И куда поедем? спросил Друга за порогом.
В Тулу, сообщил тот.
Почему туда? удивился Федор.
Там Императорский оружейный завод, объяснил Друг. У меня есть, что им предложить. Мастеровых оттуда призывать не будутв войну понадобится оружие.
А возьмут? засомневался Федор.
Если правильно себя подать, успокоил Друг. Слушайся меня, и мы заставим это мир вздрогнуть!
[1] В то время в Москве было несколько полицмейстеров, подчинявшихся градоначальнику.
[2] На делегубернский секретарь.
[3] В царскую полицию на службу брали мужчин ростом не менее двух аршин и 6-ти вершковоколо 170 сантиметров по-нашему. Рост Федора приблизительно 167 см.
[4] В то время водка продавалась в бутылках емкостью 0,61 литра, а не 0,5 как сейчас. Она была с красной головкой и белойдвойной очистки. Стоила соответственно 40 и 60 копеек за бутылку.
[5] Книга дворянских родов с их гербами.
[6] Поплечниктоварищ, подручный (устаревшее). Слово сохранилось в белорусском и украинском языках.
[7] Факт из реальной истории.
[8] Полицейский пристав в царской России отвечал за порядок на вверенном ему участке.
Глава 3
Паровоз, пыхтя дымом из трубы, подкатил к Московско-Курскому вокзалу. Встал, лязгнув сцепками. Открылись двери вагонов, и на перрон стали выходить пассажиры. Из синих и желтых[1]купцы, офицеры, чиновники и помещики. Шли дамы в шелковых платьях и шляпках. Из зеленых вагонов валил простой людмастеровые, крестьяне, женщины в платочках. На перроне стало суетно. Засновали носильщики с бляхами на груди, громко предлагая свои услуги, вопили разносчики, рекламируя немудреный товар: булки, пряники, леденцы. В толкотне и гаме никто не обратил внимания на мужчину, вышедшего из зеленого вагона. На нем был легкий бумажный[2] костюм без жилетки, косоворотка и кепка. На ногахботинки коричневой кожи. В руках он нес такого же цвета саквояж и чемодан. Пройдя перроном, Федор, а это был он, выбрался на привокзальную площадь и подошел к извозчику, грустившему на облучке. Причина грусти читалась без труда: денежных пассажиров расхватали конкуренты.
Свободен, шеф? спросил мужчина, ставя чемодан на землю. Или ждешь кого?
Что такое «шеф» извозчик не знал, но вопрос понял. Опытным взглядом окинул вопрошавшего. Одет как мастеровой, но во все новое, саквояж и чемодан дорогие. Деньги явно есть.
Двугривенный в любой конец, буркнул хмуро.
Дам три, если отвезешь к дому, где сдают квартиры, пообещал потенциальный седок. Только, чтобы дом хороший: водопровод, электричество, ванна и теплый клозет. И неподалеку от оружейного завода. Есть такой?
Разве что на Миллионной, почесал в затылке извозчик. Доходный дом советницы Хвостовой[3]. Но там дорого.
Ничего, сказал мастеровой и забросил чемодан в коляску. Следом впрыгнул сам. Трогай, шеф!
Дорогой они обгоняли пассажиров, решивших сэкономить на извозчике. Навьюченные сумками и узлами, они брели к городу[4], заняв всю дорогу. Извозчику приходилось покрикивать, чтобы расступились. Наконец, дорога освободилась, и коляска въехала в город. Седок молчал, хотя было видно, что в Туле он впервые. Такие обычно пристают с вопросами. Отвечать извозчик не любилбыл из неразговорчивых. Если бы он слышал диалог, который шел в голове седока, то сильно удивился бы.
Зачем гривенник переплатил! возмущался Федор. Он бы и за два отвез, а то и менее. Следовало торговаться. Все так делают.
Успокойся, Федя! отвечал Друг. Привыкай жить по-новому. Мы с тобой не босяки с Привоза. Уважаемые люди, и должны вести себя соответствующе.
А еще чемоданы эти, ботинки, костюм из чесучи, продолжал ворчать Федор. Ладно полотняный, в нем по летнему времени не жарко. Чесуча-то зачем? Шерстяной дешевле стоит. И какой! Из бостона.
В шерстяном запаришься, возражал Друг. Чесуча легкая, пропускает воздух. Ваша нынешняя модателу смерть. Выходной костюм обязательно с жилеткой независимо от погоды. А коли жара? Да еще белье дебильноекальсоны и рубаха. Взмокнешь. Маек и трусов нет.
Это что? удивился Федор.
Легкое белье. Сорочка без рукавов и подштанники выше колена.
Кожа от штанин зудеть будет, не одобрил Федор.
Если ткань шерстяная, возразил Друг, ну, а ноги потные. В чесуче не запаришься.
Дом захотел дорогой, не отстал Федор. На хрена нам квартира? Ночевать можно и в гостинице. У нас места нет. Неизвестно примут ли и какое жалованье положат. Может, зря ехали.
Предоставь это мне, успокоил Друг. На завод сразу не попремся. Оглядимся, знания подтянем. Для того и квартира. Ну, а деньги Сколько из-под камня достал?
Шесть сотенных.
Твое жалованье за год.
Больше ста уже потратили, буркнул Федор.
Ну, и хрен с ними! Не жалей. Лучше посмотри вокруг. Нравится? Нам тут жить
Пока длилась эта перепалка коляска миновала мост через Упу и стала подниматься по Миллионной. Возле длинного кирпичного здания извозчик остановился.
Доходный дом Хвостовой, объявил, указав кнутом. С вас три гривенника.
Свободные квартиры здесь имеются? поинтересовался седок.
Сами спросите, буркнул извозчик и протянул ладонь. Деньги!
Седок спорить не стал, отсчитал ему монетки, взял чемодан с саквояжем и спрыгнул на мостовую. Извозчик проводил его взглядом.
«Ну, ну! подумал злорадно. Заждались вас здесь».
Но, пошла! прикрикнул на кобылку, шлепнув ту вожжой. Следовало уезжать как можно поскорее. У Хвостовой седоку дадут от ворот поворот, а скандала извозчик не хотел. Он свое дело сделал. Ну, а что не предупредил, так не спрашивали.
* * *
Аглая пребывала в дурном настроении. С одной стороны, радостьнаконец освободил квартиру поручик, надоевший безобразиями. То пьянку шумную затеет, то непотребных девок приведет. А те скачут и орут, словно лошади в стойле. Жильцы жаловались и грозились полицией. Пришлось пообещать поручику сообщить о его художествах командиру полка. Офицер съехал, но не заплатил, задолжав за два месяца. Обещал вернуть, только перспективы виделись туманными. Денежкитю-тю. Аглая этого не любила, потому и переживала.
Было время, когда такие заботы ее не волновали. В восемнадцать лет Аглаю выдали замуж за коллежского советника Хвостова. Жених был много старше, вдов, имел взрослых сыновей, зато служил по финансовому ведомству, где занимался акцизами. В Туле слыл завидной партией. А семья Аглаи была небогатой. Отецучитель гимназии с невеликим жалованьем, двое сыновей и дочь, которая, считай, бесприданница. Кто ж такую замуж возьмет? И тут появился Хвостов. Красотой он, правда, не блистал и в принцы не годился. Не герой романа. Аглая поплакала и смириласьлучше так, чем в девках оставаться. Скоро поняла, что горевала зря. Николай Гаврилович жену обожал. Не жалел денег на наряды и украшения. В женских собраниях Аглае отводили почетное местогоспожа коллежская советница[5]. В Москве или Петербурге таких, может, пруд пруди, а вот в Туле обыскаться. Дамы, годившиеся ей в матери, кланялись первыми. Глазками сверкали, но никуда не денешьсяэтикет.
Так прошло десять лет. Детей у пары не случилось, но Хвостов не переживалу него имелись сыновья. Мачеху они не выносили, что Аглаю не тревожилопасынки жили далеко. Одинв Вильно, а другой в Пензе. Муж дал им образование и пристроил на службу, после чего объявил:
На мои деньги не рассчитывайте. Я начинал коллежским регистратором[6] и всего добился сам. Вот и вы старайтесь. Что делать, знаете. Я же поживу для себязаслужил.
Любви к мачехе у детей такое заявление не добавило. Аглае было наплевать. Муж ее любил и заботился. Приобрел доходный дом на ее имя. Так поступали многие чиновники. Купишь сам, спросят: деньги-то откуда? Жалованье хоть приличное, но на дом не хватит. Ну, а так жена приданое вложила. Не беда, что у Аглаи его не было совсем: кто об этом знает?
Дом был новым и большим. Его начал строить купец, но не завершилразорился. Банк выставил дом на торги, тут Хвостов и подсуетился. Чтобы довести дом до ума, взял кредитопять-таки на ее имя.
Не волнуйся, душенька! успокоил жену. При моих доходах мы ссуду быстро вернем. Выплатими заживем припеваючи. Мне скоро пенсион выйдет, срок подходит. Держать в должности не будутмного на нее желающих. Доходы упадут, а тут дом будет кормить.