Я родился здесь, сэр. Не именно здесь. На Иховаке, маленьком островке в Беринговом проливе. Мы называем его Иховак.
Мы?
Иховакмоты жители острова. Проклятые эскимосы, так нас их называют белые. Они живут здесь уже две тысячи лет.
Стовин внимательно посмотрел на него, прежде чем заговорить снова.
Так ты как-то неуверенно произнес «мы», или «они»?
На лице Бисби не отразилось ничего, но Стовин заметил, что он стал говорить немного быстрее, что, видимо, произошло оттого что он возбужден чем-то.
Вы правы, сэр. Мне трудно говорить об этом.
Стовин улыбнулся.
Не называй меня сэр. Это напоминает мне о моем возрасте.
Бисби помешал ледяные кубики в стакане.
Стовин с удивлением увидел, что рука пилота дрожит.
Расскажи. Ты возбудил мое любопытство.
Да ничего особенного, ответил Бисби. Я наполовину эскимос, наполовину белый американец.
У тебя американское имя, сказал Стовин. Впрочем, нет, я имею в виду не это. Эскимосы тоже американцы, я это знаю. Я имею в виду, что у тебя имя англосаксонское.
Мой отец, Джеймс Бисби, был миссионер. Половина эскимоса во мне от матери. Она из Нуньюгмота и принадлежит к Народу.
Снова тон его изменился, почти незаметно.
Я имею в виду Народ с заглавной буквы. Не не прибрежных эскимосов. Она родилась на острове Нунивак, почти сотню миль к западу отсюда. Мой отец там женился на ней. В деревне Коло. Она христианка. И он взял ее с собой, когда переехал в Иховак.
Народ? переспросил Стовин.
Горечь в голосе Бисби еще более углубилась.
Так эскимосы называют себя. Их мало, и так было всегда. Но мы верим, что когда-то, десять тысяч лет назад, мы были единственной расой на Земле. Проклятой расой.
И? спросил Стовин.
Они ошибаются, коротко ответил Бисби.
Снова колебания, что сказать «мы» или «они».
Твои родители все еще на острове?
Они умерли. Мать умерла от туберкулеза, когда мне было четыре года. Ей было двадцать два. А отец пропал семь лет спустя, когда он с тремя другими жителями плыл на лодке в Ном. Никто не знает, что произошло.
Прости, сказал Стовин.
Бисби пожал плечами. Ничего. Я мать почти не помню. Единственное, что я запомнил, это то, что она была очень теплая. И звали ее Кикик.
А ты как ты стал летчиком?
Ты имеешь в виду, что весьма необычная профессия для эскимоса? казалось, что после того как он рассказал свою историю, он расслабился.
Полуэскимоса, поправил Стовин, но так тихо, что Бисби мог и не услышать.
Пожалуй, я единственный летчик эскимос. Меня после смерти отца взял брат матери Ооли. Он тоже с Нунивака и был там помощником отца в миссии. А потом он стал гарпунером. Он хотел, чтобы я стал гарпунером.
И? спросил снова Стовин.
Бисби коротко засмеялся.
Не «и», доктор Стовин. Не было «и», было «но». Когда я начал учиться ремеслу гарпунера, в Анчораж приехал друг моего отца. Оказывается, мой дед был очень богатым человеком. Он жил в Калифорнии. Однако он не хотел видеть меня, так как считал полуиндейцем. Он не хотел видеть меня около себя, но хотел исполнить моральный долг. Так что меня послали учиться в Нью-Форке, потом в Корнель. Больше я никогда не возвращался на Иховак.
И тем не менее, заметил Стовин, ты живешь совсем недалеко от него. Ты вернулся на Аляску. Зачем?
Руки Бисби стиснули стакан с виски. Почему я рассказал ему все? подумал он. Но Стовин молчал и Бисби после паузы заговорил.
Я ушел из Корнеля. Гам я учился по специальности антрополога, но мне все интеллектуальные науки были не по душе. Я пошел в летную академию в Колорадо Спрингз. Там не было легко. У меня хорошая реакция.
Я знаю.
Ты можешь подумать, что это материнские гены. Ее отец, Катело, был лучшим гарпунером на Нуниваке. А его отец, Хало, тоже в свое время был лучшим. Для гарпунера очень важно иметь хорошую реакцию. Ведь нужно выбрать наилучший момент, чтобы метнуть копье в кита.
Я думаю, сказал Стовин и после некоторого колебания спросил:Ты покинул остров еще мальчиком и все еще помнишь имена, подробности.
Это помнит мое сердце, просто ответил Бисби.
Стовин замолчал, думая, что он скажет что-нибудь еще, но он молчал.
Значит, теперь ты летаешь над Аляской? наконец спросил Стовин, но на остров не возвращаешься.
Да. Этот самолет мой. Я купил его на остатки наследства. Это единственное, что у меня есть.
Если не считать, думал он, того, что находится в маленькой шкатулке, но этого я обсуждать с ним не собираюсь. Я итак много сказал.
А ты, доктор Стовин? Ты сказал, что скоро вернешься сюда. Ты собираешься здесь работать?
Может быть. Но не сразу. Немного погодя.
Стовин посмотрел на Бисби и задумался. Его миссия была секретной. Помощник президента недвусмысленно намекнул на это. Но, с другой стороны, помощник президентаполитик. А инстинкт политика заставляет его держать все карты при себе, придерживать информацию, не делиться ею ни с кем. Однако он, Стовин, не может играть такую роль здесь, на Аляске. Он должен говорить с людьми, расспрашивать их, искать свидетелей, очевидцев. Он должен найти и изучить то, о чем никогда не слышали в Вашингтоне. Он несколько дней провел в Арктической Исследовательской лаборатории в Хэрроу на севере Аляски. Ее сотрудники получали массу данныхтемпература, направление ветра, движение льдов и многое другое. Все данные вводились в компьютеры, анализировались и на их основе строилось двенадцать математических моделей климата. Хотя вполне возможно, что тринадцатая, единственно правильная модель, упускалась ими. В построении климатических моделей всегда делается множество допущений из-за отсутствия точной информации. Или из-за того, что она носит случайный характер, не поддающийся математическому выражению. А компьютер не может дать больше, чем вложат в него. Что Дайана говорилана мгновение в его памяти возник образ невысокой пухленькой блондинки, что она говорила о математических моделях, полученных с помощью компьютера? Да, она говорила, что лучшее сокращение для этого процессаЧВЧНЧепуха внутрь, чепуха наружу. Если президент хочет получить данные, основанные на машинном анализе, то ему достаточно приказать это своему помощнику. Через сорок восемь часов все данные будут у него на столе. Нет, его, Стовина, не для этого послали в Арктику.
Скажи, у тебя много друзей среди эскимосов?
Есть кое-кто.
Было ясно, что он не намерен продолжать разговор на эту тему, но Стовин был упрям. Он достал из кармана ключи, открыл кейс и достал оттуда папку. Затем он извлек из папки пачку фотографий, которые Брукман показывал президенту.
Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное?
Бисби молча рассматривал фотографии. Это заняло у него две минуты. Затем он взглянул на Стовина.
Фотографии со спутника?
Почему ты так думаешь?
Я видел много таких, когда был военным летчиком. Ошибиться невозможно. Это хорошие фотографии. С обычной аппаратурой таких не получишь. Это Сибирь, насколько я могу судить?
В голосе его появились нотки недоброжелательности. Стовин удивился.
Почему ты думаешь, что это Сибирь? Для меня это просто груды снега, каких много на Земном шаре.
Бисби рассмеялся.
Ты не показывал бы мне фотографии Аляски, Канады, Швеции, Норвегии, снятые со спутника. Ведь такие фотографии можно было снять и с самолета, с гораздо более высоким качеством. Да к тому же, это совсем непохоже на Северную Америку.
Ты прав. Это Сибирь.
Какое место?
Зиба, на берегу Оби.
Я знаю это место. Прямо на краю нефтяного поля.
О, ты многое знаешь.
Бисби наклонился к нему.
Может быть, ты кое-что знаешь о вулканах, доктор. Может быть, даже очень многое. А я старый летчик. Я знаю многое о наших мишенях. Зиба была и, я полагаю, остается и сейчас мишенью. Подобные снимки хранятся в секретных сейфах Стратегического Командования. Это я знаю. А вот такого, и он ткнул пальцем в глянцевитую поверхность снимка, я никогда не видел.
Стовин откинулся на спинку и стал складывать фотографии в конверт.
Жаль, сказал он, я думал, что ты летаешь над Аляской, и мог вполне
Я никогда сам этого не видел, перебил его Бисби, но я говорил с теми, кто видел.