Отлично! крикнул майор Губанов. Молодцы! Что теперь, Булатников?! обратился он к подпоручику в залитом кровью мундире, не поймёшь своей или чужой.
Выделите мне роту из вашего батальона, ответил тот. Мы с ними прорвёмся на мостик. А остальные, с вашего позволения, пусть по другим галереям ударят с тылу.
Отличная идея, подпоручик, кивнул ему Губанов. Штабс-капитан Антоненко, отправляйтесь с Булатниковым.
Веди, Булатников! позабыв былые раздоры, крикнул мой непосредственный командир. Вперёд!
И мы побежали по гулким коридорам дредноута, преследуя убегающих солдат и воздухоплавателей, спешивших спасти свои жизни. Первое организованное сопротивление нам оказали минут через пять после того, как мы ворвались внутрь летучего левиафана. В длинном коридоре британцы соорудили нечто вроде баррикады, и обстреляли нас. Мы не стали ввязываться в перестрелку, налетев на них и, как говориться, взяв на копьё в считанные секунды.
А вот мостик пришлось штурмовать по всем правилам. Он был хорошо укреплён, и дрались британцы отчаянно. Нас встретили ураганным огнём, так что пришлось всё же залечь за порог у дверей в коридор и палить в ответ. Что впрочем, не приносило ощутимого результата.
Эх, жаль, гранат нету! пожаловался Булатников. Закидали бы мостик враз!
Чего нет, того нет, пожал плечами Антоненко. Надо прорываться так!
Это да, кивнул Булатников. как обычно, мы первые, выза нами! Полундра!!!
И он без предупреждения вскочил в полный рост и бросился к входу на мостик. Воздушные пехотинцы кинулись за ним. И легли все как один под пулями британцев.
Солдаты, вперёд! не дал нам опомниться Антоненко. Вперёд!
Мы пробежали по коридору, всё ещё затянутому пороховым дымом, и обрушились на не успевших зарядить мушкеты британцев. Стрелять не стали, пустили в дело штыки. Схватка была очень короткой, но яростной. На мостик мы ворвались окровавленные и злые что твои черти. Кажется, капитан и офицеры дредноута пытались сдаться нам, но мы никого не щадили. В этот момент мы были более зверьми, нежели людьми, а звери жалости не знают. Хищные опьянённые кровью звери. И единственное, что делает нас людьмиэто способность раскаиваться и мучится совестью после, ну и конечно, кошмары, преследующие долгими ночами.
Что теперь, господин штабс-капитан? спросил у Антоненки подпоручик Эбергард-Шютц.
Отходим к стрелковой галерее, приказал тот, и дожидаемся батальон. На «Гангут» вернёмся все вместе.
Есть, ответили мы.
Мы отступили к стрелковой галерее, следуя тем же стрелкам, какие были и на «Гангуте». Правда, никто из нас не разумел английского, и ориентироваться приходилось по кровавым следам и нашим представлениям о языке бриттов. Бросать тела воздушных пехотинцев и наших солдат, павших при штурме мостика, очень не хотелось, однако тащить их с собой через весь дредноут не представлялось возможным. Тем более, что враг мог атаковать нас в любой момент. Британские офицеры и сержанты должны были привести своих солдат в чувство и организовать нам сопротивление.
Что с Булатниковым? спросил у Антоненки майор Губанов, когда мы вернулись на стрелковую галерею. Остальной батальон уже был тут, ждали только нас.
Убит, ответил штабс-капитан, как и вся ландунгс-команда. При штурме мостика.
Понятно, кивнул командир. Что с мостиком?
Офицеры оказали сопротивление и были убиты, отрапортовал Антоненко, машинерия уничтожена.
Ясно. Губанов вскинул руку с окровавленным тесаком и дал отмашку, чтобы экипаж опускал секцию борта, и мы могли вернуться на «Гангут».
Что это?! воскликнул глазастый солдат Сашка Осипов.
Он тут же получил по голове от своего унтера, но все уже повернули головы на его крик. От небольшого британского дирижабля в сторону «Гангута» летели пламенные искры с длинными чёрными хвостами. Много позже я узнаю, что это пороховые ракетысамое мощное оружие британцев, в тот же день они показались мне некими карнавальными шутихами, не слишком качественными, к слову. И тут эти «шутихи» врезались в баллон нашего дирижабля и взорвались с небывалой мощью. Из борта «Гангута» вырвались языки пламени, и громадный воздушный левиафан покачнулся и начала заваливаться на повреждённый борт. Подошедший с другой стороны дредноут дал залп из нескольких орудий, добивая израненного врага, ещё пытавшегося огрызаться редкими выстрелами пушек. Падение «Гангута» резко ускорилось, весь баллон его был объят пламенем.
Твою мать, сказал кто-то.
Ни добавить, ни убавить.
Сигналят нам что-то британцы, заметил штабс-капитан Антоненко.
Отходим внутрь дредноута, скомандовал майор Губанов. Соединимся с остальными, кто проник через другие галереи, и будем думать, что делать дальше.
Собрались все выжившие офицеры в кают-компании. Отправив солдат под присмотром прапорщиков и унтеров вылавливать остатки британского экипажа, а также устанавливать на борту дредноута нашу власть, мы расположились за громадным столом, где могли бы разместиться все офицеры Западной армии и эскадры Гершеля. Настроение царило в кают-компании крайне мрачное, не смотря на то, что вроде бы только что совершили невозможное. Взяли на абордаж британский дредноут.
Так что же делать, господа офицеры? открыл наше импровизированное собрание майор Семён Карлович Версензе, командир первого батальона нашего полка. Надо решать, и быстро. Времени у нас в обрез.
Верно, согласился с ним подполковник Панкаршин Сергей Павловичкомандир третьего батальона Новгородского гренадерского полка, самый старший по званию офицер среди нас. Командиры полков с первыми батальонами остались на «Гангуте» и должны были помогать фузилёрам его экипажа обороняться от возможных абордажей вражеских дирижаблей. Времени у нас в обрез. Британцы высадят на борт десант, как только увидят, что мы не подаём опознавательных знаков. Один-два абордажа мы отобьём, сил хватит, но после
Можно поступить крайне жестоко, предложил майор Губанов, но в полном соответствии с логикой войны.
А именно? спросил подполковник Панкаршин.
Согнать в трюм всех матросов из экипажа и перебить их, с солдатами поступить также, начал излагать наш командир, и я ужаснулся его словам. В общем, чтобы на дредноуте не осталось ни единого британца. Нам же стоит запереться в десантных шлюпках, что стоят на нижней палубе. Когда же британцы, обнаружив, что весь экипаж перебит, отбуксируют дредноут к суше, мы десантируемся и будем прорываться к французам в Испании.
В вашем плане есть несколько серьёзных изъянов, возразил ему штабс-капитан Диметров Максим Бисеровичстарший из офицеров третьего батальона Могилёвского пехотного полка, беглый болгарский борец с османами, по-русски он говорил чисто, но с едва заметным акцентом. Во-первых: каким образом, запершись в десантных шлюпках, узнаем о том, что дредноут летит над сушей, а не над морем. Во-вторых: можно ведь и дать отпор британским воздушным судам, не забывайте, что на его борту установлены новейшие паровые орудия. Ну и в-третьих: где вы найдёте людей, которые перебьют безоружных пленных британцев?
Управлять дредноутом мы не можем, покачал головой Губанов, ибо мои солдаты не только перебили всех его офицеров, но и уничтожили машинерию, с помощью которой, собственно, и правят этим левиафаном. Да и принудить британских канониров стрелять по своим будет очень сложно, даже под дулами наших мушкетов. Они своё дело знают, а мынет, даже если станут безбожно мазать, нам останется их только перебить. Что я и предлагаю с самого начала.
Хорошо, не стал спорить Диметров, но как же быть с десантом? Из шлюпок ничего не разглядишь, можно и в море десантироваться. В шлюпках на дно морское и пойдём.
На десантной палубе большого охранения не оставят, резонно заметил капитан Кшиштоф Цитович, обходившийся без отчества польский офицер на русской службе, командовал он первой ротой в батальоне Панкаршина. Их можно сработать очень быстро и без шума. А после выкинуть за борт и на их место поставить офицера, ведающего по-аглицки, и солдат. У британцев солдаты при офицере рта отрыть не смеют, тут же плетей получат, так что никто ничего не заподозрит, ежели что.