Голод терзал её.
Она взбежала на каменистый склон, замерла там, вытянув нос по ветру. Ей не нужны были глаза, чтобы видеть след людей, она чуяла его.
Но в какую сторону бежать?
Инстинкт подсказывал Ламии, что еду надо искать в проверенных местах. И она, тихо ворча, кинулась по следу людей, ловя ноздрями волнующий запах крови.
Ламия бежала от морятуда, где раньше всегда находила пищу.
Туда, где лежали тела расстрелянных охотников.
29
Иван Рыбников и Вова Самарский, кряхтя, взвалили на сруб очередное бревно. Крепить его они не сталине дом строили, а всего лишь ковчег.
Внутри небольшой бревенчатой коробки лежала разделанная и уже попахивающая туша убитого в деревне мутанта, а также всякая мелочь, встретившаяся охотникам на пути и не сумевшая от них спастись: заяц-беляк, куница, две куропатки и гусь. Для первого «стола»вполне достаточно.
Сложенный из стволов сруб должен был защитить угощение от местных хищников и падальщиков, в первую очередь от волков и песцов. Если бревен поблизости не оказывалось, то ковчег делали из крупных камней или любого другого подходящего материала. Ламии не составляло труда разломать сооружение, внутри которого для нее была оставлена еда. Пожалуй, только медведь мог разорить подготовленный охотниками «стол». Но медведи не уживались с мутамитак что встреча с ними была большой редкостью.
Ковчег не только защищал жертвоприношение от зверей леса и тундры. Он также сохранял мясо, закрывал его от прямых солнечных лучей. В каменном или бревенчатом строении, прикрытом ветками, всегда было чуть прохладней, чем снаружи. Ламия хоть и не брезговала подгнившей падалью, но свежее мясо, кажется, нравилось ей больше.
На втором столе надо оставить что-нибудь живое, сказал Максим Шуманов, знающий о повадках Ламии больше, чем кто бы то ни было.
Капканы у Лёвки, отозвался Иван. Поставим на ночь. Петли сделаем. Кто-нибудь попадется.
На моей первой Охоте, помню, был случай, проговорил Максим, укрывая стены ковчега мхом. Я тогда еще ребенком был. Брат меня с собой взялтак вышло, что охотников не хватало, вот и пришлось заменять
Я помню тот год, сказал Вова Самарский. Меня тоже звали. Но потом передумали. Я тогда сильно обиделся.
Ага, кивнул Максим. Так вот: на третий день Охоты мутировал Женька Полухин. Помните такого?
Помню, Вова кивнул. Отец Марины, да?
Он самый Мутировал вечером, да так быстро, что мы ничего понять не успели. Хорошо, что он уже пристегнулся. В общем, связали мы его кое-как и решили оставить Ламииживого. Рано утром проснулись и повели через луг к «столу». Я шагал первый, дразнил его, чтобы он шел за мной и не отвлекался. Как сейчас помню: руки у него на всякий случай были отрублены, а за собой он тянул здоровенные такие каменюки Борозды от них, кажется, и сейчас не затянулись
Максим поёжился:
Вот вспоминаю, и жуть берет. А тогда не боялся совсем. Перед самым рылом его прыгал.
Ну так его держали, наверное, сказал Иван.
Держали Севу Лодочника тоже держали
Довели? спросил Гоша Ермолов.
Довели. Примотали к дереву, ноги отрубили по колени. Даже ковчег, помню, не стали делать, так оставили.
Я бы не хотел, чтобы со мной так же, пробормотал Лёвка Мартынов. Вы, если что, просто пристрелите меняи всё.
Конечно, легко пообещал Максим. И все поняли, что он сделает так, как посчитает нужным
Закончив работу, охотники ушли в перелесок, чтобы чуть отдохнуть и перекусить. Для себя из всей добычи они оставили еще одного гуся. Гоша Ермолов уже ощипал его и вычистил, вывалив потроха на «стол» и жалея вслух, что их нельзя отдать собакам.
Будь его воля, он своим псам отбирал бы лучшие куски, а людей и Ламию кормил бы остатками да объедками.
Пока Гоша мастерил для гуся вертел, Лёвка Мартынов сноровисто высек пучок искр на сухой трут и раздул огонь. Максим Шуманов, обойдя лесок, передал Эдику Бабурову потертый бинокль и велел забираться на старую березу, растущую на опушке. С высокого дерева хорошо просматривалась округа, да и устроиться наверху можно было с комфортомсучья там образовывали подобие кресла: рогатинасиденье, стволспинка, упругие веткиподлокотники. Сиди себе да поглядывай по сторонам. Ну а внизу тоже расслабляться не станутИван Рыбников и Вова Самарский уже заняли позиции, готовые в случае чего первыми встретить появившегося врага, кем бы он ни был: диким зверем, мутом или вооруженным чужаком.
Гусь пожарился быстро. Лёвка как раз к тому моменту накопал съедобных корешков, запек их под углями, отпарил сушеную рыбу, вскипятил чай. Еды было немного, но охотники еще не проголодались как следуетдома-то ели до отвала, про запас.
Когда трапеза подходила к концу, а разговоры только начинались, на березе шумно завозился Эдик Бабуров. Максим Шуманов глянул наверх, заметил, что наблюдатель, не отрываясь от бинокля, тянется повыше. Спросил:
Что там?
Да не пойму пока, отозвался Эдик. Ветка мешает. Вроде видел кого-то.
Разговоры сразу стихли. Охотники взяли в руки оружие. Кто-то встал. Кто-то отступил за укрытие. Им не нужны были команды старшего, охотники только поглядели друг на друга и сразу поняли, кто за какое направление будет отвечать.
Точно! сказал Эдик. Бежит кто-то! Прямо сюда!
Человек? уточнил Максим.
Да.
Один?
Вижу одного.
Ясно
Привязанные в стороне собаки заворчали. Гоша Ермолов отступил к ним, потрепал по загривку вожакаширокогрудого черного Динго.
Сильной тревоги ни у кого не было. Все ждали возвращения Федьки и Геннадия. И через минуту Эдик подтвердил:
Это наш Гуров бежит.
А зятя моего не видать? спросил Вова Самарский.
Нет.
Уж не случилось ли что?
Я встречу, сказал Иван Рыбников и поднялся.
Только не ты! запротестовал Максим. Вова, давай.
Самарский кивнул, скинул с себя маскировкусрезанные ветки и сухую траву. С одним ножом бесшумно нырнул в подлесок.
Федьку он увидел из-за деревьевтот бежал через луг. Не озирался, и оружие у него находилось за спинойэто были хорошие признаки: значит, его никто не преследовал. Но чувствовалось, что Федька выбился из сил. Значит, у него есть какие-то срочные важные новости.
Где Геннадий? спросил Вова, шагнув из-за ствола сосны навстречу Федьке. Тот не испугался; наверное, знал, что товарищи где-то совсем рядом, ждал их появленияможет, чуял запах еды или дымок костра приметил.
В деревню ушел, задыхаясь, проговорил Федька. Остановившись, он привалился к тонкой березкепочти повис на ней. Из его открытого рта по подбородку текла ниточка густой слюны. По всему было видноФедька бежал, не жалея сил.
В деревню? не поверил Вова. Как это?
Федька помотал головой. Сейчас он не мог говоритьдыхания не хватало. Вова понял это, подошел к низкороду, забрал у него свой автомат, поддержал, подхватил:
Идти можешь? Давай потихоньку. Тут рядом
Их встретили молчанием. Все, кажется, боялись услышать плохие новости. Только Эдика Бабурова плохие новости не пугалион уже давно смирился с тем, что ничего хорошего от нынешней Большой Охоты ждать не приходится.
Генка в деревню вернулся, объявил Вова.
Зачем? удивился Максим.
Федька, не замечая обращенных на него взглядов, опустился на траву. Гоша Ермолов поднес ему чай, дал напиться, придерживая ковшик двумя руками.
Чужаки, объявил Федька, чуть отдышавшись. Он вытер ладонью подбородок. Мутным взглядом обвел место, где охотники встали на привал. Сказал:
«Западных» больше нет.
И все вдруг загалдели, зашумели, засыпая Федьку вопросами. А он, тупо кивая, пытался что-то ответить, но только сбивался, задыхался и путался
30
Борис Юдин инспектировал, как идет работа над южной изгородью, когда ему доложили о внезапном возвращении Геннадия Салина. Сам охотник объявился только минут через десять. Он был напуган, но страха своего старался не показывать. Не хотел, видимо, раньше времени тревожить земляков дурными вестями.
Борис попросил сопровождающих заняться работой. А сам взял Геннадия под локоть и увел в сторону.