Не раскрывая губ, Мельхиор прошептал Истинное видение. Шестеро визирей хорошо сработались и использовали против него сложные заклинания, доступные только при совершенном взаимодействии. Магия визирей окружила залу плотным кольцом. Выходы волшебнику перекрыты. Если шах еще раздумывал, оставлять ли Мельхиора в живых, то решение визирей было очевидно. Справиться со всеми не получится, но одного из них Мельхиор выцепит. Выхватит, как вырвет львица кобылу из сбившегося в кучу табуна.
Твое сознание, великий шах, одурманено ядом власти. Ты безумен.
Возвращаясь от грандиозных мечтаний об империи к рутине политических дел, шах только вздохнул на эти обвинения и сделал знак поторопиться.
Я иначе вижу свой путь среди предначертанного демонами, что окружили тебя ложью, поэтому не помогу тебе.
Убейте его, равнодушно приказал шах и взмахнул рукой, будто отказывался за обедом от поданного блюда.
Шесть заклятий пронзили Мельхиора, но он загодя переместился за спину визирям, и когда темная магия ударила в куклу, оставленную для отвлечения внимания, он протягивал руки к беззащитной шее одного из шестерых. Шея слабое место доппельгангеров. Пальцы волшебника превратились в орлиные когти, и первый из шестерых упал на колени, захлебываясь в крови. От его тела поднялся грязно-розовый дым, и серое, безликое существо, скрытое под маской важного сановника, распласталось на полу. Пятеро повернулись к волшебнику.
С умными врагами один трюк нельзя использовать дважды. Они наверняка не допустят его за спину. Сверкнули заклятия. Мельхиор вспыхнул пламенем, и потусторонняя магия снова прошла сквозь него. Жаром и светом загорелся перед шахом огнекрылый феникс очень трудная трансформация. Вихрь поднялся от хлопаний крыльев, и визири заслонились от него щитом. Из потайного хода перед растерявшимся шахом возник начальник стражи и, своим телом закрывая правителя от ветра, втащил его под защиту визирей. Феникс разодрал когтями магическую сеть, прикрывавшую окно. Представление закончено. В таком виде нельзя лететь по городу, а то рассказы о чудесах и впрямь могут сыграть на руку шаху и его визирям.
Завтра утром мы встретимся, великий шах, предупредил Мельхиор, вернувшись в человеческое обличье в створе окна, и тут же, пока не достали его новые заклинания, обернулся ветром и исчез за стенами дворца.
Шах выбрался из объятий начальника стражи и поглядел на серое лицо мертвеца. Он второй раз видел их истинное обличье. И хоть сердце шаха было каменным, даже оно не могло удержаться от отвращения при виде этого чуждого миру людей существа. Шах отвернулся.
Хорошо сработано, Расул, Андзор поблагодарил начальника стражи за своевременное вмешательство. Подарю завтра перстень в честь праздника.
Благодарю, великий шах, поклонился Расул.
Хотя зачем тебе перстень. Ты ведь не женат? Лучше цепочку. Подаришь любимой шлюхе.
Расул вторично поклонился.
Как он вас, упрекнул Андзор лжевизирей.
Не стоит беспокойства, ответил доппельгангер, занимавший место главного визиря. Мы найдем, где он скрывается.
У кого он остановился? спросил шах у появившегося из дверей хаджиба.
У Фраман Раджа, вашего надима, без запинки ответил хаджиб.
Старый приятель! воскликнул Андзор. Расул, займись Раджем, проверь дом. Выставь посты. Как обычно. Много еще на сегодня, меловая душа?
Тридцать человек, ответил хаджиб.
Оставь двенадцать, приказал шах и, приняв торжественный вид, направился в тронный зал, чтобы продолжить прием.
Три визиря ушли вслед за шахом: прием должен продолжаться как ни в чем не бывало. Двое остались с убитым. Его надлежало вернуть в их мир, чтобы предать торжественным похоронам как погибшего при исполнении воли Баала, коей смертные опять бросили вызов. Жрице это не понравится. Человек или иное существо, убившее доппельгангера, приговаривалось к смерти, чтобы такое не могло повториться, а Мельхиор безжалостно убивал уже второго из них. И этот смертный в силах убить еще. Для таких преступлений у доппельгангеров даже не было кары. Идея шаха использовать волшебника лжевизирей не интересовала. Шах не получит ничего из обещанного. Андзор тихо плыл по величественной реке искусно внушенных иллюзий, и им не было дела раскачивать его самонадеянный челн, который, неуклонно набирая ход, приближался к гремящему за поворотом водопаду.
Глава 3. Черные флаги
На улицах разгорались гулянья. Друзья и соседи собирались кучками, появились цитры, бубны и барабаны, играла музыка. Люди пели и танцевали. В ожидании завтрашнего организованного праздника веселились стихийно, но не безудержно. В старом городе было непривычно многолюдно. Даже в парсийском храме было многолюдно.
Оказавшись внутри, Мельхиор увидел две дюжины прокаженных и Паласара, который рассказывал какую-то чепуху про охоту на дракона и в то же время возился с их язвами. Женщины отмыли храм, и теперь он выглядел даже уютно. Откуда-то разжились шестью большими корзинами свежих лепешек, которые источали дивный аромат, и большим кувшином козьего молока. Завидев волшебника, Паласар вскочил:
Что? Как шах? Мы побеждаем?
Забудь шаха. Он обрек город на истребление, раздраженно отмахнулся Мельхиор и присел на алтарь.
Как прежде обрек всех нас, влез, говоря за прокаженных, Хафар.
«Его не хватало», подумал Мельхиор, вслух же сказал:
С вами нигде не церемонятся. А вот принести в жертву целый город, целый народ это за жизнь встретишь раз или два.
Хафар недовольно фыркнул, мол, дела до тех, кто наверху, нам нет, и отошел.
Спустимся, предложил волшебник Паласару, есть предложение.
Крутые ступени окончились подозрительно быстро. Паласар, справедливо полагая, что чем глубже, тем безопаснее, предпочел бы, чтобы лаз был вдвое длиннее.
Великий шах под чарами? спросил рассказчик историй, когда начались катакомбы.
Он под проклятием непроходимой тупости, что в наши дни одолевает всех тиранов, как семейное безумие.
Не Соломон.
Не то слово.
И так ли велика опасность?
Он нашел себе приспешников, которые обратятся к силам древнего бога. Его достанет, чтобы сровнять город с пустыней целиком. Это они и хотят сделать, если верить их словам.
Зачем шаху уничтожать свой город?
Конец света в пределах одной провинции. Он грезит построить на жертве новую империю, новую религию. Записал себя в пророки.
Боюсь, мудрейший, учения о конце света не моя сильная сторона. Эсхатологии так и не нашлось подходящей грани на камне моей души.
Разве тебе не кажется, что чувство конца света так или иначе живет в каждом человеке?
Так или иначе оно, может быть, и живет. Я нахожу, что это чувство можно сравнить с влюбленностью, которая приходит и уходит. Вот подойдет к тебе влюбленный дурак, у которого все на лице аршинной тушью написано, и говорит с убежденностью: «Я влюблен!» Ну хорошо, думаешь, замечательно, а я-то через каких монахов тут примешан? Я понимаю людей, когда они говорят мне о светопреставлении, гибели всего сущего, новой кальпе или новой юге. Порой это даже интересно. Чего я не понимаю, так это почему на каком таком трехслоновом основании! все эти проповедники и глашатаи хотят, чтобы я вдруг зажил как-то по-другому да по-ихнему. Я в их концесветие не лезу, а они с ним позволяют ко всем лезть, да порой еще как. Им же всем от тебя что-то надо! Пусть они сто раз правы. Разве это для меня что-то меняет? Ничего. Ровным счетом ничего, сколько бы я об этом ни думал.
Сегодня речь не о нас, а в Андзоре это чувство течет очень живо. Про то, что в преддверии конца света всем его адептам несуразно много надо, это ты прав.
И ничего нельзя сделать?
Я думаю. Я думаю. Им нужно закончить сложный ритуал. Когда-то, в прошлый раз, им случалось ошибаться, я подслушал. Значит, что-то можно. Для начала убрать как можно больше людей из города. В открытой битве я серолицым не соперник от шестерых едва ноги унес. Что шестеро донесут, трое дотащат, да один не выволочет. Хитростью попробуем. Помогут нам прокаженные?