Языки для этого учил?
У меня к ним способность. Где б не жилперенимал. В Кишиневе на молдавском говорил, в Ташкентена узбекском. Английский и немецкий знал со школы, французский выучил на пенсии. Чем больше языков знаешь, тем легче новый изучать. Звали в переводчики, но не захотел. Руками работать интереснее.
А в каких ты был чинах?
Не помню, вздохнул Друг. Вроде, в небольшихкапитан или майор.
Ого!
Это здесь «ого». Подпоручикуже величина: дворянин, ваше благородие. У нас их за людей не считали. Бегает какой-то лейтенантик, ну, так их море.
А зачем книги по металлам покупал? Ты же инженер?
Зато тынет. Просто так передать знания не могутолько при совместном изучении. Это первая причина. Есть вторая. Станки, материалы, технологиивсе другое. Там я точно знал, для чего какую сталь взять, обработать чем, закалить и отпустить. Здесь же нуб полный.
Это кто?
Новичок, ничего не знающий.
Не скажи! возразил Федор. Колонку мигом починил.
Ну, так что там сложного? Коль дымитпроблема с дымоходом. А она откуда? Если прежде не было, значит, сажа. Вычиститьи все дела.
Про дрова знаешь
Дача у меня с печкой была, много лет ее топил. Раз почистив дымоход, плюнул на такое счастье. Люди подсказали: не топи елкой и сосной, чередуй с ольхой или осиной. Десять лет затем не чистилне было нужды.
Как ты много знаешь! пригорюнился Федор. Не чета мне.
Ну, так жизнь прожил. Слышал поговорку: «Если б молодость знала, если б старость могла»? Есть возможность ее изменить. Слушайся меня, и мы прорвемся. D'accord?[17]
Уи, ответил Федор и уснул.
[1] Вагоны в царской России отличилась по цвету. Синие1-й класс, желтые (светло-коричневые, золотистые)2-й, зеленый3-й.
[2] Бумажной в то время называлась хлопчатая ткань.
[3] В реальности такой дом не существовал.
[4] В ту пору железнодорожный вокзал Тулы находился за чертой города.
[5] В царской России жены чиновников и офицеров носили их ранг и пользовались соответствующими привилегиями.
[6] Коллежский регистраторнизший чин в Табели о рангах.
[7] Прислуге в царской России платили мало, но желающих было полно. Тот же швейцар чаевыми от жильцов получал в несколько раз больше. Открыть дверь ночью, поднести вещи
[8] Здравствуйте, мадам? Вы хозяйка этого замечательного дома? (франц.)
[9] Не ожидал, что вы так молоды и прекрасны. Тем приятнее будет жить здесь.
[10] 20 квадратных метров.
[11] В то время железная кровать считалась роскошью. Нам это удивительно, но было.
[12] Плата за телефон коллективного пользования в то время составляла 79 рублей в год. Приличная сумма. Не удивительно желание домовладельца компенсировать эти расходы.
[13] 25 и 5 рублей.
[14] Прописка по месту жительства в царской России было делом обязательным и соблюдалась строго. Эту практику заимствовали в СССР. Сейчас называется «регистрацией».
[15] Потрогайте, мадам. Уверяю вас, это очень приятно. Вы не пожалеете. (франц.)
[16] Это не препятствие для любви. Сейчас я покажу вам кое-что. (франц.)
[17] Согласен? (франц.)
Глава 4
Утро началось с неожиданного визита. Федор встал, умылся, попил чаю с булками, почистил зубы и сел за книги. И тут в дверь постучали.
Войдите! сказал Федор, удивившись.
Дверь распахнулась, и в комнату шагнул полицейский. Был он росл, широкоплеч и носил пышные усы.
Доброго здоровьичка! сказал гость, подходя к столу. Городовой среднего оклада[1] Коновалов. Прибыл познакомиться с новым обитателем моего участка. Вы позволите? он указал на стул.
Присаживайтесь, кивнул Федор. Как вас звать, господин городовой?
Никанор Кузьмич.
А меня Федор Иванович.
Это нам известно, городовой достал из кармана и положил на стол паспорт Кошкина. Решил отнести, заодно и познакомиться. Положено, знаете ли, проживающих на участке знать. Служба такая.
Понимаю, вновь кивнул Федор.
Полицейский как-то укоризненно глянул на негобудто ждал чего другого.
Для какой цели прибыли в Тулу? спросил, переходя на официальный тон.
Поступить на оружейный завод.
В качестве кого?
Токарь я.
Мастеровые в таких домах не живут, покачал головой Коновалов. И как только госпожа Хвостова вам квартиру сдала?
Вам известно, Никанор Кузьмич, сколько получает токарь высшей квалификации?
Ну задумался полицейский. На моем участке мастеровых не проживает, точно не скажу. Рублев пятьдесят, наверное.
А сто двадцать не хотите[2]?
Да не может быть! изумился Коновалов. Это ж больше, чем у околоточного надзирателя.
Может, Никанор Кузьмич, хмыкнул Федор. А теперь вопрос. Почему я с таким жалованьем не могу жить в доме госпожи советницы?
Жалованья у вас пока нет, поднял палец кверху Коновалов.
Будет, заверил Федор.
Полицейский не нашелся, что сказать, и скользнул взглядом по столу. Зацепился им за стопку книг.
Что читаете?
Можете взглянуть.
Полицейский подтащил стопку к себе и стал брать книги одну за другой.
«Обработка металлов резанием», забормотал, читая названия. «Стали и их свойства», «Станки и инструменты для обработки металла»Для чего вам это, господин Кошкин? Если вы и так добрый мастеровой?
Чтобы получить сто двадцать рублей. Вот приду я на завод, где меня не знают. Непременно захотят испытать. Спросит меня мастер: «Какую инструментальную сталь[3] нужно взять для резца по стали? А для чугуна? Какие обороты шпинделя нужно установить для этих материалов?» Не отвечу, скажут, что хреновый из меня токарь. Только и могу, что болты точить за тридцать рублей в месяц.
Мудрено, вздохнул полицейских. Мне такого не запомнить. Из Москвы зачем уехали? Там заводов больше.
Как и мастеровых. Все заводы обошелденежные места заняты. Добрые люди подскажи: «Поезжай в Тулу. Там, на оружейном, знающих мастеровых ценят».
Это так, согласился Коновалов. Мы хоть не столица, но к людям с пониманием. Но порядок у нас свой. Вот, примеру, заглянул к вам городовой. Паспорт сам принес, уважение оказал. Полагается отблагодарить.
Сколько? спросил Федор, догадавшись.
За такоерублик.
Федор встал, прошел к шкафу, достал из кармана пиджака портмоне и извлек из него светло-коричневую банкноту. Подойдя к столу, протянул ее городовому.
Благодарствую, сказал тот, пряча рубль в карман. Если вдруг что по моей части, обращайтесь без стеснения. И еще. По великим праздникам прихожу поздравлять жильцов. Тут уж меньше трешницы нельзя, потому как обида.
А какие праздники у вас великие? уточнил Федор.
Как у всех, пожал плечами полицейский. Рождество, Пасха, Троица, Рождество Пресвятой Богородицы. Троица, кстати, скоро.
Заходите, Никанор Кузьмич, сказал Федор. Не обижу.
Доброго вам места, господин Кошкин! кивнул полицейский и вышел.
Вот же мент! прозвучал в голове Федора голос Друга. Даже здесь крышуют.
А у вас не было? спросил Федор, догадавшись о смысле непонятных слов.
Если бы! вздохнул Друг. Только брали больше. Ладно, Федя, за учебу!
* * *
У заводоуправления стояли люди. Подойдя ближе, Черемисин окинул их наметанным взглядом. Поношенные пиджаки, а то и вовсе косоворотки, мятые штаны, заправленные в порыжевшие сапоги. Некоторые даже в опорках. Понятно.
Работу ищите? спросил, подойдя ближе.
Да, загомонили в толпе. Возьмите, господин хороший! Явите милость.
Черемисин сморщился.
Чернорабочие не нужны, объявил громко. Поденщикитоже. Мастеровых недавно в отпуска отправили. Берем умеющих работать на нескольких станках. Таковые имеются?
Ответом стало молчание.
Расходитесь! махнул рукой Черемисин. Не толпитесь у конторы.
Завтра приходить? спросил кто-то.
Завтра будет тоже. Расходитесь.
Толпа недовольно заворчала и стала расползаться. Скоро пространство перед конторой опустело. Остался лишь один. Черемисин присмотрелся. Молодой мужчина, невысокий, коренастый. Одет коричневый костюм из чесучи, и такую же жилетку. Ее пересекала серебряная цепочка часов. Белая сорочка с отложным воротником, галстук-регат[4]. На головелетняя фуражка с мягким околышем, на ногахботинки. Странная фигура. Чей-то служащий? Не похож. Приказчик? Вряд ли. Мастеровой? Они так не одеваются. Вместо жилеток носят широкие пояса, ботинкам предпочитают сапоги.