробовали. Они и двадцати метров до первого дома дойти не успели, как по ним деревенские стрелять начали. Двое даже упали, но тут же встали.
Бронежилеты у городских, конечно, хорошие.
Наверное, но стреляли как-то вяло по ним и по одному выстрелу. В первый дом две группы зашли. Медленно так, осторожно, а потом они оттуда, как ракеты выскочили в давай по соседним домам из ружей своих скорострельных стрелять. Только вот били они без промахов, в отличие от деревенских. Остальные тоже в дома заходили и быстрее становились. Зашел обычный человек, а вышелвихрь. А одна группа даже в дом заходить не стала, во дворе дома одного две старухи сидели, так они им шеи ножами порезали и кровь оттуда пить стали.
Ну, все как имам и рассказывал.
Дальше их несколько мужчин деревенских, с десяток где-то, задержать попытались. С ножами и топорами, так они им головы поотрывали. Просто один солдат держал, а второй голову тянул. Только быстро это все было. Гораздо быстрее, чем я рассказываю. До деревенских дошло, что бежать надо, но куда уже убежишь, когда деревня оцеплена. А по солдатам и из «Калашникова» стреляли, ты же из такого вроде стрелять умеешь?
Да. И что?
Стрелять-то в них стреляли, да после кровушки верткие они стали, так что ни в кого не попали. А солдаты, которые крови напились, всех поубивали. Не разбирали, кто женщина, кто мужчина, ни по возрасту сортировать не стали. Кого из винтовок стреляли, а кого и просто руками. Я видела, как солдат ударил женщину одну, толстая такая, крупная, в грудь, так его кулак у нее из спины вылез. Запомнилось, потому что долго он его обратно вытаскивал. А она мертвая почти с минуту простояла, пока он возился. Мамочка та с грудничком, что рядом со мной сидела, белой стала. Выла страшно, так что старший городских распорядился ей какое-то лекарство дать и от окна ее убрали.
И никому убежать не удалось?
Почему же. Десятка два в лесок прорвались, так это даже городских раззадорило. Старший их улыбался. Сказал, что корм резвый попался.
Корм! воскликнул Башким. Они нас так и называют. Мы для них корм, который еще и кормить не только кровью своей может, но и руками еду выращивать.
Они потом все смеяться начали, у некоторых вся одежда и лица в крови были. Я глаз отвести не могла. Они не люди, не сербы. Как с такими бороться? Двадцать минути нет деревни. Они даже оружие не стали искать и отбирать.
Их можно убить. Это не вампиры из сказок и кино, неожиданно серьезно заявил Башким, они не вечные, обычный человек может с ними справиться. Не надо крестов или осиновых колов.
Их уже не меньше, чем нас. Они заводят большие семьи. И их боится весь мир за Барьером.
А что с твоей бабушкой?
С бабушкой? Когда солдаты уехали мы вернулись в свои дома. Моей бабушке повезло. Ее застрелили. Из нее не пили кровь. Просто один выстрел. Многих такая удача обошла стороной.
Зачем ты сейчас вспомнила об этом?
Я хочу сказать тебе, что подумай о детях. Я тебе не нужна, это я знаю, но детей ты наших любишь. О них подумай. Тебя и меня за эти бумажки на ферму заберут, а они сиротами станут. Такого ты хочешь?
Никто ничего не узнает до момента он осекся, так как понял, что сболтнул лишнего.
До момента восстания, продолжила за него Иллка. Она хоть и не очень умная, но и не полная дура. Тогда ты можешь не беспокоиться за детей. Приедет много солдат на танках, и всех убьют. Никаких ферм. Просто перебьют всех. Ладно, спи спокойно, муж, раз все решил за нас.
Она встала с кровати и пошла к выходу из комнаты, но он догнал ее и осторожно повернул к себе:
Ты же не станешь никому рассказывать? Даже Арджун?
Нет, не стану, но она ждала от него не этих слов. Все ее усилия бесполезны. В голове Башкима власть имеет не здравый смысл, а смесь из лозунгов и религиозных изречений.
Вот и хорошо, а фотографии и книжки я спрячу. Хорошо спрячу.
«Фотографии, книжки», она была права. Он таскал в их дом запрещенные вещи уже не первый раз. Иллка с горечью подумала, что полностью погрузившись в работу, пропустила эти моменты. Но не обыскивать же его каждый раз, когда он куда-то выходит один. Ей стало интересно, а не лежит ли где-нибудь в его комнате винтовка или граната. Но какой смысл спрашивать. Ничего, она выберет момент, когда он уйдет из дома один и перевернет его комнату верх дном. Иного выхода не оставалось.
Я спать.
Иди, отпустил он ее.
Иллка заглянула к мальчишкам: дети спали каждый на своей кровати, на низком столике стояли две красные машинки, рядом с которыми лежали батарейки. Она научила их бережно относиться к элементам питания и вытаскивать их после того, как игра закончится. Она поправила простыни, ей захотелось поцеловать их, но не стала, боясь разбудить.
Дочка заснула с Арджун, она очень любила свою тетю, Иллке иногда казалось, что даже больше чем ее. Она просила судьбу и всех богов, чтобы дочка не унаследовала ее внешность. Пусть она станет похожей на свою бабушку, мать Иллки. Та даже в свои пятьдесят с лишним оставалась вполне привлекательной женщиной с острым умом и бойким языком.
Иллка села в кресло напротив кровати, где лежали сестра и ее дочь. Спать не хотелось, хотя она понимала, что уже скоро пожалеет об этом. Организму нужен отдых. В голове пульсировала одна мысль: «Нужно что-то делать, чтобы спасти детей». Но как поступить в этой ситуации, она не знала. И посоветоваться не с кем. С матерью отношения у нее давно перешли в разряд дежурной вежливости, да и никогда они не были близки. Отец, часто жалевший и защищавший Иллку, умер несколько лет назад. Бабушку по его линии застрелили солдаты, Арджун не надо знать о делах Башкима, его родители вообще никак не участвовали в их жизни: даже внуками не интересовались. Подруг у нее не было, несколько хороших знакомых, но им она точно не станет рассказывать такие вещи.
И вдруг ее посетила дикая мысль: а что если имам исчезнет? Тогда ведь некому станет дурить головы Башкиму и другим мужчинам. Ей показалась очень интересной эта мысль. Немного пугающей, но очень заманчивой. Она закрыла глаза, начала обдумывать, как можно сделать так, чтобы этот человек исчез из их жизни, и быстро уснула.
Глава 7
Глава 7.
После разговора с Гертом, Виктор и конрад разделились: каждый направился на встречи со своими агентами. По правилам секретности никто не должен знать агента-информатора, кроме того детектива, с кем работает данный информатор.
Виктор не надеялся получить никакой ценной информации по поводу нападения на КПП, но вот о местонахождении Шлезингера агенты могли что-то знать, так как постоянно следили за тем, не появились ли новые люди по соседству. Для мелкого дилера важно знать о появлении незнакомцев: это могут быть новые клиенты, конкуренты, полицейские агенты, просто люди с активной жизненной позицией, которые могут начать строчить заявления в силовые структуры. Так что наркоторговцы знали людей гораздо лучше, чем патрульные.
Чтобы хоть немного отдохнуть от бесконечного информационного потока со стороны сержанта, Виктор отправил его вместе с Конрадом, а сам сел за руль «ситроена».
Он ожидал от разговора с полковником каких-то новостей или интересных мыслей, но тот просто озвучил в очередной раз за этот день свое мнение о том, что за напдением стоят копы из его же управления, только добавил, что служба собственной безопасноти не располагает никакими вопияющими фактами. Мелкие нарушения и мелкое взяточничество никак не могли объяснить такую атаку на «транспортников».