Но ломка лучше, чем отупление от блокиратора.
За эти же сутки я привык к тому, что часть сознания упорно отказывалась расставаться с неожиданным глюком. Впрочем, невидимое путешествие по золотистой грани не только не мешало, но и служило своеобразным зеркалом ситуации. Потому я успокоился и позволил этому выверту психики существовать в сознании.
От Визо, временного изолятора, до здания суда по спецполосеполчаса. Здание суда стоит отдельно от общего исполнительного. Как и Визо. Традиция и безопасность.
Автозак тормозит. Мягко, чтобы арестанты не пострадали: прутья под напряжением. Сначала выводят из общей. Менячерез несколько минут.
Здание Федерального суда системы Н-42/48.
Я часто проезжал мимо: высокое, облицовка из белого мрамора, вставки из пирита, над вишневой крышей шпиль с флагом Федерации. Перед зданием аллея, вокруг парк и кованая ограда с электронной системой безопасности и слежения. Всё стандартно: после образования Федерации здания силовых структур, вошедшие в систему ЧК, на любой планете выглядят одинаково. Но нельзя не признатьв этой функциональной строгости есть определённая красота.
Задний двор не такой.
Глухой забор, по немувечная, как мир, «егоза». Над нами пуленепробиваемый купол. Пока конвой сдает меня местной охранесмотрю на небо. В тучах. Тяжёлых, дождевых, клубящихся. Кажется, даже запах надвигающейся грозы чую. Постоять бы сейчас под дождем, босиком на траве, как на Рапистре Робу эту вонючую с себя снять
Пошёл!
Это уже мне.
Короткий коридор, решетка, поворот, просторное помещение. Справастол охраны с документами и внутренней связью. Слеваклетки камер. Наручники натерли запястья, но их не снимут, пока не вернусь обратно в Визо.
Снова одиночка. Всё просматривается. Через две пустые камеры от меняобщая, народу человек двадцать. Сидят тихо и молча: охрана бдит. Покурить бы
Мелодичный перелив местной связи бьёт по нервам. Вздрогнул: «Меня!» и одернул сам себя: с чего бы так быстро? Но не ошибся. Двое подходят.
Донников? Алексей Витальевич?
Киваю.
Писк электронного замкаи снова путь по коридорам. Лифт.
Лицом к стене.
В спину упирается короткий ствол автомата. Работа у парнейне позавидуешь. Хотел бы я уйтиушёл бы легко. С оружием и без наручников.
«Нет. Не нужно», откликается золотистая грань под ногами невидимого меня.
Да я и сам знаю, что не нужно.
Некуда мне бежать.
Десятый этаж.
Выходи.
* * *
Зал суда традиционен и внушителен. Но мне давно не внушали трепет ни флаг Федерации, ни её герб. А всяких чиновников и начальников я повидал достаточно, чтобы не испытывать дрожь в коленках при виде судьи и обвинителя. Вот и Шармат подоспел.
Ваша честь, я могу поговорить с моим подзащитным до начала процесса?
Говорите.
Адвокат змеёй скользнул к решётке.
Алексей Витальевич, добрый де... э-э-э Здравствуйте.
Добрый, его смущение меня веселит и пробуждает иронию. Нервное. Не курил давно.
Шармат коротко зыркает на меня, но пропускает иронию мимо ушей.
Вы не отказываетесь от вашего решения? Я заявляю ходатайство? В чёрных глазах неподдельное беспокойство. Странно, что он так волнуется. С такими доказательствами не посадить меня просто невозможно. И его репутация не пострадает.
У вас есть отзывы? смотрю прямо на него. Шармат довольно скалит зубы и кивает.
Покажите.
Они в деле у судьи, он их огласит в начале слушания.
Вот шельма. Но невидимая грань под моими ногами тверда и надёжна. И я вдруг понимаю, что адвокат не лжёт. Только о моих догадках ему знать не следует.
Вот когда я их услышу, тогда и соглашусь.
Шармат Иванович, время, судья постукивает пальцами по столу. Тоже всё по графику. Сколько он ещё сегодня дел рассмотреть должен
Система.
Адвокат возвращается на место, и судья начинает процесс.
Пока он называет всех участников и зачитывает мне правастою. Обвинение прокурора слушаю уже сидя. Просит пожизненное.
Шармат с невозмутимым видом просит огласить заявления потерпевших Веселовой и Шлемова. Судья листает дело и зачитывает. С каждым словом выражение лица прокурора всё кислее, а Шарматадовольнее.
Ещё бы. Ни Маринка, ни Шлемов не имеют ко мне ни моральных, ни материальных претензий и просят прекратить возбужденные дела, по которым они признаны потерпевшими. Шармат торжествующе смотрит на меня. Прячу ухмылку в кулаке и киваю.
Дело не только в договоре.
Золотистая грань под ногами даёт твёрдое убеждение, что даже с риском для жизни я должен пройти через это сканирование. И я ей верю.
Судья заканчивает читать.
Ещё ходатайства у сторон есть?
Шармат смотрит на прокурора с таким видом, словно уже выиграл дело.
Да, ваша честь. Сторона защиты ходатайствует о проведении сканирования памяти подсудимого по обстоятельствам, где потерпевшим признан Ворошилов.
Теперь на Шармата смотрят два изумленных лица. Видимо, не часто подсудимые заявляют такие ходатайства.
Судья справляется с удивлением быстро. Прокурор хмурится и утыкается взглядом в стол.
Подсудимый, вы согласны на сканирование памяти?
Встаю.
Да, ваша честь.
Сторона обвинения.
Не возражаю, встал, буркнул. Прокурору это невыгодно: дело разваливается прямо на глазах. Но законных оснований для отказа нет. Все это понимают.
Ходатайство удовлетворено. После проведения сканирования слушание дела будет продолжено.
Шармат не скрывает торжествующего блеска в глазах, а я думаю, есть ли у меня право последнего желания перед этим сканированием.
Чем потом жить слабоумнымлучше расстрел.
А по вселенной Грани снова весёлым эхом рассыпался далёкий довольный смех.
* * *
Много лет назад, во время короткого отдыха перед штурмом вражеского лагеря, мой командир, Игорь Смирнов, посмотрел на нас, боявшихся умереть, и рассказал одну историю про торговца, его слугу и Смерть. Суть истории была в том, что слуга встретил на базаре Смерть, и та погрозила ему пальцем. Слуга испугался и выпросил у торговца лошадь, на которой уехал в другой город, чтобы спрятаться от смерти. Когда он уехал, торговец нашел Смерть и спросил, зачем та напугала его слугу. Смерть ответила, что не пугала, а удивилась, встретив слугу на базаре, потому что их встреча должна состояться сегодня вечером в том городе, куда уехал слуга.
Мы посмеялись и на какое-то время перестали бояться. Лагерь повстанцев был взят.
Но я на всю жизнь запомнил слова командира о том, что жить и умирать надо человеком, а не трусом.
Игорь подорвался на секретной мине-ловушке на следующий день в захваченном нами лагере. Он пытался открыть сейф с документами.
Мне, тогда ещё ефрейтору, пришлось взять командование отрядом на себя. Мы удержали позиции до прихода победоносных войск Федерации. Я получил первый орден. Но всегда считал, что он принадлежит Игорю.
Тогда у меня были планы и мечты.
Теперь, сидя в знакомой до последней пылинки одиночке и ожидая неизбежного, я не мечтал и не строил планов. Я думал, что будет со мной завтра.
Шармат ошибался: я не геройствовал. Мне хотелось выжить. А если и умирать, то не бессловесной скотиной, а человеком.
Страха смерти не было: три года в отряде «С» не прошли даром. Когда постоянно убиваешь сам, когда рядом всё время кто-то погибаетсвои или чужие, к мысли о том, что жизнь может легко оборваться в любой момент, привыкаешь волей-неволей.
А Грань под моими ногами мягко пружинила.
* * *
За мной пришли рано утром.
Снова наручники, автозак и спецполоса. Ехали долго. Огромное серое здание, филиал ИИВНС, Института исследования высшей нервной системы, расположилось за пределами города, в собственной закрытой зоне. Только здесь находилось нужное оборудование для сканирования памяти.
Собственно, сама эта процедура являлась разработкой ИИВНС.
Автозак для проверки останавливали несколько раз. ЧКэто ЧК, а наукаэто наука. Секретные методы, секретные идеи, секретное оборудование. Про ИИВНС ходило не меньше слухов, чем про Чёрный Корпус. Я предполагал, что ЧК имеет отношение к работе любого научного института, но сам оказался здесь впервые.