Он отшатнулся. Что-то ударило его по ногам сзади. И без того потеряв равновесие, он упал на колено, и к яремной вене прижалось острие клинка. Игори смотрела на него сверху вниз. Он замахнулся для удара, и она отступила, убирая нож от его горла. Он заставил себя подняться, собираясь наброситься на нее, но Арриан помешал ему, ногой отбросив к нему его меч.
Подними его, сказал Пожиратель Миров, Сперва мы закончим, а потом уже будешь искать новых противников.
Олеандр помедлил, но наклонился за мечом. Когда он выпрямился, встроенный в стену вокс-передатчик вдруг с треском ожил.
Утихомирьтесь. Арриан, убери оружие. Игори, отойди. Вот умница! Я долго ждал нашего гостя и не намерен больше откладывать воссоединение. Апотекарий Арриан собери всех в аудиториуме. Уверен, им будет интересно услышать, что побудило нашего блудного брата вернуться.
Голос из вокса принадлежал бывшему главному апотекарию и капитану-лейтенанту Детей Императора. Воину, известному также как Прародитель, Владыка Клонов и Свежеватель. Воину, которого Олеандр Кох когда-то называл своим повелителем
Фабию Байлу.
Глава 3Глава апотекариона
Святилище Фабия Байла было местом чудес и ужасов. Оно занимало самое большое помещение во дворце, до отказа заполненное механизмами жизни и смерти. Высокие потолки скрывались под гофрами и искрящимися проводами. Связки кабелей свисали, как лианы в джунглях, тянулись через весь зал или вились по полу. В альковах стояли встроенные боевые сервиторы с гироскопической платформой вместо ног. Когда Олеандр проходил мимо, они взводили оружие и провожали его мертвым взглядом.
В некоторых местах в древних стенах проделали дыры, чтобы пустить силовые кабели, кровяные насосы и питающие трубки. С несущих колонн и скоб на стенах тускло мигали люминесцентные лампы, освещая резервуары, где в питательном составе плавали скопления неживой ткани для исследований. Мутные глаза бездумно моргали из переплетения оптических нервов, а новорожденные сердца свисали со жгутов из мышц и вен, как фрукты с изогнутых веток. В воздухе воняло антисептиком, и где-то вокс играл бойкую мелодию, добавляющую залу ужасов жуткости. Произведение Кински, немного скрипучее от времени.
Мощные холодильные установки вдоль стен изрыгали в зал морозный туман, лишая воздух тепла и скрывая неопределенного вида существ, которые шумно бегали по полу, негромко тараторя что-то непонятное. По всему залу были расставлены вокс- и пикт-камеры; они записывали все, что здесь происходило, и передавали записи на стоящие тут и там экраны, явно откуда-то позаимствованные. Олеандру предстало собственное изображение под сотней различных углов, но со всеми было что-то не так. Недоразвитых пробирочников тут было больше: они сновали по залу и бормотали что-то друг другу, подготавливая гигантскую коллекцию сырья, которая заполняла все свободное пространство.
Банки с каталептическими узлами, оккулобами и железами Бетчера стояли рядом со стальными стеллажами, на которых покоились оптоволоконные жгуты и протезы конечностей. Большинство из них, по-видимому, взяли у тел, свисавших с потолка на мясных крючьях. Их освежевали до самого черного панциря, а в некоторых случаях и дальше. В грудной клетке одного Олеандр заметил какой-то подрагивающий кокон, а другой явно использовали для выращивания кожных клеток. Пробирочники время от времени вскарабкивались на туши с обезьяньей ловкостью, чтобы отрезать кусок или проверить показания приборов.
Олеандр пробирался через лабораториум, следуя за хриплым голосом Байла.
Начинаем со стандартного Y-образного надреза, сначала от центра в латеральном направлении Его слова акцентировались механическим жужжанием какой-то невидимой машины, приступившей к работе. Олеандр вздрогнул. Он слишком хорошо знал этот звук. Хирургеон Байлапаукообразный набор лезвий, пил, дрелей, ножниц, шприцов, который бывший главный апотекарий изобрел сам.
После первого надреза хорошо заметны повреждения подкожных тканей, Раздался влажный звук, с каким ломается череп ракообразного, Обширная инфекция на реберном каркасе. Костяные наросты распространяются с впечатляющей скоростью. Дополнение: присутствует деформация кости.
В ноздри Олеандру ударил гнилой запах. Вонь горящих костей и плоти. Байл продолжал говорить. Олеандр наконец увидел егополусидящего на операционном столе под мешаниной люминесцентных ламп и пиктеров.
Кожа на его груди была отогнута, и взгляду представал черный панцирь, располагавшийся под эпидермисом и дермой, в подкожных тканях. На нем виднелись передатчики крови и нейросенсоры различных размеров. Часть черного панциря отделили, и она теперь лежала на подносе, который балансировал на спине дрожащего пробирочника. Тонкие конечности хирургеона висели над худым телом Байла, придерживая лоскуты кожи.
Фабий Байл почти не изменился с их прошлой встречи, несмотря на открытую рану в груди. Те же впалые щеки, спутанные волосы, холодные, пустые глаза. От него несло смесью из десятка запахов, не меньше: формальдегида, свернувшейся крови, резкой химической вони стерилизующих мазей. По усиленному обонянию космодесантника его вонь била, словно материальная. Олеандр закрыл глаза и медленно вдохнул, пытаясь разделить гнилой букет на составные части. Вонь Фабия могла работать как отчет о его состоянии.
Олеандр округлил глаза.
Повелитель, вы
Я умираю, Байл показал на себя рукой. Ты это носом чуешь, да, Олеандр? Вонь гнилого мяса, запах консервирующих составов. От меня несет смертью, как и положено ходячему трупу.
Он улыбнулся, и рука Олеандра сама опустилась к мечу. Это была та характерная улыбка, которая больше подходила мертвецу, чем живому человеку.
Для умирающего вы выглядите на удивление здоровым, повелитель.
Не называй меня так, Олеандр. Я уже давно не твой повелитель. Если хочешь обращаться ко мне формально, используй мой рангглавный апотекарий. Передай щипцы, пожалуйста, Байл протянул руку. Олеандр помедлил. Подвижные конечности хирургеона щелкали и жужжали со смутно различимой угрозой. Прибор нависал над Байлом, словно чрезмерно заботливый скорпион. Байл цокнул языком, Олеандр, ты никогда не видел, чтобы человек сам себя препарировал? Врач, исцели себя сам. Щипцы, будь так любезен.
Олеандр взял инструмент и передал его. Байл залез в открытый живот и начал там ковыряться. Если ему и было больно, вида он не подавал. Олеандр не знал, в силе воли причина или в мертвых нервах. За годы он повидал и не такое, но неведомым образом равнодушие Байла в сочетании с омерзительно стерильным запахом операционной вызвали у него тошноту. Ощущение было замечательное, пусть оно и отвлекало.
Я умираю, сказал Байл будничным тоном, Медленно, но верно. Подозреваю, что умру в течение нескольких веков. Это телов течение считанных десятилетий. Оно у меня не первое и не будет последним.
Олеандр кивнул. За время, проведенное у Байла, он сам помогал не с одной трансплантацией мозга. Клонированные тела долго не жили, тем более учитывая любовь Байла к модификациям.
Значит, скорость дегенерации растет?
В первые годы после Основания Дети Императора страдали от генетического заболевания, едва их не уничтожившего. Насколько Олеандр знал, Байл был последним живым носителем этой скверны.
Постоянно, ответил Байл, А потому я перейду сразу к делу, уж извини: зачем ты вернулся, Олеандр? Что за гениальный план угнездился в безвкусном комке плоти, который ты называешь сердцем?
Возможно, мне просто недоставало ваших мудрых наставлений, повелитель.
Одна из насекомоподобных конечностей хирургеона метнулась к Олеандру, и лезвие, установленное на конце, коснулось его яремной впадины. Воин замер.
А я, возможно, не в настроении выслушивать твои любезности, сказал Байл, Отвечай. Или я добавлю твою гортань к своей коллекции.
Олеандр дипломатично сделал шаг назад и, потирая горло, произнес: