Поэтому шлинги выдавали только для занятий пока, и берегли как зеницу ока.
Занимались вместе с одним из сенов третьего курса. Для таких занятий нужен был старший партнер, Меро не могла делать все в одиночку. Третьекурсник создавал "фантом" - фигуру вроде человеческой, сначала неподвижную, потом и движущуюся. Первокурсники учились безошибочно набрасывать шлинги и вытягивать облачко - хотя в фантомах облачка не было, но принцип тот же.
На одном из занятий Меро объявила:
Сегодня будем тренироваться на людях. Друг на друге. Разбивайтесь на пары и приступайте.
Ивик уже несколько занятий работала со старшей девочкой, пятнадцатилетней, как все третьекурсники, Мартой иль Касс. Марта безотчетно нравилась ей - крупная, сильная девчонка, с темно-русыми волнистыми волосами, глазами большими и коричневыми, как лесные орехи. Они отошли в сторонку.
Так. Стой крепко, не ори и не падай, - сказала Марта, - будет больно.
Она сделала неуловимое движение рукой со шлингом. Огненные петли взлетели в воздух, в следующую секунду Ивик поняла, что "больно" - это совершенно неподходящее слово. Какое там - орать! У нее перехватило дыхание и сразу же брызнули слезы. Огненные петли охватили плечи, грудную клетку, живот тремя витками, тут же безжалостно вонзились в тело и стали резать сквозь кожу, мясо, кости, внутренности, проходя прямо сквозь живую ткань. Ивик ничего не соображала, не видела, превратившись в одну только боль, режущую, невыносимую, и вдруг все прекратилось, только ноги уже не держали, Ивик повалилась на землю, словно куль картошки. И лежа уже на твердой почве Медианы, чувствуя удивительную расслабленность, невозможность пошевелить ни одной мышцей, даже палец сдвинуть - она испытала невыразимое счастье оттого, что боль кончилась.
Над ней трепетал контурный слепок с ее собственного тела, молочно-белое облачко, словно пародия на человека - руки, ноги, голова, три петли шлинга, оторванные уже от рукоятки, огненными обручами сжимали облачко, так что оно неподвижно висело в воздухе.
Ну как? - Марта наклонилась над ней. Ивик с трудом шевельнула губами.
Двигаться не могу
Это нормально, шок отделения. Вы же учили. После отделения облачка наступает частичный вялый паралич на несколько часов. После этого ты и пальцем двинуть не сможешь, и дорши могут взять тебя тепленькой, без всякого труда. Так что береги свое облачко.
Марта повернулась, сняла с облачного тела петли. Слепок нелепо дернулся в воздухе и рванулся к неподвижно распростертой хозяйке. Миг - Ивик снова почувствовала, что тело слушается ее. Поднялась на ноги.
Теперь ты, - велела Марта. Она расставила ноги чуть пошире, словно укрепляясь на земле, - давай, работай!
Ивик подняла руку со шлингом. Марта так спокойна А ведь она знает, что сейчас будет! Ивик вдруг затошнило от воспоминания. Закружилась голова.
Ну давай! - бодро поторопила Марта. Надо ведь, беспомощно подумала Ивик. Я должна. Иначе никак. Она неловко взмахнула шлингом.
Со второй попытки петли охватили тело Марты.
Рви!
Ивик почувствовала, что рука слабеет. Не смогу, подумала она.
Ну что стоишь?!
Ивик рванула шлинг. Ей показалось, что она слышит хруст и треск разрываемых тканей, в глазах потемнело, и потом она как-то увидела лицо Марты, искаженное болью, покрасневшее, и рука ее ослабла.
Шендак! - заорала Марта наконец, - рви, говорят!
Ивик всхлипнула и снова потянула шлинг. Надо было тянуть сильно, быстро, чтобы петля уже скорее проскользила сквозь ткани, но сил - сил никаких не было. Стиснув зубы, упершись в землю ногами, она тянула шлинг, но это было - отчего-то - невыносимо трудно, просто невыносимо, Ивик казалось, что это через ее тело продирается огненный нож, что это ее рвет на куски, и будто снова паралич ее сковал - она никак не могла рвануть как в страшном сне, когда бежишь, перебираешь ногами, и не можешь сдвинуться ни на сантиметр. Ивик слабо вскрикнула и выпустила шлинг.
Марта лежала на земле ничком, и на секунду Ивик подумала даже, что ей удалось выделить облачное тело. Но нет - облачка в воздухе не было. Марта подняла голову. Вскочила на ноги - Ивик лишь бросила взгляд на нее и отвела глаза, мечтая провалиться сквозь серую почву Медианы куда-нибудь еще поглубже
Неподалеку трепетало в воздухе чье-то облачко, скованное блестящими петлями, Рица гордо стояла рядом со шлингом. И дальше - еще облачка. У всех получается только у нее - нет. Я не могу, подумала Ивик. Слезы текли по щекам. Я никогда не смогу. Она виновато смотрела на третьекурсницу. Марта все еще тяжело дышала, лицо ее покраснело и покрылось крупными каплями пота. Больно, подумала Ивик бедная, как это больно как я могла! Мне ее так жалко, и я делаю хуже, еще хуже, если бы я могла сильно рвануть - было бы не так страшно.
Я не могу, - выдавила она из себя. Щеки горели. Она чувствовала себя как Иуда после предательства в Гефсиманском саду. Хуже ее просто нет. И правильно, что ее теперь выгонят, наверное, из школы ну не способна она. Мама была права. Ивик просто взялась не за свое дело, это для нее сложно, вообще невозможно.
Марта выпрямилась.
Давай еще, - сказала она хрипло, - только быстро.
Ивик вздрогнула.
Она была уверена, что сейчас Марта пойдет сообщать Меро о неудаче. А что, разве возможна вторая попытка? То есть уже третья
Марта смотрела на нее в упор. Ждала.
Надо быстро, соображала Ивик. Очень быстро и сильно. Вся беда в том, что я сама начинаю чувствовать боль, и от этого рука ослабевает. Это эмпатия, вспомнилось к чему-то. Да, кто-то ей говорил, что у нее сильная эмпатия. Но она мешает, очень мешает. Из-за того, что ей так жалко Марту, что самой больно внутри - у нее ничего и не выходит. Надо отвлечься. Отключиться, совсем.
Она же даже не говорит ничего даже не просит тянуть резко. Она просто ждет. Боли.
Ивик метнула шлинг. Зажмурилась и рванула изо всех сил. Будто ржавый гвоздь из доски, что-то вылетело там, на другом конце, Ивик покачнулась, удержалась на ногах. Открыла глаза. Облачко Марты покачивалось перед ней в воздухе, охваченное тремя огненными петлями. Ивик подошла - руки ее дрожали. Направила струю из шлинга, растворяя петли. Облачко качнулось в воздухе и упало вниз, словно вдруг обретя вес, метнулось к неподвижному телу хозяйки.
Марта медленно поднялась на ноги.
Очень больно было? - голос Ивик дрогнул. Марта дернула плечом.
Нормально. Ниче, потом лучше будет получаться.
От костра доносились разговоры, редкие взрывы смеха. Струнные переборы. Иногда начинали что-то петь. Ивик натянула спальник на голову.
Хотелось бы сейчас, конечно, посидеть там, у костра. Тем более, там Марта. Ивик очень хотелось быть рядом с Мартой. И Марта сейчас играла на клори. В первый день ее сен шел рядом с сеном иль Кон, и Марта попросила кого-нибудь понести ее клори. Ивик мгновенно вылетела вперед и приняла инструмент. И целых полдня она несла его! Инструмент Марты! Марта и играет лучше всех. И вообще
Это же Марта!
И сейчас можно посидеть рядом с ней, преданно глядя ей в глаза, и слушать, как Марта поет негромким, низковатым голосом.
Как-то в пути, темнотою измучен,
Песенке, песенке был я научен,
Песенке в несколько строк
Только сил никаких нет.
И ноги болят. Нет, не встать, подумала Ивик обреченно. Дана вот тоже совсем уже никакая была под конец. У нее даже Лен забрал рюкзак и надел его себе спереди. Ивик, по крайней мере, сама свой рюкзак дотащила. И палатку помогала ставить. Но теперь Дана все-таки нашла в себе силы и сидит там, у костра, а Ивик
Ступни все еще болели, наверное, там шендак сплошной, мозоли страшные, но сделать с ними что-нибудь Ивик сейчас не могла. Это же надо встать. Искать пластырь, возиться. Нет. Ивик поплотнее завернулась в спальник. На мгновение ее вдруг захлестнуло отчаяние при мысли, что это ведь только второй день. Только второй! И еще двенадцать дней вот так мучиться. Обязательный летний марш-бросок всего квенсена - за вычетом дежурных, конечно, которые оставались для охраны. Ивик очередной раз с мысленным проклятием вспомнила тот день, когда поехала к хессу педсовета, когда ее определили в гэйны, выругала себя за то, что не сбежала, хотя давно уже пора было это сделать, осознала, что ей уже плевать на косые взгляды, и что таких мучений ничто не стоит, поняла, что так мучиться всю жизнь невозможно, и наконец, заснула