Я прекрасно понимаю, что скандалить глупо, что лучше Андрий, чем Ольв, что мир с восточниками стоит большего, чем счастье бедной девушки, которую угораздило родиться дочерью короля… Ах, отец! Почему, почему жизнь так несправедлива?!
— Поплачь, дочка, — вздыхает король. — Поплачь, пока мы вдвоем здесь. Завтра ты должна хотя бы казаться счастливой. Девочка моя, короли не вольны в своей судьбе. Такова плата за власть над судьбами других.
— Отец, отец…
— Смирись, Марго. Твоей матери тоже пришлось когда-то смириться, да и я брал ее за себя не с легким сердцем.
— А Нина? — недобро спрашивает Маргота.
— А что Нина? — Король пожимает плечами, и в голосе его — одно лишь усталое равнодушие. — Нина — это наследник. Не будь Карела, на мою корону претендовали бы твой муж и сынок твоей тетки Оливы. Два одинаково сомнительных наследника — это смута, понимаешь?
— Конечно, отец. Я говорила уже, что я не дура и совсем не это имела в виду. Пришлось ли смириться матери наследного принца?
— Ну, я не очень-то ее ограничиваю. Ты и про нее кое-что слыхала, а?
— Более чем, — презрительно чеканит принцесса.
— Карел — мой сын, и Нина достаточно любит его, чтобы быть образцовой матерью. Мне этого довольно. Ты успокоилась, дочка?
— Наверное…
— Тогда ступай. И, пожалуй… да, пришли мне Юлию.
— Сразу же, отец! — Марго убегает, подхватив пышную парадную юбку, и легкое эхо ее шагов быстро затухает.
Король Анри Грозный опускает голову на стиснутые кулаки и тяжко вздыхает; тихий голос его полон боли:
— Марго, Марго… воистину ты дочь матери своей, Маргота…
3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Ночь опускается на мир. Умолкает дневной шум, а неспешные вечерние разговоры глушит камень стен. Тишина… когда-то я любил ее. Но с некоторых пор тишина давит на меня, как могильный камень. Истончается, исчезает мир вокруг, наваливается пустота небытия, и нет от нее спасения. Страшно…
Но ведь мне есть куда укрыться от могильной ночной тишины, от исчезнувшего мира! Да, всякое может случиться в видении — но, пожалуй, не в том, где оставил я короля Анри Лютого.
4. Благородная панночка Юлия, дозволенная подруга принцессы Марготы
Здесь, в королевском кабинете, ночь тиха. Здесь можно забыть о гудящем в большой зале празднике. Забыть… разве можно забыть! Этот праздник — поражение Таргалы, поражение и позор, и платить за позор приходится лишь ему, королю! Платить собственной дочерью! И при этом рассыпаться в любезностях, блистать пышным гостеприимством, казаться вполне довольным и даже счастливым! Что ж, Марго всегда была умницей, она поняла. И ее просьбу, последнюю просьбу дочери, а не королевы Двенадцати Земель, он выполнит! Ее Юлия выйдет за Ожье, и пусть пан Готвянский только посмеет выказать недовольство!
— Благородная панночка Юлия просит позволения говорить с королем. — Дежурный кавалер возник в дверях ненавязчивой тенью, готовый сию секунду исчезнуть и турнуть вон посетительницу.
— Пусть войдет, я ждал ее.
Тонкие руки, золотые локоны. Глубокий реверанс, глубокие серые глаза, вскинутые на короля с отчаянной надеждой.
— Вы плакали, Юлия?
— Мой король, я… — Юлия сжимает задрожавшие губы, на короткий миг прикрывает глаза. — У меня выдался печальный день, мой король.
— Что же опечалило вас, любезная моя панночка?
— Не гневайтесь только, мой король! Свадьба Марго совсем меня не радует.
— Почему же?
— Мой король…
— Только не ври своему королю, девочка. Не надо уверений в преданности и громких слов о долге подданного. Чем эта свадьба мешает тебе?
— Мне хорошо рядом с Марго, мой король. Мы ведь не только по протоколу подруги… а теперь она уедет, и никогда больше мы не увидимся.
— И все?
Долгий, прерывистый вздох больше похож на стон.
— Еще с одним человеком придется мне проститься навсегда в тот день, когда покину я двор.