Возвращаются мокрые, веселые. Брызгаются, рассаживаются кругом у костра. Бэмби визжит, когда кто-то прижимается к ее спине мокрым, холодным плечом. Юра раздает шампуры, Толик разливает сок по белым одноразовым стаканчикам, Платон фотографирует, парни хулиганят. Сергей бросает в стаканы по ВИТАМИНКЕ, и мне опять становится тревожно за Бэмби. Крикнуть, чтоб не пила? Но ведь не наша девка. Даже трех полосок нет. Чубары ее Сергею отдали. Не мое это дело, совсем не мое. Да не могут парни ей плохое сделать, никак не могут, я же не первый день их знаю.
Утыкаюсь лбом в землю и мучаюсь совестью. А геологи тем временем выпивают сок, сдергивают зубами с шампуров кусочки мяса и расспрашивают Бэмби, что она такое говорила про волосы. Бэмби охотно объясняет. Но постепенно речь ее замедляется, она зевает, машет ладошкой перед ртом и склоняет голову на плечо Сергея.
- Поспи, моя маленькая, - говорит он. - Ты сегодня рано встала.
Бэмби и на самом деле засыпает. Геологи замолкают на долгую минуту, настороженно наблюдая за ней, затем Сергей поднимает ее на руки и несет к вертолету. Еще двое открывают перед ним дверь, помогают занести в салон. Я тихо и незаметно перемещаюсь к вертолету, заглядываю в окно. Сергей опускает спинки четырех кресел, убирает вниз подлокотники, укладывает на получившуюся кровать Бэмби и нежно целует в губы. Толик накрывает ее одеялом. Сергей щелкает чем-то в кабине, и машина начинает чуть слышно гудеть. Затем все трое возвращаются к костру. А я пробираюсь в салон и прислушиваюсь к дыханию Бэмби. Потом тормошу ее за плечо. Бэмби что-то невнятно бормочет, переворачивается на бок, ко мне попкой и сворачивается калачиком. Спит! Просто крепко спит, будто всю ночь не спала.
Тем же кружным путем возвращаюсь к засидке у костра. Геологи выливают из одной полупрозрачной канистры половину воды прямо на землю, затем доливают из другой, чтоб снова была полной. При этом двое работают, а остальные жадно наблюдают и комментируют, будто лить воду - это что-то очень важное и ответственное.
- Шашлыки же подгорают! - кричит Толик и бежит спасать ситуацию. Рот у меня наполняется слюной.
- Я поднимаю первый тост за великого русского человека - Дмитрия Ивановича Менделеева, - произносит Платон, когда все получили по шампуру и стаканчику. Не понимаю, почему геологи морщатся, когда пьют воду из канистры? Зато с каким аппетитом набрасываются на шашлык!
Второй тост пьют за отсутствующих здесь дам. Третий - за тех, кто на вахте и на гауптвахте, четвертый - за Михаила Медведева, за его плодотворное отсутствие. Пятый - за местных баб. Дальше - не помню. Голоса становились все громче и неразборчивее, движения - неувереннее. Сергей играет на гитаре и все поют. Не в лад и невпопад, но зато с огромным энтузиазмом, как говорит Ксапа. Чтоб геологи так громко и так безобразно пели - я еще не слышал. Потом кто-то предлагает наловить рыбы и сварить уху. Идея всем нравится. Кто-то вырубает жерди, кто-то неуверенной походкой идет к вертолету за противомоскитной сеткой. Затем все раздеваются и лезут в воду. Я вылезаю из кустов, беру один из шампуров, забытых над мангалом, обжигаюсь, и вновь прячусь в кустах. Шашлык подгорел с одного бока, но очень вкусный. Я снова вылезаю, кладу пустой шампур на котел с мясом и беру второй с мангала. Потом - третий, уже совсем подгорелый. От реки доносятся крики и веселая ругань.
Наконец, возвращаются геологи. Назад они идут уверенно, почти как обычно, и несут два ведра рыбы. А также, порванную сетку.
- Мать твою, шашлык сгорел! - хватается за голову Юра. Сбрасывает обугленные кусочки мяса в прогоревший костер и тут же принимается разделывать рыбу. Геологи подбрасывают дров, раздувают огонь, разливают воду по стаканчикам. "Для сугреву", как говорит Вадим. Пьют, морщатся, закусывают ржаной лепешкой и обсуждают тонкости рыбалки. Какую рыбу как лучше ловить. Под эти разговоры я незаметно засыпаю.
Когда просыпаюсь, геологи опять громко и нестройно поют. Как я понимаю, уху уже приготовили и съели, но рыбы осталось еще много. Юра готовит "коктейль" - нанизывает на шампуры попеременно куски рыбы и мяса. Все кричат, что ничего хорошего из этого не выйдет, что он только продукты изводит, но никто не вмешивается.
Получается, по общему мнению, не очень, но на закус годится. Затем кто-то предлагает последний раз искупаться. Мнения разделяются. Трое уходят к реке, двое остаются поддерживать костер, а двое откровенно храпят. Я узнаю, что Мудреныш совсем не прост, что Ксапа Давидовна себе на уме, что если к Вадиму жена нагрянет, мужику песец придет, и всем мало не покажется. А ведь она нагрянет... И вообще, вдовы - бабы замечательные, но разврат пора кончать. И осень скоро, надо успеть дома закончить. Еще узнаю, что Сергей здорово на Бэмби запал, а Натка до сих пор об этом не знает и ждет. Что каждого капитана в порту ждет девушка, каждого машиниста на вокзале ждет девушка, каждого летчика в аэропорту ждет девушка, всем хорошо, только девушке плохо: то в порт, то на вокзал, то в аэропорт. В общем, обычные мужские разговоры. Почти как у нас.
Возвращаются замерзшие купальщики, будят сонных, жарят мясо на сковороде, разливают воду из канистры по стаканчикам, пьют, закусывают мясом. Решают, что все хорошо, только вот баб нет, что сухой закон - необходимое зло. Пускают гитару по кругу. Еще раз дружно пьют и закусывают. Голоса опять становятся громкими, но неразборчивыми, каждый что-то говорит, но никто никого не слушает. Платон замечает, что уже поздно, пора в машину и баиньки.
- Да от вас весь салон перегаром провоняет, - возмущается Сергей. - Мих сразу поймет!
Немного поспорив, решают спать под открытым небом. Но палатку ставить не хотят, потому что в лом, а дождя не будет. Приносят спальные мешки, раскатывают и ложатся. В последний момент Платон назначает дежурства по два часа. Первый - Вадим. Вадим вылезает из спальника, садится у костра, подбрасывает дров. Вскоре спят все, даже Вадим - сидя, уронив голову на колени.
Я, наконец-то, могу выползти из кустов и размять конечности. Заодно доедаю жареное мясо, скручиваю пробку с очередной канистры и напиваюсь воды. Невкусная вода у геологов. Никакого вкуса не имеет, ничем не пахнет. Вода должна вкус иметь. Даже талая вода весной - и то вкус имеет. А эта - никакая. Но в реке мутная. Год назад пил - и ничего, а теперь привык, что у нас, за перевалом, вода жутко холодная, но чистая. Мутную пить уже неприятно.
Темнеет. Вадима я будить не хочу, подбрасываю дров в костер и сажусь в сторонке. Какие-то геологи сегодня были не такие. НЕАДЕКВАТНЫЕ, как сказала бы Ксапа. Никогда я их такими не видел.
Блин горелый! Сам уснул. Будит меня волчий вой. Сразу в животе холодно становится. Волки летом сытые, осторожные. Но их много! А у меня копья нет! Раньше у нас только лесные волки водились. Мы их в то время просто волками звали. А потом из степи пришли степные волки. Более крупные и сильные. Лесные зимой стаей охотились, а летом на пары разбивались. Степные и летом, и зимой - стаей. Так лесные тоже круглый год стаей ходить повадились, иначе им от степных не отбиться.
Закидываю в костер все оставшиеся дрова, расталкиваю парней, а они не просыпаются. Никто! Тела мягкие, как мешки с хорошо размятой глиной. А на дальнем конце поляны уже зеленые глаза светятся. Лесные волки пожаловали. Много их, больше полусотни, наверно. Что же делать?
Если в вертолет людей перетащить, да запереться, то до утра отсидеться можно. Но пока одного тащу, волки других порвут.
Хватаю две канистры, пустую и полупустую, друг о друга колочу. Гулко получается, но не громко. Если б железные были... Бросаю пустую в костер. Знаю, пластмасса горит. И на самом деле - хорошо пыхнула. Огненный язык на пять шагов из себя выбросила, из костра выкатилась. Я ее пинком назад в костер загоняю. Шампуры хватаю, все восемь, за ремень сую. Мозгую, что у костра не отсижусь, надо как-то к вертолету пробиваться. Толика пять шагов тащу, бросаю. Юру к Толику подтаскиваю, Вадима - и так всех по очереди. Пять шагов протащу, брошу, за следующим бегу, по гитаре бью, чтоб гудела.
Волк к Платону осторожно суется. Я ему с размаха гитарой по голове. Нету гитары... Но передышку получаю - волки за тушу лося принимаются. Беда в том, что на всех не хватает. Матерые лося делят, молодых не подпускают. Молодые хотят геологов на вкус попробовать. Но боязно. Думают, что геологи моя добыча, раз я их тушки перетаскиваю, на них медведем рычу.