Он не всегда был таким. Даже в историях, которые я слышал, он представал безжалостным, но не сумасшедшим. Что то его изменило. Что-то ужасное.
Зачем ты притащил меня сюда? спрашиваю я.
Кхарн улыбается безрадостной улыбкой. Словно его лицевые мышцы сами собой складываются в плотоядный оскал, если он перестает их контролировать.
Я здесь по той же причине, что и ты, говорит он. Роюсь в развалинах и ищу трофеи.
Даже в моем теперешнем состоянии я не могу сдержать горький и душащий смех. Трудно представить Пожирателей Миров, ищущих трофеи. Онивоплощение разрушения и ничего больше.
И как, вы нашли то, что искали?
Кхарн кивает.
Под Тизкой есть глубокая Зеркальная пещера. Ты должен о ней знать. Мы предположили, что Волки, возможно, пропустили ее, хоть они и славятся своей педантичностью. Там, внизу, было кое-что, и я приказал это забрать.
Он извлекает из доспеха стальную подвеску, сделанную в виде головы волка, воющего на фоне серпа луны. Металл черный, будто слишком долго пробыл в огне.
Лунный Волк, говорит Кхарн. Ваш примарх пользовался им, чтобы связываться с Хорусом. Раньше он был частью доспеха магистра войны и имеет с ним симпатическую связь.
Он говорит так, будто эти слова должны что-то для меня значить, хотя я и пытаюсь уловить смысл.
Он может быть использован снова, а Хорус не желает, чтобы ему докучали разговорами. Эта штука будет уничтожена, так закроется еще одна потенциальная брешь в нашей обороне. Тогда, благодарение богам, я буду свободен и смогу заняться каким-нибудь более приятным делом.
Не понимаю, говорю я, и от мимолетного упоминания о богах мне становится не по себе. Какое отношение к этому имеет Хорус? Что здесь произошло?
На этот раз Кхарн не улыбается, но я чувствую, как в нем зарождается злобное удивление. Я чувствую еще и другое. Он буквально сгорает от напряжения, разрядить которое может только убийство. Лунный Волк был не единственной причиной, по которой он явился на Просперо.
Ты в самом деле ничего не знаешь, говорит он. Я собирался пытками вырвать у тебя твои секреты, но вижу, что у тебя их просто нет. Значит, я стану мучить тебя иначе.
Он подается вперед, и я отворачиваюсь от зловония. Его дыхание пахнет сырым мясом.
Слушай же, Тысячный Сын! Я расскажу тебе одну историюо великих переменах, происходящих в Галактике; о крушении всех надежд твоего примарха и об окончательном торжестве эффективной силы над малодушной слабостью. А затем, прежде чем убить тебя, я расскажу о конечной цели этого крестового похода, который люди в своем безграничном невежестве уже стали называть Ересью.
Ранее
Стрельба оглушала. Болтерные очереди били по стенам, обращая их в пыль. Вдобавок противник пустил в ход тяжелые орудия. Просвистевший над головой снаряд ударился в каменную балюстраду менее чем в пяти метрах от места, где залег Каллистон.
Капитан Тысячи Сынов затаился на дне старой воронки где-то в центре города. С ним были два его воина, вжимавшихся в истерзанную землю и поливавших ночь очередями реактивных зарядов. Огневая мощь противника во много раз превосходила их возможности. Теплый ночной воздух разрывали летящие отовсюду трассирующие снаряды. Неподвижное тело четвертого лежало на дне воронки.
Приготовиться к отходу, приказал Каллистон, видя, что его магазин пуст. У него не оставалось выбора. Из-за темноты и на дальнем расстоянии было сложно подсчитать наверняка, но, похоже, что на них наседало не менее тридцати космодесантников. При таком соотношении сил удержать позицию невозможно.
Куда, брат-капитан? спросил Леот, один из двух оставшихся Сынов. В его неторопливом голосе не было страха, но слышался невысказанный упрек. Он знал, насколько мизерны их шансы.
К транспортнику, ответил Каллистон, отстегивая магазин и заменяя его новым. Но не напрямую. Мы отойдем назад, к колоннаде, и оттуда срежем путь.
По направлению огня он определил, где находятся ближайшие враги, выскочил из воронки, выпустил прицельную очередь и снова упал на дно укрытия. Едва он оказался вне досягаемости, в воздух взметнулся столб огня, разметавший толстый слой земли, стекла и камня. За ним последовали другие, а над головой провизжала вторая ракета.
Пошли, произнес Каллистон, жестом приказывая своим людям отступать, пока он прикрывает отход.
Два космодесантника, стараясь держаться в тени, метнулись к задней части воронки. Добравшись до края, они стремительно помчались прочь. Каллистон поднялся, выпустил последнюю очередь и кинулся следом. Он взлетел по осыпающемуся склону, чувствуя, как дрожит от близких разрывов земля. Выскочил из воронки и побежал по улице за боевыми братьями, выискивая следующее укрытие.
Вдруг Каллистон увидел, что с той стороны, куда они направлялись, появились новые враги.
Внима начал он, слишком поздно заметив инверсионный след ракеты.
Выпущенная из наплечной пусковой установки, она ударилась в землю прямо перед ним, и волна ревущей боли обрушилась на него, сбивая с ног. Каллистон ощутил еще несколько сильных ударов, один из которых угодил ему прямо в грудь. Тело, кувыркаясь, пролетело по воздуху, отброшенное мощной взрывной волной, и грохнулось на что-то твердое. Позвоночник мучительно изогнулся, кости правой ноги хрустнули. В глазах потемнело, и мир закружился, сливаясь в размытые полосы огня.
Он смутно слышал звук приближающихся шагов и отрывистый лай болтеров. К его виску приставили ствол, громко звякнувший о гладкую поверхность шлема.
Нет, донесся откуда-то неподалеку голос, грубый и возбужденный от едва скрытого наслаждения, получаемого от убийства. Живьем!
Затем на Каллистона обрушилась боль, пронзив его насквозь, точно молния. Сознание начало меркнуть. И наступило забытье.
Я всегда почитал за благо способность заглянуть в глубины человеческого разума. Всегда ценил возможность понять, лжет мой собеседник или говорит правду. А не наделенным этим даром смертным приходилось ориентироваться по таким ненадежным признакам, как учащающийся пульс, потение или бегающий взгляд. Такая способность представлялась мне еще одним маленьким доказательством неотвратимого прогресса человечества на пути к превращению в смертных богов.
Теперь я знаю, чем приходится платить за проницательность. Я не могу усомниться в том, что мне говорят. Не могу убедить себя, что Кхарн скрывает правду, поскольку для меня его разум подобен прозрачному сосуду, в котором ничего не утаить.
Поэтому я должен верить тому, что он говорит про крах Великого крестового похода, и обращение примархов к мраку, и про грядущую бурю, уже надвигающуюся на Терру. Я должен верить, что мой генетический отец, которого я вместе со всеми моими братьями боготворил, допустил ужасную ошибку и исчез из физической Вселенной с остатками нашего легиона. Должен верить, что мое дальнейшее существование бессмысленно и является уцелевшим осколком войны, в которой я отказывался участвовать.
Пока он говорит, восстановление идет все быстрее, и мои способности быстро возвращаются. В теле начинается удивительный процесс самоисцеления, на которое оно стало способно после имплантации усовершенствованных органов. Я готовлюсь продолжить жизнь и противостоять всему тому, что встретится на моем пути.
Вот во что меня превратилив машину для выживания. Даже после таких сокрушительных травм моя кровь по прежнему свертывается, сухожилия срастаются, трещины в костях затягиваются. Рассказывая мне все в мучительных подробностях, он дает мне время, чтобы снова стать самим собой. У меня есть оружие. Есть возможность нанести ему удар, возможно, даже убить его. Знает ли он об этом? Или я настолько плох, что он больше не видит во мне угрозы?
Вероятно, он прав. Моя сила духа и уверенность исчезли. Действия Магнуса либо непостижимы, либо обращены ко злу. В любом случае, я не могу думать ни о чем, кроме измены.
Зачем он отослал нас прочь? Он должен был знать, что мы постараемся вернуться, равно как и о том, что карающие силы, уничтожившие этот мир, станут преследовать нас в космосе. Он был самым могущественным из нас, магосом, яснее остальных прозревавшим извилистые тропы Океана. Так что я не могу свести все к простой ошибке. Тут есть замысел, который нужно понять.