Довольно об этих героях, нетерпеливо перебил его Бонапарт. Докладывайте итоги боя.
Мы шагали по бывшими немецким позициям, мимо перевёрнутых пушек, ящиков с ядрами, разбросанных мушкетов и сабель, перешагивая через тела убитых. Меня лично, несколько коробило от такого отношения к павшимтрупы не убирали, покуда император лично не пройдётся по полю недавнего боя, словно инспектируя его. В этот раз его сопровождали штабы объединённой русско-французской армии и Макдональда. Однако из-за изрядных потерь в нашей армии, вместе со штабом, для представительности, так сказать, шагали все офицеры в чине, не ниже первого лейтенанта у французов и штабс-капитанау нас.
Немцы не ждали нашей атаки, сообщил Макдональд. Гусары и уланы просто смели их тыловое охранение и огнём и мечом прошлись по позициям. Я решил атаковать ночью, чтобы внести как можно большую сумятицу
Вам это удалось, Макдональд, сказал ему Бонапарт. Учись, Ней, как надо командовать кавалерией.
Много ли надо умения, чтобы ударить в тыл, пробурчал уязвлённый маршал.
Бонапарт не стал продолжать издёвок, а жестом дал понять Макдональду, что внимательно слушает его.
Мы обратили врага в бегство очень быстро, продолжал тот. Конница вырезала артиллеристов, а пехота ударила на разворачивающиеся полки. Вы их изрядно потрепали, скажу я вам, господа. Римской пехоты почти не былоодни венгры. Немцев больше, но и у них очень большие потери. Но, что самое главное, они были вымотаны и попросту не хотели драться. Офицеры часто бежали впереди своих солдат, примером своим, вдохновляя их. Макдональд усмехнулся.
Пленные? поторопил его Бонапарт.
Мы взяли фон Лихтенштейна и фон Кинмайера, а в фон Блюхер вырвался. Этот старый чёрт даст фору иным молодым рубакам. С дивизионом чёрных гусар Приттвица он прорвался через наших солдат и умчался на северо-восток. Кавалерия была занята и догнать его не успели.
Очень жаль, сказал Бонапарт. Этот старый хрыч ещё попьёт у меня крови.
Я отправил за ним два эскадрона гусар, сообщил Макдональд, но не думаю, что они догонят Блюхера. След давно простыл.
Быть может, эта скачка его прикончит, зло произнёс Бонапарт.
Маршал Бонапарт, сказал генерал-лейтенант Барклай де Толли, мой корпус возвращается в Россию. На переформирование.
Понимаю вас, кивнул ему Бонапарт, остановившись, чтобы осмотреть батарею, буквально, заваленную телами. Венгры обороняли её отчаянно, не щадя себя, в то время как артиллеристы разворачивали орудия на обрушившегося на них с тылу врага. Вы помогли мне, генерал-лейтенант, можно сказать, спасли меня и Францию. Я велю отчеканить в честь битвы и обороны Труа памятные медали. Их получат все, кто сражался в эти дни.
Мы шагали по сожжённому пригороду Труа, переступая через трупы и сломанное оружие, солнце освещало всю эту жуткую картину, но на душе, не смотря на всё это, было как-то легко. Одна мысль сидела в головедомой, мы возвращаемся домой.
Глава 19, В которой герой так и не находит мира, даже на родной земле
Бонапарт выделил нашему корпусу большой десантный дирижабль, на котором мы вернулись в Вильно. Помню, меня очень сильно удивило, что мы летим не на аэростатах Гершеля, однако я не придал этому значения. Сразу по прибытии всех офицеров отправили в отпуск, чем я воспользовался, взяв билет на дилижанс до родного города. Однако отправиться домой в тот день мне было не суждено.
Я шагал по станции дилижансов мимо паперти дорожной церкви с нищими, просящими милостыню у «добрых господ». Моё внимание привлекли знакомые цвета одежды одного из них. Очень уж похожи на наши полковые. Я остановился, приглядевшись к однорукому нищемуи точно он носил грязный и штопаный мундир Полоцкого полка. Пригляделся внимательнееи выругался сквозь зубы, кажется, по-немецки.
Жильцов, сказал я ему, что вы тут делаете?!
Вашбродь, почти прошептал мой бывший денщик.
Встать! скомандовал я. Смирно!
Тело бывалого солдата среагировало быстрей разума. Он вскочил и коротко махнул рукой, отдавая честь.
Ваше благородие, господин штабс-капитан, гаркнул он былым фельдфебельским голосом, прошу простить неуважение к вашей персоне! Бывший фельдфебель Жильцов Василий, к несению службы вашим денщиком готов!
Эй, офицер, чё творишь? к нам направлялись три человека явно преступного вида. Эт наш солдатик.
Солдат более ничьим крепостным быть не может, сказал им я, как бы невзначай кладя руку на кобуру с пистолетом. А, тем более, находящийся на действительной службе.
Не въезжаешь, офицер, продолжал невысокий парень, явно верховодивший в этой шайке. Этот солдатик наш.
Пистоль не мацай! рявкнул один из громил, сопровождавших невысокого.
Я успею всадить тебе пулю в лоб раньше, чем ты шаг сделаешь, спокойно сказал я.
Громила, похоже, был изрядно оконфужен тем фактом, что не понял и половины из сказанного мной. Это было написано у него на лице.
Палить на станции, усмехнулся невысокий. Не станешь, офицер. Тут псы кругом, и все наши, прикормленные.
Нападение на офицера во время войны, покачал головой я, это компетенция не станционных полицейских. Вами займутся военные аудиторы. Если будет кем заниматься.
Лады, пошёл на попятный парень. Забирай солдатика, но он нам звона стоил. Кто вернёт?
Ты чего-то не понимаешь, сказал ему я. Сейчас мы с Жильцовым уходим.
Эт ты не въезжаешь, офицер, окрысился парень, став похож на зверька. Я сейчас кликну своих лбов, и они из тя калеку сделают. Рядом со своим солдатиком сядешь.
Вторую руку перешибём, заржал как конь второй громила.
Я выхватил из кобуры пистолет и, без колебаний, всадил пулю ему в голову. Громила дёрнулся, покачнулся и осел на мостовую. Собравшаяся вокруг нас толпа зевак, раздалась в стороны с совокупным охом.
И чё терь делать будешь? по-крысиному оскалился коротышка. Без пистоля?
Я спокойно вложил пистолет в кобуру и погладил корзину палаша.
Прекратить безобразия! прогремел зычный голос городового. Во главе небольшого отрядика из троих станционных стражей он прокладывал себе дорогу через толпу. Люди просто расступались перед ним. Расходитесь! Разойтись! Нечего тут стоять!
Подойдя к нам, попутно практически разогнав толпу, он спросил, вроде бы ни к кому не обращаясь:
Что тут твориться? Кто стрелял?
Я стрелял, ответил я. Штабс-капитан Суворов, командир гренадерской роты Полоцкого пехотного полка. Нахожусь в отпуске.
По какому поводу стреляли? не дал сбить себя с толку и ошарашить званиями городовой.
Эти трое, я указал на невысокого и двухживого и мёртвогогромил, напали на меня, наверное, с целью грабежа.
Федька! крикнул на коротышку городовой. Совсем страх потерял?! В арестантские роты захотел?!
Да вы что, Иннокентий Феофилактович, голос невысокого Федьки разительно изменился (и как он только выговаривал отчество городового?), ничего такого. Они к нашему солдату прибодались, мы ему, того, объяснить хотели, что к чему. А они сразу за пистоль, сразубах! и Копыту голову прошибли.
Правильно сделал, одобрил мои действия городовой. Копыто твой, Федька, совсем с головою не дружил, вот и потерял её.
Он рассмеялся своей неказистой шутке. Федька поддержал его.
В общем, иди отсюда, Федька, с глаз моих долой, отсмеявшись, сказал ему городовой. И Копыту забирай. Нечего ему тут валяться.
А когда уголовники покинули поле боя, городовой обратился ко мне:
Забирайте своего солдата, господин штабс-капитан, и проваливайте как можно скорей. Федькамелочь, малёк, но верховодит у нищих человек страшный. Ему надо имя своё, renommИe, сохранить, а за ради этого он, на что угодно пойдёт. В уголовной среде имяэто всё, потеряешь имя, потеряешь и власть.
Для чего вы мне всё это говорите? поинтересовался я у городового. Могу вас уверить, что мне это совершенно неинтересно.
Понимаю, господин штабс-капитан, кивнул городовой. А говорю вам всё это не для того, чтобы, Боже упаси, напугать вас. Нет. Я к тому, что они ни перед чем не остановятся. И на убийство пойдут.