Александр МишкинAnamnesis vitae (История жизни)Книга 1
Пролог
Я танцую в ночном дожде. Мне нравится, как крупные капли пролетают сквозь меня, слегка щекоча прозрачное тело. Мне нравится рассекать крыльями тугие струи, стремительно проносясь сквозь них над самой землёй. И взмывать вверх, к плачущим тучам, нанизывая себя на нити дождя, будто огромную бусину.
Мне полюбилось это занятие недавно. Однажды, во время полёта к моему Человеку, меня настиг дождь. И случилось невероятное: впервые мне пришлось отвлечься от цели, отдавшись нахлынувшему, неведомому прежде наслаждению.
Ненадолго, на какой-то миг, ноотвлечься. А это противоречит всем правилам Хранителей. И никогда прежде ни с кем из нас не случалось. Кроме меня.
С того времени я часто ищу дождь. Именно такой, как сейчас: ночной, сильный, с крупными, крепкими каплями. И, когда нахожу, лечу туда, чтобы танцевать с ним.
Вот и теперь: полностью отдавшись танцу, моё сознание пропустило первые сигналы опасности. И спохватилось лишь тогда, когда мой Человек уже стал уходить.
Вслед за сознанием, к гибнущему Хранимому устремилось и моё тело. Размазавшись в небе длинным прозрачным сгустком, оно мчалось на помощь, заставляя тоскливо выть чутких к нам собак в городах и деревнях, мелькающих под крыльями.
Уже на подлёте меня настигло понимание того, чтоне успеть.
Спикировав с высоты, обнимаю крыльями лежащее на земле окровавленное тело, укрывая моего Человека от опасности. Поздно. В нём нет больше жизни. А вернее, двух жизней: одна так и не успела родиться.
Мне не хватило всего нескольких мгновений, чтобы отвести смертельный удар. Случилось неслыханное: Хранитель оставил в беде своего Человека. Такое не прощается.
Погладив напоследок крылом успокоившееся лицо ушедшей, я взмываю вверх, к звёздам. И в тоске парю кругами под ними, смиренно ожидая наказания.
Вот и оно: мои крылья тают. Растворяются в воздухе, будто тонкий весенний лёд в воде под тёплыми лучами. Миг, другойи исчезли совсем.
С высоты я падаю к земле. Тщетно пытаясь раскрыть несуществующие крылья, чтобы наполнить их ветром и вновь взмыть в вышину. Земля всё ближе, ближеКричу в отчаянии, но крик мой тихий. Только собаки слышат Хранителей.
Земля и темнота встречают меня
Часть перваяГиблое место
7 сентября 1987 года, понедельник, посёлок Ноябрьский, 1115.
Я остановился перед главным входом в больницу и скептически окинул взглядом кирпичное пятиэтажное здание. Судя по всему, строили его ещё при ком-то из Рюриковичей. С того же времени и ремонт не делали.
Ноябрьская районная больница не производила впечатления фабрики здоровья. Скорее, наоборот: мрачноватое красно-коричневое здание напоминало то ли психиатрическую лечебницу для буйных, то ли тюрьму для особо опасных рецидивистов. Сходство с последней особенно усиливали решётки на окнах, бесхитростно сваренные из арматуры и выкрашенные в жизнерадостный голубенький цвет.
Я тяжело вздохнул: в этом застенке мне предстоит провести целых два месяца. За что, спрашивается?!
Уж не знаю, чья это была идея: направить нас, молодых врачей-интернов из Нероградской областной больницы, в глубинку. Усилить, так сказать, сельское здравоохранение в районах области. Аж на целых два месяца. Подозреваю, что сия гениальная мысль посетила кого-то из облздравовских деятелей либо в горячечном бреду, либо в момент тяжёлой абстинентной депрессии на выходе из запоя. Когда очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими неописуемыми ощущениями.
И вот я, свежеиспечённый доктор Светин, протрясшись три часа в древнем «Икарусе», вывалился из него в аккурат у ворот Ноябрьской ЦРБ. Сиречьцентральной районной больницы, куда мне и предписано явиться пред светлы очи местного главврача.
Вздохнув ещё раз, я подхватил с земли сумку, взвалил её на плечо и направился к крыльцу.
Внутри больница оказалась значительно приятнее. Здесь, по крайней мере, не доминировала жутковатая красно-коричневая гамма. Всё было вполне пристойно: светленько, чистенько, тихонько. И даже неистребимые запахи приёмного отделения не слишком шибали в нос. Всего-то слегка наворачивали слезу, почти не вызывая удушья и рвотных позывов.
Простите, не подскажете начал было я, наткнувшись на выплывшую из смотровой дородную даму в белом халате и накрахмаленном эрегированном колпаке.
Сначаласюда, сдадите кровь и мочу. Потомтуда, сдадите одежду и вещи, не глядя, ткнула она пальцем в двери, Потомвон туда: получите больничную пижаму. Вши есть?
Да нет, оторопело пробормотал я, пытаясь сообразить, каким образом, сдав одежду в одном конце длинного коридора, получить казённое обмундирование в другом. Голышом бежать, что ли? Простые нравы!
Так да или нет? ледяным тоном уточнила дама, хищно вглядываясь в мою шевелюру.
Никак нет! категорически заявил я, едва удержавшись, чтобы не добавить «Ваше благородие».
Значит, брить не будем! огорчилась она.
Да я, собственно, не больной предпринял я вторую попытку объясниться.
Донор?! обрадовалась дама и цепко ухватила меня за правый локоть, Вены хорошие, чудненько! Желтухой, сифилисом не болели?
В её голосе звучала такая надежда, что мне стало неловко:
Никак нет! уже привычно открестился я.
Отлично! Сдавать будете двести или четыреста? Предлагаю четыреста, чтобы лишний раз не ходить, она заметно оживилась и почти приплясывала в нетерпении.
Литр! я начал торговаться.
Чего литр? дама явно озадачилась.
Литр возьмёте? Чтобы уж совсем потом не приходить. Никогда, уточнил я.
Она подумала немного:
Нет, литр не возьмём. У нас такой тары нет.
Поняв, что переговоры зашли в тупик, я решил начать сызнова:
Видите ли, яврач
Так что же вы сразу-то не сказали?! всплеснула дама полными ручками, для врачей-то мы завсегда расстараемся! Возьмём мы у вас литр, возьмём, раз такое дело! Это же получается
Она загнула несколько пальцев и радостно продолжила:
Получается два флакона по четыреста и одинпо двести! Идёмте, к главному зайдём за справочками, ина сдачу! радуясь, будто голодный упырь, отловивший на ужин упитанную селянку, она потащила меня за собой.
Сообразив, что алчущая моей крови особа тащит меня к главврачу, я смирился и покорно последовал за ней. Собственно, я и хотел-то узнать, где найти местное начальство.
Начальство озадаченно перебирало кипу бумаг, бормоча что-то себе под нос. На его голове красовался такой же накрахмаленный колпак, как и у моей провожатой. И столь же устрашающих размеров.
Александр Иваныч, я донора привела! гордо заявила дама, Хочет литр сдать. Врач, говорит.
Главный оторвался от своих бумажек и с неподдельным интересом воззрился на меня:
Литр? А наберётся столько-то? Худоват, бледноват
Наберётся, наберётся! поспешила она его успокоить, Положим, ноги поднимемпотихоньку и натечёт!
Поняв, что пора прекращать балаган, пока из меня и в самом деле не откачали литр крови, я шагнул вперёд:
Александр Иваныч, произошло небольшое недоразумение! Я и в самом делеврач, но не донор. Я
Так одно другому не мешает! мудро заметило начальство.
Я кивнул:
Согласен. Но я прибыл сюда не как донор, а по направлению облздравотдела. Вот! и протянул главврачу командировочное удостоверение с направлением.
Тот разом поскучнел и вздохнул:
Ну давайте, посмотрим, что у вас там. Зинаида Петровна, можете идти. Это не донор, а всего лишь доктор.
Дама в колпаке смерила меня взглядом, исполненным глубочайшего разочарования, и царственно удалилась.
А главный, внимательно изучив мои бумаги, сдвинул колпак на правое ухо, откинулся в кресле и уставился на меня взглядом опытного работорговца:
Ну-с, Пал Палыч, и что мне прикажете с вами делать?
Я пожал плечами:
В направлении написано, что
Да мне по , что там написано! разоткровенничался мой собеседник, У меня тут своих штатных врачей девать некуда, а они ещё интернов присылают! Вы кто по специальности?