Не «просто». Это всё ещё раз подтверждает мою теорию. А профессор что ни разу кошек не вытаскивал?
Наверное, нет, иначе ну, если эта твоя теория верна запрет был бы неполным.
Кошачьи следы, попетляв среди человеческих, все как один уходили в лес. Быть может, кошки шли охотиться на птиц и белок. Или же у них в лесу были двери, свои собственные, тайные
Интересно, как реагируют коты на бродячих, сказал Рик.
На бродячих сородичей? Гонят их прочь.
На бродячие двери. Ни разу не замечал.
Может, это потому, что твои хвалёные кошки тоже их боятся, произнёс Ян.
А ты не боишься?
Боюсь, честно признался директор. Боюсь, потому что не понимаю. Когда мы сумеем разгадать механизм их образования, даже не управлять ими ещё, а всего лишь разгадать, вот тогда перестану.
Похвальная прямота, сказал Рик. Однако я думаю, что никаких разгадок нам не светит.
Отчего?
Оттого, что это вне нашего человеческого понимания. Не дозрели ещё. А, может, и никогда
Выговор вам, господин заместитель, за такой упаднический настрой.
Рик усмехнулся.
Выговор надо твоей племяннице, ты знаешь, за что Выговор, который ты, доброта ходячая, не сделал, только ласково так пожурил да-да, я осведомлён.
Ну, вспомнил тоже, сказал Ян, событие почти трехмесячной давности.
Так ведь нет гарантий, что она снова это не сделает.
Вот как за руку поймаем, там и посмотрим.
Опять накормишь конфетами и по головке погладишь. Дядюшка
Не завидуй.
В сетке футбольных ворот среди белизны просигналило ярко-оранжевое оставленный кем-то ещё с пятницы мяч, убедился Ян, когда, взрывая снег, подошёл поближе. Да, нескоро теперь неофитам играть здесь на свежем воздухе Надо бы открыть им помимо имеющихся ещё пару локальных площадок. И вернуть мяч в инвентарную спортзала.
Погоняем? предложил Рик.
Это будет выглядеть, как борьба в грязи.
Ну и что. Скажи проще, что тебе лень.
Мне лень. Но он всё-таки пригодится.
Совсем скоро мяч был поднят, очищен от налипшего снега и превращён в снеговиковую голову, за неимением пишуще-чертящего оставленную без глаз и рта. Снеговик остался и без рук лезть в сосновые посадки за ветками по таким холмообразным сугробам никому не хотелось.
Снеговик-инвалид, подвёл итог Ян. С головой-протезом. Вот жизнь счастливая: стой под снегом и ни о чём не думай.
Ты опять за старое, Ян. Не хочется тебе, ну и не возись с этим контрольным графиком. Можешь оставить мне.
Чтобы меня потом совесть заела? Нет.
Сегодня у тебя была отличная возможность заодно отморозить и её. Почему не воспользовался?
Ян похлопал друга по плечу.
Ты пытался развеселить меня, спасибо, но тут не в графиках дело, Ян вспомнил о цвете цифр на часах. Мне нужно кое-что проверить. Во второй половине дня активность дверей возрастает, и идти тогда вниз нет, не хочу.
Нулевой? сочувственно спросил Рик. А я собрался было предложить тебе добрести до озера.
Да, ответил Ян. Поэтому отложим прочие гулянки до вечера.
Заместитель посмотрел на него пристально, вдумчиво.
Нет, поспешил сказать Ян. Нет, со мной нельзя. Ты же знаешь.
Я и не рассчитывал. Просто у тебя теперь тоже кончик носа только не красный белый. И скулы. Как всегда при упоминании нулевого. Но за всё это время я так и не понял, злость ли у тебя так проявляется или страх.
Если бы я ещё сам понимал, вздохнул директор.
Я тебя не обидел? зам вдруг встревожился.
Брось Ну, я пойду.
***
Когда профессор создавал её, он совершенно не озаботился тем, чтобы придумать говорящее название. Ну, Организация и Организация, общность людей, которых связало странное, необъяснимое и чертовски интересное, и этих людей, и себя в том числе, он легко окрестил Идущими, а вот централизованное их объединение в плане должного наименования будто бы сознательно проигнорировал. Ян несколько раз спрашивал у него, почему. Профессор пожимал плечами.
А не всё ли равно?
Нет, упорствовал Ян, ни разу. Он был молод и не понимал, как такое могущество может обойтись без звучности, которая обозначала бы вес, положение, силу.
Это всё человеческие тщеславные штучки если именование, так чтобы погромче, если смерть, то геройская. Скромней надо быть, юноша.
Но почему тогда вы придумали название нам?
А я ничего не придумывал, с удовольствием отвечал профессор, глядя на недоумевающее лицо. Потому что это не название, а свойство.
Люди-свойства имели, как все прочие, две руки, две ноги и одну любопытную голову, иногда теряли что-нибудь из этого и умирали, ели, пили, спали, пакостили, дружили и дрались. Умели ходить через двери и не знали лингвистических барьеров. Мы, говорил профессор, могли бы быть для общества чрезвычайно полезными, если бы занимались чем-нибудь другим.
А так что занимаемся ерундой? возмущался Ян. К чему тогда всё это?
Не ерундой, а рассматриванием. Мы зрители, если угодно, и предрасположены именно к этому, а вовсе не к действиям и не к изменению. Хотя у кое-кого, несомненно, и возникают подобные мысли, но всё это путь тупиковый, и в конце концов это поймут
Странные зрители со всеми этими исследованиями, изучением
Изучение не изменение.
Это я понимаю. Но оно ведь не просто так, от скуки, оно для чего-то Как оно может быть бесполезным?
Суть в том, что в нашем случае зритель тот, кто работает лишь на себя. Зритель потребитель. Погоди, я не договорил. Потребитель специфического вида продукции, о самом существовании которой никто, кроме нас, не подозревает и, соответственно, получить её не в состоянии. Вот так.
Но им же тоже можно показать. Двери и то, что за ними
И что они с этим будут делать? Это вне их вкусовых предпочтений.
Э
Ну, садись ты, чего маячишь. Попытаться объяснить, что ли
Профессор утверждал своё вращающееся кресло в относительно неподвижном покое и скрещивал под подбородком худые нервные руки. Он не улыбался, хмурился, потому что вообще улыбался очень редко, и оттого разговор превращался почти что в лекцию. Возможно, он видел в Яне немного туповатого студента, но, как всегда, был очень терпелив.
Тогда объясните мне ещё, пожалуйста, просил его Ян, когда и как всё это началось. Когда начались Идущие. Это ведь вы их нас открыли?
Не совсем так. Просто однажды открыли меня.
Не совсем так началось, и не совсем здесь, потому как профессор сказал ему, уже весьма к тому моменту разговора запутавшемуся (а разговор всё длился), что появилась эта самая продукция и сразу появились те, кто её ест всё едино, что завезли в магазин новый экзотический фрукт. Большая часть людей сморщилась, фу, невкусно а кто-то кинулся сметать с прилавков тоннами. Только в данном случае кинулись те, кто увидел, для остальных-то это просто несуществующее, пустота.
Завезли извне. Где-то раньше уже было. И кто-то здесь словно бы распробовал, признал. Эти признавшие мы. Да, я, должно быть, первый, а потом и прочих нашёл
Хорошо. А кто тогда завёз?
Без понятия, правда.
Возможно, профессор лукавил уж очень честными были тогда его стально-серые глаза.
И вот что по поводу тех, кому, как ты предлагаешь, можно было бы показать то, на что смотрим мы. Я им не доверяю.
Но почему? Они ведь тоже люди.
С такими же недостатками и достоинствами, да, я знаю. Если на то уж пошло, кое-кто в Организации тоже заслуживает самого пристального наблюдения, потому как темны уголки человеческих душ, и не каждый туда пустит с фонариком Никто не пустит, будь он в здравом уме. А там живут черти и иногда выглядывают из человеческих же зрачков, как солдат из амбразуры дота.
Ян устало тёр лоб.
Тяжко? сочувственно говорил профессор. Но ты не грусти, подожди, я же опять не договорил. Это оттого, что хочу кое-что спросить у тебя. Чтобы и ты сам подумал. Ты умный, как и твой брат однако это именно ты пришёл ко мне с такими вопросами, и о чем же это мне говорит? О многом говорит Так вот, Ян, скажи: в чём причина моего недоверия?