Фермеры из Уэмбери знают о шлюпе, решил я поделиться своими опасениями с Джонсоном.
Вы находитесь в ста милях от Уэмбери. Пока шлюп стоит в бухте Коннорс беспокоиться не о чем, они будут ждать вашего появления там. Когда вы поправитесь, мы переправим судно сюда, и вы сможете отправиться хоть через Ла-Манш, хоть куда подальше.
Похоже, Джек Молот был неплохо осведомлен о моих планах.
Я пробыл в убежище контрабандистов еще неделю. Оно представляло собой обычную расщелину в скале, покрытую сверху бревнами и соломой, и так искусно спрятанную от посторонних глаз, что даже с двух шагов никто бы не заподозрил существования тайника.
Выходить мне разрешалось только по ночам. И всегда, пока я прогуливался среди скал, мой покой охранял Джек Молот и его товарищ ирландец Мак-Кинли, весельчак, которому все происходящее казалось не более, чем забавной игрой.
Вскоре я полностью оправился от раны, и Молот сообщил об этом в Коннорс. Не знаю, каким образом, но точно в назначенное время шлюп был переправлен в бухту Вестлейк, неподалеку от которой я прятался.
Пора, разбудил меня в ночь на 15 мая 1748 года Джек Джонсон.
Мы быстро собрались и со всеми предосторожностями направились к бухте. Здесь, в лодке, нас уже ожидал Мак-Кинли. Тихо, не разговаривая, мы подошли к «Радостному». Осторожно перебрались на шлюп. Я быстро поднял якорь, пока мои товарищи также молча управлялись с обоими парусами. Кивнув мне на прощание, они спустились обратно в лодку. Через минуту ночная тьма поглотила их. Словно никогда и не было.
«Радостный» направился в открытое море. Без тени сожаления смотрел я, как в темноте исчезают огоньки ночной Англии. А когда рассвело, земли уже не было видно.
Но, я все еще опасался погони. Одному управиться с двумя парусами и рулем в открытой воде было непросто, но я должен был спешить. В Коннорсе уже заметили исчезновение шлюпа и скорее всего, попытаются перерезать пути в Европу и Ирландию. Поэтому мне нужно было держаться подальше от этих направлений. Но никому бы не пришло в голову, что я на своем утлом суденышке выйду в открытый океан, и «Радостный» под всеми парусам уходил все дальше и дальше на юг.
К ночи я совершенно выбился из сил. Решив, что опасность уже миновала, я закрепил руль и, сделав несколько глотков вина, лег спать.
Глава IX. Свобода
Спал я долго и когда вылез из каюты на палубу, вокруг меня, по-прежнему, был только безбрежный океан. Легкий ветер надувал паруса моего корабля, который очень хорошо держался на воде и имел неплохие ходовые качества.
Я выровнял курс так, чтобы быть подальше от судоходных путей и принялся за завтрак. Слегка перекусив и выпив кружку великолепного вина, я прилег в носовой части палубы.
Никогда в своей жизни не испытывал я чувства такого полного безмятежного счастья. Высоко надо мной в синем небе шли своим, им только ведомым, путем пушистые облака. Может, только в детстве у меня было время рассмотреть красоту этого вечного неба. Облака сходились и расходились, темнели и светлели. Иногда они принимали обличье диковинных зверей, иногда можно было разглядеть в них человеческие лица.
Впервые я чувствовал настоящий покой и умиротворение. Эти облака были тогда, когда не было ни меня, ни людей, ни зверей. И когда я покину этот мир, они будут так же плыть по небу никому не приметные. Мы не обращаем внимания на красоту, когда она привычна. Мы редко смотрим в небо
Так и прошел мой первый день путешествия: под скрип единственной мачты, легкий ветерок и любование красотой вечного неба и облаков.
Надо сказать, что и последующие дни не отличались от первого. Я наслаждался рассветами, когда под лучами восходящего солнца серые морские волны начинали искриться голубым светом. Ночами в них отражались миллионы звезд и серебряная луна рисовала дорожки на воде.
Иногда вдали появлялись могучие киты. Они резвились и играли в океанских волнах, такие же свободные, как и эти волны. Одного удара их могучего хвоста было достаточно, чтобы погубить мое жалкое суденышко. Но киты осторожно обходили меня стороной и плыли по своим китовым делам. Киты не люди, они не разрушают ради разрушения. Они не пытаются сделать мир хуже. И не пытаются сделать его лучше. Они просто живут. Мудрые киты.
Бывало, судно окружали любопытные дельфины. Они высокими криками дружелюбно приветствовали меня в своем царстве свободы. Не было на земле человека счастливее меня в те дни. Я совершенно забыл о своей неприязни, которую все свои годы, как и Гулливер, испытывал к человеческой породе, забыл о гуигнгнмах, забыл обо всем.
В прежние мои странствия, я многого не замечал. Но в это мое последнее путешествие Богу было угодно открыть передо мной все красоту мироздания, миропорядка, который человек, раз за разом пытается уничтожить в своей неуемной гордыне.
Впереди меня ждали бури мыса Горн, самого гиблого места всех морей и океанов. Но я не боялся этой встречи я сам стал частью океана с его волнами, штормами и бурями.
Глава X. Буря
Шел второй месяц путешествия. Мое суденышко уже пересекло экватор и уходило все дальше к югу. Становилось холоднее, особенно по ночам. «Радостный» шел к мысу Горн, но я ничуть не беспокоился. Я вообще тогда мало о чем беспокоился.
Утром 10 июля 1748 года я, как обычно, встал утром, сверил курс и хотел уже заняться своими обычными делами, как вдруг чутье моряка подсказало мне что-то изменилось. Одного взгляда на барометр хватило, чтобы понять: надвигается шторм. Нужно было спешно готовить суденышко к испытанию, которое его ожидало.
О том, чтобы противостоять шквалу не могло быть и речи. Вся моя надежда была на круглые обводы моего судна, которые, как известно любому моряку, хоть и ухудшают ходовые качества корабля, но зато хорошо противостоят боковым ударам волн. При другой конструкции мне пришлось бы постоянно держать его носом к волне, что в моем положении вряд ли было возможно.
Я снял весь такелаж, паруса и отпустил руль. В приближавшемся шторме он мог только ухудшить остойчивость судна. Затем все спустил в каюту и плотно задраил за собой люк.
В тревожном ожидании прошел час. Я уже хотел встать со своего гамака и выглянуть наружу, как шлюп швырнуло куда-то вбок, затем незримая сила подняла ее вверх и затем опять бросила вниз. Разверзся ад.
Сидя в наглухо задраенной каюте я мог лишь догадываться о том, что происходит снаружи. Иногда казалось, что судно вот-вот перевернется, но каждый раз оно оставалось на плаву, некоторые волны били в него с такой силой, что борта давно должны были разлететься в щепки. Но час шел за часом, а я был все еще жив.
Не знаю, сколько продолжалось все это: может сутки, а может двое. В своем темном убежище, которое судя по всему должно было стать моей могилой, я потерял счет времени. Иногда казалось, что буря стихает. Тогда я слегка приоткрывал люк, чтобы впустить в свое убежище свежего воздуха. Потом налетал новый шквал, и все начиналось сначала. В каюту понемногу проникала вода, она поднималась все выше и выше. Мой корабль мог затонуть, даже выдержав удары волн. Я был на краю гибели, но ни миг не жалел о том, что пустился в это путешествие. Иногда за минуту счастья можно отдать жизнь, а я был счастлив целых два месяца. Мог ли желать я чего-то лучшего для себя?
Но мне не суждено было умереть такой смертью. Волны начали слабеть, и я смог, наконец, забыться похожим на обморок сном. Проспав неизвестно как долго, я проснулся от тишины. Ветер стих, суденышко лишь слегка покачивалось на волнах.
Я отдраил люк и выглянул на палубу. Зрелище, представшее передо мной, было ужасным.
Шторм унес мачту и разбил все, что можно было разбить на палубе. Не было штурвала, от руля остались только обломки. Серьезно пострадали все механизмы.
Я спустил в каюту паруса и весь такелаж, однако без мачты толку от них не было.
Каким-то непостижимым для меня образом на палубе удержался маленький челнок, закрепленный в носовой части. Это была большая удача. Я тут же спустил челнок в воду и решил держать его, привязав к корме шлюпа. Все последствия шторма могли сказаться не сразу, и если судно вдруг начнет тонуть, я успею пересесть в челнок.
Теперь оставалось только довериться морскому течению и воле волн.