Хотя доказательств, кроме умозаключений, у меня не было ровным счётом никаких, я был уверенстражи Верена поддержат меня. Как и народармейцы Деженя. Эти инспецы им тут, как кость в горле. Многие, если не все, только и ждут повода, чтобы заняться ими всерьёз.
Стражи занимали отдельный домик, сложенный на совесть из хорошо подогнанных друг к другу брёвен. Собственно, все постройки комплекса были именно такими. Деревянный частокол, вышки с колючей проволокой и пулемётами. В общем, и не скажешь, что за ним скрывается один из самых секретных объектов во всём Народном государстве.
Командир небольшого отряда стражей Верен оказался невысоким человеком с тяжёлой челюстью и ещё более тяжёлым взглядом. Как и все его стражи, он носил потрёпанную кожаную куртку и имперский пистолет в деревянной кобуре через плечо. Никогда не понимал пристрастия некоторых к подобному оружию. Ладно ещё командиры Народной армии. Им не приходится выхватывать пистолет быстрее врага. Да и носить его, скрывая под одеждойтоже. И под подушкой его не очень спрячешь. Так что здоровенный имперский пистолетище при всей его жуткой убойной силе был в нашей работе скорее неудобной игрушкой, чем действительно полезным инструментом. По крайней мере, так считал я. Но уж точно не Верен и его стражи.
Он выслушал меня, не перебивая. Хотя я был уверенизвестная часть моего рассказа звучит как полный бред. Особенно когда я начал пересказывать ту муть, что нёс мне Боргеульф.
Нам эти инспецы тоже, как кость в горле, буркнул он, когда я договорил. Ходят тутраспоряжаются с такими рожами, будто мы тут все быдло. Только что косорылыми не зовут. Чистая контра. Вот как будто и не делали мы Революцию. Главный их всем титулом своим под нос тычет. В общем, так я тебе скажу, товарищ Ратимир, ежели предъявишь мне доказательства того, что и вправду они не те, за кого себя выдают, сам поведу за тобой своих стражей.
Веских доказательств у меня нет, товарищ Верен, сразу предупредил его я. Всё такмои умозаключения, скорее. Во-первых: акцент. Вы вряд ли много общались с дилеанцами из разных частей их империи, но сами понимаете, в столице говорят совсем не так, как на западе или на востоке. У нас, в Народном государстве, тоже полно всяких диалектов или просто выговоров.
Это верно. Вот ты для меня, товарищ Ратимир, чудно говоришь. Слишком как-то правильно, прямо учитель из Нарпросвета. Мы к такому не привыкли.
Вижу, ты меня понимаешь. С дилеанским языкомто же самое. Их страна хоть и поменьше Народного государства, но не сильно. Так вот, собственно, к чему я веду. Разговаривают инспецы на имперском, да только на том диалекте, который распространён в Блицкриге.
Значит, из Блицкрига, прищурился Верен. Но только там говорят на этом диалекте?
Он с трудом, но всё же осилил сложноватое словцо.
В основном, кивнул я. Но у меня и пара соображений есть. Я несколько раз назвал Боргеульфа маркграфом. И он на третий раз поправил меня, сказав, что титул его звучит, как маркиз и он очень щепетилен в этих вопросах.
И что с того?
А вот тут сложно объяснить. Дело в том, что вся знать империи называет себя графами. Маркграфами, бургграфами, вильдграфамис десяток разных графьёв наберётся. Маркизэто тот же маркграф, только так стали называть себя аристократы, отколовшиеся от империи, ещё в стародавние времена. И когда Блицкриг после Первой войны объявил о своей независимости, его знать отказалась от имперских титулов. В свою очередь, ни один имперский маркграф не назовёт себя маркизом, если он так щепетилен по части своих титулов. Имперская знать цепляется за свои древние титулы изо всех сил. Потому что у многих, кроме этих громких титулов ничего и не осталось.
Ну ты мне, товарищ Ратимир, и задурил голову с этими графьями да маркизами. Я так тебя понял, что маркиз этотне настоящий, раз себя маркизом зовёт.
Да скорее всего, он самый настоящий маркиз, усмехнулся я. Но только блицкриговский, потому что будь он дилеанцемзвался бы маркграфом, и никак иначе.
Да уж, потёр лоб Верен, жидковатые у тебя доказательства против инспецов, товарищ Ратимир. Прямо тебе скажу, жидковатые. Вот только набили нам оскомину инспецы. И чутьё моё революционное сразу говорилобрать их надо, и лучше сразу к стенке ставить. Чтобы другим неповадно было. А чутьё моё меня ещё ни разу не подвело.
Из-за таких вотс их чутьём за стражей и закрепилась самая дурная репутация. Если сразу ставить человека к стенке, без всяких разбирательств, то как же понятьподвело оно тебя или нет. И подобных Верену в страже очень много. Из моих коллег по Хаджитархану едва ли не половина будет. Однако сейчас мне эта революционная решительность как нельзя кстати. Возможно, более здравомыслящий страж на месте Верена и не пошёл бы на предложенную мной авантюру. А вот он ринулся сразу, будто в омут головой.
Быть может, потому и спровадил такого зама подальше от Усть-Илима товарищ Дрозд, что он в городе слишком уж много дров наломать успел.
Берём моих стражейи ночью навалимся на инспецов разом, предложил он. Они у нас и пикнуть не успеют.
Надо Деженя предупредитьего народармейцы лишними не будут.
Нельзя, прищёлкнул языком Верен. Большая часть охраны инспецов живёт вместе с народармейцами в одной казарме. Почуют неладноемигом побегут к своему начальству.
Но Деженя предупредить, всё равно, надо, решительно заявил я. Пускай мы и не можем рассчитывать на его народармейцев, когда будем самих инспецов брать, но охранников, которые ночуют в казарме, они должны повязать.
С этим проблема может выйти. Те охранники никогда все разом не спят. Трое, как минимум, торчат у дома инспецов, остальные спят посменно, будто ждут нападения в любую минуту. Если их начнут вязать раньше времени, может подняться лишний шум.
Раз дом инспецов караулят круглосуточно, отмахнулся я, шума, все равно, не избежать. Кстати, ещё одно, машинки у охранников тоже блицкриговские. Похожие в конце войны были у имперских штурмовиков, но большая часть заводов располагалась в тех провинциях, что стали Блицкригом. Поэтому новые модели разрабатывают именно там.
Машинки у них что надо, буркнул Верен. Отличные машинки. А у нас против них только винтовки да пистолеты.
А когда нам было легко? усмехнулся я. Революцию делали тоже не слишком хорошо вооружённые, и в Гражданскую воевали иногда без патронов.
Ох, не напоминай, вздохнул Верен. Помню я, как мы в атаку шли, а у меня в пистолете ни одного патрона. Бойцыв штыковую, а яза нож. Как только выжил в той мясорубке, сам не знаю.
Кто Гражданскую прошёл, тому уже всё нипочём. Значит, ночью, часа в два, когда сон самый сладкий, будем брать инспецов.
Маркиз Боргеульф проснулся от того, что один из штурмовиков положил ему руку на плечо. Так они будили друг друга в экстренных обстоятельствах, а именно, когда нельзя поднимать лишнего шума. Маркиз тут же открыл глаза. Над ним нависала стальная маска штурмовика. Только по нашивке на рукаве он понял, что разбудил его командир охраны, субалтерн Рагорд.
К нашему дому идут стражи Революции, задавать вопросы маркизу не пришлось. Рагорд всегда знал наперёд, чего от него хочет командир. С оружием наготове. От вице-фельдфебеля из казарм пришла смена с новостью о том, что солдаты народников ведут себя странно. Насторожены. И словно готовятся к чему-то. Он приказал отправить смену штурмовиков сюда раньше времени. Ждёт ваших распоряжений.
Сколько стражей?
Все, кто есть в этом посёлке.
Всего пять человек, усмехнулась уже успевшая проснуться и даже пристегнуть к поясу кнут Сигира. Я оскорблена.
Их шестеро, с истинно военной педантичностью поправил её Рагорд. Страж, приехавший вчера на обозе, тоже с ними.
Сигира только фыркнула, будто кошка, давая понять, что и шестеро для неёоскорбительно мало.
Отправь в казарму двойную смену на отдых, распорядился Боргеульф. Вице-фельдфебелю приказ, быть наготове. Никому не спать. Как только народники полезутстрелять на поражение.
Значит, мы раскрыты, резюмировала Сигира.