Познакомься, Татьяна Петровна, это мой друг Игорь Танцор. Он в наш клан собирается вступать. И, конечно же, поможет!
Я?моё возмущение было задавлено в зародыше умоляющим взглядом Володьки.Я, нуэ-э-эконечно, я помогу. Только мне, наверное, нужно вопрос со вступлением решить сначала?
Мигом к Лукашу. Через полчаса чтобы были на кухне.Петровна последний раз посмотрела на нас волком, потом черты лица её разгладились, и она сказала:
Ладно, если поможетесварю самогон из гороха. Вкус, конечно, не тот совсем Но зато через сутки готов будет.
Петровна, дорогая! Ты Ну, ты Человек!Товарищ с опухшим ухом попытался обнять женщину, но был остановлен несильным толчком в грудь.
Не лезь, охламон, а то поленом не только по голове, но и по мягкому месту получишь!
Последний раз глянула на несчастное ухо, еле слышно вздохнула и покинула наше общество. Я выглянул в окно. Вот это осанка! Петровна по снегу не шла, а вышагивала.
Ну, теперь здарова, братан! Долго же ты собирался! Как, пообтёрся немного в Зоне?Перец широко улыбнулся, схватил меня и слегка встряхнул. Я почувствовал себя мешком картошки, попавшим под гидравлически прессвот-вот превращусь в заготовку для чипсов.Чёрт, Игоряха, я так рад, что ты здесь! Рассказывай, как эти три месяца прошли? Слышал, ты себя неплохо зарекомендовал среди одиночек?
Погоди ты, наговоримся ещё. Ты мне объясникто это был?
Петровна. Ты что, не слышал о ней ничего? Пошли, по дороге поговорим.
Мы вышли из здания. Снег с зеленоватым оттенком хрустел под ногами. Как всё же хорошо в Зоне зимой! Часть монстров исчезаетнаверное, впадают в спячку. Аномалии становятся сонными какими-то, хорошо заметными и уменьшаются в размерах. Правда, артефактов можно найти в зимние месяцы на порядок меньшеи люди уходят на Большую землю. Тишина, покой бандюки вообще Словно их и не было здесь никогда. Только кланы, учёные и сумасшедшие вроде меня остаются. Да и куда мне идтиназад? Туда, где нет работы, жизни, ничего? Я только-только сбежалтри месяца, как в Зоне. И уходить пока не собираюсь.
Разговор шёл своим чередом.
Я слышал, конечно, что на базе Свободы баба живёт. Но я думал
Что она наша общая жена?Володька захохотал, а потом прошепталты Тане только такого не ляпни. Зашибёт. Она наша повариха, прачка, фельдшерица, уборщица, психолог И мать, и сестра для всех. Мы спим на белых простынях, моемся в бане Без неё мы бы превратились в сборище оборванцев. Так что ты это обожай и уважай, в общем.
А сам?
А чё сам? Я ж нечаянно. Видал, как она мне в башку поленом запустила? Меткая!несмотря на шишку и отбитое ухо, в голосе Перца сквозило уважение вперемежку с восхищением.
Тут мы приблизились к основному зданию, и Петровна отошла на второй план. Мне предстоял ответственный моментвступление в клан Свободы. Пока поднялись на второй этаж, наслушались подколок от бойцов. Да, долго, видно, будут Перцу вспоминать этот прикол с корытом.
* * *
Не знаю ничего почти. Я ж два года, как в клане. А Петровна, говорят, здесь с самого начала. То ли жена чья-то, то ли сестра, то ли мать Хотя последнее навряд лив Зону с мамками не ходят И вроде как тот мужик, с которым она пришла, погиб. А она осталась, потому что на Большой земле ей жить не для кого. Наш клан для неё и дом, и дурдом, и детсад
После разговора с Лукашем вышли из «офиса», прошли вниз по улице и оказались в царстве женщины. За недавно покрашенным забором чистенький двор, колодец, на столбах натянутые верёвки со злосчастным бельём, сарайчик небольшой. Во всех окнах барака вставлены стёкла, а за стёклами виднелись тюлевые занавески. Словно не в Зоне, а в деревне обычной. Зашли в дом, и Татьяна, ни слова не говоря, поставила перед нами мешок картошки, огромный чан с водой и вручила ножи. Без верхней одежды она смотрелась уже не так внушительновысокая женщина приятной полноты с грустными глазами и аккуратным узлом тёмных волос на затылке. Только кое-где причёска была припорошена сединой. Её бы в середину двадцатого векатакие женщины в то время считались эталоном красоты.
И вот сейчас я чистил картошку, слушал Володьку и раздумывалчто может держать женщину в Зоне, если она ни сталкер, ни учёная, ни искательница острых ощущений? Этот вопрос захватил меня полностьюкак-никак очередная тайна Зоны. А я всегда был любопытен. Разговор сам собой переметнулся на мои приключения последних месяцев, что не мешало обдумывать загадку.
Открылась дверь соседней комнаты, и до моего носа донёсся безумно приятный запах гречневой каши и жареного мяса. В животе заурчало. В дверном проёме появилась фигура Петровны с миской и ложкой в руках.
Танцор, ты ж с дорогииди, поешь горячего. Потом доделаешь работу. А ты, Володька, зайди ко мнеотдам список продуктов. Занесёшь Лукашу, пускай достанет то, что в списке. А то подъели запасы-токрупы кончились почти, и маслоОна поставила еду на стол и вышла из комнаты.
Я себя не очень долго упрашивал. Не ел такой вкусноты с тех пор, как пришёл в Зону. Всё тушёнка, да сухпайки. А здесьцелый пир. Я понял, почему мужики с Татьяны сдували пылинки.
Не успел я поднести ложку ко рту, как входная дверь заскрипела, и в комнату робко протиснулся невысокий усатый мужичок в комбинезоне клана. Он переминался с ноги на ногу и держал руки за спиной.
Хлопцы, а Таня где?
Петро-о-вна-а! К тебе гости!Перец разулыбался и подмигнул мужичку. Тот злобно на него зыркнул, но промолчал.
Кто там ещё? У меня работы непочатый край, за вами, как за детьми малыми, ходить и убирать нужноТатьяна вышла, увидела гостя, упёрла руки в боки, как тогда, при первой нашей встрече, и протянула:
СкрягаЧего припёрся?
Таня, пойдём во двор, поговорим?
Чего? Здеся говори. Буду я ещё на холод выходить.
Скряга покосился на нас неодобрительно, но спорить не стал. Прокашлялся, подошёл к женщине и протянул артефакт. Такого я ещё не видел. По форме и по размеру он напоминал цветок пиона, мягко светился и пульсировал, словно сердце.
Вот Очень редкий. Говорят, он мужикам бесполезен, а бабам усталость снимает и здоровье улучшает по женским деламвроде как. Положи у изголовья кроватии будешь спать хорошо, и вообщеТут он совсем стушевался, сбился и замолчал. Смотрелись они довольно интересноТатьяна, статная женщина, и мужичок, хоть и крепыш, но почти на две головы ниже зазнобы. Что передо мной разворачивается одна из сцен какого-то местного сериала про любовь, я уже понял. Не знал только сюжета в целом.
Я уже сколько раз говорилане тягай мне всякую муть! Лучше помоги делом! Вон, у меня крыша в медпункте протекает. Неделю назад просилазаделай сам или хлопцев запряги. И что? Как текло, так и текёт? Сейчас морозы ударили, снег заметает в комнату! А ты по аномалиям лазаешь, как молодой. Голову оторвётбудешь знать!
Скряга покраснел, забормотал что-то невразумительное про крышу, про нехватку времени и стал отступать к двери.
Погодь! Давай сюда свой аленький цветочек, ладно уж. Положу под кровать.С этими словами она забрала подарок и вышла.
Какая женщина, а мужики?Скряга подмигнул нам на радостях, что подарок не отвергли, и быстренько слинял, пока его протечкой не замучили.
Любовь это или как? Она ну, в общем, она ж выше! И вообщеЖенщина становилась всё интереснее. Я, конечно, понимаюна безрыбье и рак рыба, и любая баба без внимания в Зоне не останется, но вот эти вот пунцовые щёки взрослого человека, подарочки стихов не хватает для полного комплекта.
Типа да.Перец оглянулся на дверь, за которой скрылась Петровна и, понизив голос, стал рассказывать:
Скряга появился с полгода назад, летом. Через неделю у него день рождения был, ну, мы отметили, всё как полагается Нажрался наш Казанова, и женской ласки захотел. Стал к Танюхе приставать. Она ему оплеуху дала такую, что он летел метра два, головой саданулся о стену и вырубился. Когда очнулсявсё, кирдык. Влюблённый по самые уши. До сих пор клинья подбивает, ухаживает. А она нос воротит, типа, не надо ей ничего и никого. Он всё время говорит, что таких баб уже не делают. С него стебаются, но он ничё такупёртый. Думаю, сойдутся они рано или поздно. И вообще
Наш разговор прервал сигнал тревоги. Я бросил недоеденную кашу, Володька нож. Вытаскивая на ходу оружие, мы выскочили на улицу.
Твою мать! Мутанты! И чё им зимой не спится?Перец рванул в самую гущу событий, я тоже побежал было за ним, но что-то меня бросило на землю и рвануло бок. На мгновение передо мной появилась рожа кровососа, а потом он опять исчез. Я пытался выстрелить, но меня швыряло по землеприцелиться было нереально. Краем глаза увидел Таню с дробовиком в руках. Раздался выстрел, и в какой-то миг я почувствовал, что свободен. Разрядив обойму в место, где предположительно мог быть мутант, вскочил с земли, одновременно пытаясь перезарядить оружие. Хладнокровно, со спокойным выражением на лице, Петровна снова выстрелила. Враг стал видимым. Татьяна выстрелила третий раз, прямо в башку уроду, я добавил Кровосос замер на несколько секунд, а потом рухнул.
Слабый. Они спят зимой, а это шатун, видать. Летом мы бы с тобой так легко не отделались.Таня продолжала держать в руках оружие, но на труп даже не смотрела.
Откуда вы знали, куда стрелять?Я тяжело дышал и пытался остановить кровь ладонью. Лапа кровососа порвала комбинезон, но сама рана была не глубокой.
Нужно не суетиться. Если присмотретьсявидно. Воздух колыхается, будто от жары. Вот и всё.Петровна вытянула шею и посмотрела за забор.Так. Я смотрю, всех тварей укоцали. Я пойду в медпункт. Ты помоги Перца дотащитькажись, его порвали сильно. Буду вас лечить.Пошла в барак, бормоча себе под носнадо марганцовку развести, и бинты из биксов достать И что там Болотный доктор советовал А, жгучий мох отварить и рану промывать, только разбавить один к четырём
* * *
Вечером того же дня готовили ужин и мыли посуду сами бойцы. Татьяна Петровна была слишком занята ранеными. Я отделался легче всехпосле промывки раны, наложения швов и повязки был бесцеремонно выпровожен из медпункта. Уже поздно вечером все, кроме дозорных и раненых, собрались в большой комнате главного здания и обсуждали сегодняшний инцидент. Хриплый магнитофон еле слышно играл что-то старенькое, но очень душевное. Пришла Петровна, и тяжело вздохнув, села на скамью.
Ребята заснули. Всё хорошо будет, через пару дней станут в строй. Только Перец Я не справлюсь. Лукаш, ты бы связался с Доктором, жалко мальчика.
Сделаем, Танюш. Не волнуйся.
Женщина оперлась спиной о стену и прикрыла глаза. Я осторожно её рассматривал. Тёмные круги под глазами выдавали, как она устала. Руки, лежавшие на коленях, поражали грубой, потрескавшейся до крови кожей. Из причёски выбилась седая прядь и спадала на лоб, изрезанный морщинами, которых днём я как-то и не заметил. Зона никого не делает краше, а с женщинами вообще обходится очень жестоко. К Петровне подсел Скряга, и еле слышно предлагал покушать, попить водички, выпить пивка Она только морщилась, всем видом говоря, что ей ничего не хочется, и молчала.
Танцор! А почему ты Танцор?белобрысый парень отхлебнул пива из бутылки и с интересом на меня уставился.
Танцор и есть. Занимался хореографией всерьёз, до армии.Мне скрывать было нечего.
Вот это да! Балерунов у нас ещё не былолюбопытствующий рассмеялся.
А не гонишь?Скряга заинтересованно посмотрел на меня. По тебе и не скажешь. Я вот совершенно танцевать не умею. И вообще, не мужское это дело.
Чтобы ты понимал!Татьяна открыла глаза.Игорь, я не танцевала лет десять. Пригласи меня на вальс, а? Ребята, сделайте погромче!
В это время зазвучала старая, когда-то модная песня. Я её хорошо зналне вальс, конечно, но попробовать можно«Bring me to life», группы «Evanescence». Я подошёл к Петровне, протянул руку, она поднялась, и мы закружились в танце. Зрители поражённо молчали.
Не Петровна, нет Таня. Таня танцевала замечательно. Не ожидал, что она окажется настолько прекрасной партнёршей. Даже забыл, что она не вписывается в стандартные для балерин сорок два килограмма. Женщина мечтательно улыбалась, прикрыв глаза, и полностью отдалась во власть музыки. А я в этот момент понял. Понял, что никогда не пойму, почему женщины такие. Способные пожертвовать собой ради других. Почему Таня работает как проклятая, чтобы облегчить жизнь куче мужиков, получая взамен лишь вечную усталость. А вот трепетное к ней отношение бойцов стало понятным. Она действительно была матерью. Для всех. Одним своим присутствием делая этот мир лучше.
7 августа 2009 г.
Василий БораЭпицентр
Вездеход заблудился окончательно и бесповоротно. Уже шестое, серое и унылое утро встречал он в этой глуши, где солнца и в полдень почти не видно, да и рассвет казался прорывом гигантского гнойника, а не восходом жизнетворного светила. Вездеход не знал названия этого леса, и понятия не имел, каким образом он попал сюда, когда бежал без оглядки, спасаясь от химер, но одно помнил крепко: он не имеет права умереть! Ни за что, ни в коем случае, и ни при каких обстоятельствах не мог он позволить себе роскошь отчаяния или спокойствие смерти. Жизнь Вездехода не была его собственностью, и, следовательно, он не мог распоряжаться ею по собственному усмотрению, не мог, сдаваясь беспощадной судьбе, просто лечь и умереть. Не имел права. Его ждали, на него надеялись, от него ожидали помощи и поддержки, защиты и покровительства. У него были дети и жена, которые, потеряв кормильца, остались бы без всякой опоры. Поэтому он раз за разом вытаскивал из глубокой грязи ногу и делал следующий мучительный шаг. Липкая и тяжёлая, холодная грязь методично высасывала из человека последние капли сил, а бурелом вставал на пути сотнями колючих шлагбаумов. Но шли часы, проходили сутки, а человек не сдавался. Полуслепой от усталости и голода, он механически пёр напролом, и концентрировал всё своё внимание и волю на преодолении очередного препятствия. Всегда исключительно только того, которое нужно было преодолеть в данный момент. Иначе было нельзя. Задумайся он на секунду о беспросветности собственного положения или о длине всего предстоящего путии силы бы тотчас покинули его. А так он говорил себе: ещё шаг, ещё один, перелезть дерево, перешагнуть ямуэто я смогу, это ещё по силам, а там видно будет! Вперёд, всегда только вперёд!
К концу шестого дня, человек, скорее похожий на упрямое пресмыкающееся, чем на разумное существо, очнулся от того, что перед ним не оказалось никакого преодолимого препятствия. Минуты две простоял он в тупом оцепенении, прежде чем в глазах засветились искорки возвращающегося разума. Вездеход оглянулся и удивлённо констатировал, что перед ним нет больше деревьев и кустов, а под ногами не грязь, а старый и растрескавшийся, но крепкий асфальт. Оглянувшись, он увидел, что дорога острым краем начиналась прямо у кромки леса, откуда ему удалось только что вырваться. Складывалось впечатление, что по каким-то неведомым причинам растительность никак не могла захватить этот клочок чистого пространства. Остановленная у края асфальта, жухлая трава высоким валом нависала над дорогой, а деревья, которые росли здесь много гуще обычного, жадно протягивали свои хищные лапы в сторону поляны. Что бы это ни было, что бы ни останавливало растительность, Вездеход был благодарен ему от всей души. После десятков часов, проведённых в борьбе с зарослями и болотом, идти по асфальту казалось сказочно легко и приятно. На поляне виднелись какие-то старые развалины, угадывались контуры большого дома и множества хозяйственных пристроек. В сторонке стоял чудом сохранившийся внушительных размеров сарай с бревенчатыми стенами. Большие камни из фундамента дома блестели от ноябрьского инея, создавая впечатление ложной чистоты. "Скорее всего, здесь был раньше большой хутор или дом лесника с маленькой лесопилкой. Богатое было местогляди, какие гранитные глыбы притащили для фундамента!"подумал Вездеход. Его мысли уже крутились вокруг чая, остатки которого он приберёг в рюкзаке и который в мокром лесу никак не мог сварить, ибо сырое дерево под постоянно моросящим дождём только дымило и не желало гореть. Голод болезненной судорогой скрутил желудок, еда закончилась четыре дня тому назад, и в данном положении даже простой чай казался вершиной мечтаний.