А все-таки ловко ты ее вынудил сбежать. Это еще придумать надо свататься к дочке малолетней!
Я бы с большим удовольствием к матери посватался, Чужак похотливо ощерился. Сиськи у нее что надо! Да и остальное тоже, ха-ха-ха!
Цыть, размечтался! свекор бесплотно пристукнул ладонью по столу. Я Поляну знаю, она всю жизнь не будет по кустам прятаться. Вернее убить ее. А в деревне теперь не узнают, что стало с их любимой целительницей.
Ну что ж, так и сделаем
Яся, дрожа, вцепилась матери в руку:
Мама, мамочка, проснись, мне страшно!
Поляна, вздрогнув, открыла глаза.
Что, доченька? Чего ты испугалась?
Мамочка, мне сон такой страшный приснился про Чужака. Будто он убить нас хотел.
Поляна похолодела:
И тебе. Значит, правда. Ну-ка, расскажи подробнее.
Я видела Чужака и деда покойного. И еще с ними были двое. Сначала Чужак хвалился, как ловко он нас из села выставил, а потом они нас убить решили. Я боюсь, мамочка, вдруг сон в руку!
Уходить нам надо, доченька, да поскорей, Поляна не стала пугать Ясю еще больше, рассказывая о своем сне. Отвяжи-ка Серка.
Серок, во время разговора, молча, стрелявший глазами то на мать, то на дочь, вдруг насторожился. Он вскочил на ноги, прижал уши и, подняв шерсть на загривке, тихо зарычал.
Тише, тише, Серок. Что ты разволновался?
Поляна осторожно выглянула из-за еловой ветки.
На краю поляны стоял волк. Глаза его пока ничего не видели, зато нос безошибочно подсказывал: кто-то прячется совсем близко. Запах не походил ни на один привычный лесной, это пугало и настораживало. Но то, что пахнет съедобной плотью, теплой, живой и такой желанной, отощавшему за зиму волку-одиночке было ясно. Давно уже он ушел из стаи, молодые самцы здорово посекли в поединках его шкуру клыками. Теперь, злой и вечно голодный, он рыскал по лесу и искал необременительной добычи.
Ветки на ели зашевелились, из-под них донеслись непонятные звуки, а потом более привычное для волчьего уха рычание. Волк? Что ему делать под елкой? Может, лучше уйти?
Но тут из-под ели выскочил пес и с лаем ринулся на замешкавшегося хищника. Пес был молодым и сильным, как те самцы, что рвали волку шкуру. Надо уходить, бежать! Поздно. Собака налетела, вцепилась зубами в бок. От боли волк рассвирепел, рассудительность покинула его, и он, в свою очередь, тяпнул пса за ногу. Дальше уже трудно было разобрать, где собака, а где волк. Серый лохматый клубок катался по поляне, устилая ее клочьями вырванной шерсти, орошая каплями крови. Но вот кому-то из дерущихся удалось дотянуться до горла противника. Одно движение челюстей и из раны полилась уже струя крови. Из последних сил волк рванулся, оставляя в пасти противника вырванный из шеи клок мяса, лязгнул зубами, смыкая их на загривке пса, и под хруст ломаемых позвонков замертво свалился на землю. Бездыханный Серок упал рядом. Оба затихли.
Ой, мамочка! только и смогла прошептать перепуганная Яся.
Поляна осторожно выбралась из-под ели, почему-то на цыпочках подошла к месту побоища.
Серок, Серок, позвала она.
Опустившись на колени, погладила собаку, положила ладонь на ее бок.
Нет, не дышит.
Подошла Яся. По щекам девочки слезы бежали ручьем.
Серок, милый, как же мы теперь без тебя?
Поляна тоже не удержалась, расплакалась. Вспомнила, как принесла в переднике толстого лохматого щенка, какой он веселый был и озорной.
Помнишь, мама, какой он маленький был? Яся словно подслушала мысли Поляны. А как он голову засунул в горшок со сметаной, и вытащить не мог, пришлось посудину разбить?
Помню, конечно, помню. Жаль Серка, он же членом семьи нашей был.
Он нас от волка спас, мама. Себя не пожалел.
Да, доченька, спасибо ему.
Помолчали. Потом Поляна подняла собаку на руки и понесла к елке, под которой все они только что прятались.
Вот тут пусть лежит, под елью. Похоронить мы его не можем, так пусть хоть не на глазах у всех валяется. Прощай, Серок!
Прощай, песик, спасибо тебе!
А теперь, Яся, пойдем, нужно торопиться. Те, кто открыл на нас охоту, пострашнее волка будут.
Так это же сон, мамочка, Яся уже почти забыла о своих страхах.
Все равно, пойдем быстрей.
И они пошагали по еле заметной тропинке, которой так редко пользовались, что она почти заросла травой.
На рассвете беглянки уже подходили к деревне.
Утро в любой деревне наступает одинаково. Еще стелется по лугу за околицей туман, еще роса тяжелыми гроздьями капель клонит к земле травинки, а заполошные петухи уже орут в каждом дворе, и каждый норовит перекричать остальных. В хлевах постукивают подойники, и коровы сытно и уютно вздыхают, млея от прикосновений хозяйкиных рук, которые освобождают от молока разбухшее за ночь вымя. Изредка залает собака так, спросонья, не зло, а скорее для порядка.
У Поляны сердце сжалось от всех этих таких знакомых, но уже Бог весть, на какое время потерянных, деревенских звуков. Яся, переживая то же, сжала матери руку.
Мама, а куда же мы дальше пойдем? У кого про горы спрашивать станем?
Поляна задумалась. Постучаться в крайнюю хату? Но кто знает, как встретят незнакомок, да и смогут ли помочь! Не каждый селянин интересуется дальними странами. Некоторые за всю жизнь дальше околицы своей деревни не побывали. А кто же может знать дорогу к горам? Только тот, кто общается со странниками, слушает их рассказы, да на ус мотает. Таким человеком в селе был только трактирщик. Вот куда нужно идти в трактир! Там и они сами в глаза не бросятся, на случай, если Чужак искать их станет: мало ли народу по свету бродит! Верно, немало, только вот женщин среди них единицы. А мать и дочь и вовсе приметная парочка. Нет, так не годится. Нужно поостеречься.
Слушай, Яся, я в деревню пойду одна. В трактир наведаюсь, постараюсь там все разузнать. А ты здесь, на опушке спрячься, и жди меня. И не возражай! Поляна не дала дочери и рта раскрыть. Я скоро.
Она подобрала повыше подол, чтоб не намочить в росе, и прямо через луг зашагала к деревне.
Деревенская улица уже ожила, очнулась от сна. То тут, то там отворяли ворота, чтобы выпустить скотину. Видимо, сегодня стадо собирали впервые после зимы. Застоявшиеся в хлевах буренки взбрыкивали и скакали, словно телята, разминая ноги, шалея от запахов теплой земли и пробивающейся из нее зелени. Конечно, по-хорошему, на лугу, кроме старника, поесть коровам было нечего, ведь молодая трава только-только начала пробиваться на свет. Но весенний дурманящий дух был лучшей приправой к зимовалой траве. Вот и радовались коровы, вот и улыбались хозяйки, провожая в стадо своих любимиц.
Поляна шла по улице и досадовала сама на себя: худшего времени, чтобы незамеченной появиться в деревне, придумать было нельзя. От каждой калитки ее провожала взглядом пара, а то и две, глаз. Кто она? Откуда появилась эта незнакомка? Деревенские кумушки уже вострили языки, чтоб посудачить об этом с соседками.
Но вот, наконец, и трактир. И, конечно же, двери его еще заперты. Поляна, не решаясь привлечь к себе внимание еще и стуком в дверь, присела на сложенные у плетня бревна. Придется подождать.
Вот пастуший рожок рассыпал свою мелодию в конце улицы. Вспомнив знакомые звуки, ему ответили коровы. Стадо прошествовало мимо странницы, обдавая ее терпкими запахами молока и навоза. Вот, наконец, загремел засов на двери трактира, и она распахнулась. Заспанный хозяин, позевывая и почесываясь, лениво ответил на приветствие Поляны и впустил ее в помещение.
В трактире было пусто, если не считать храпящего в углу на лавке мужчину.
Чего изволите? трактирщик уже повязал фартуком толстое брюхо.
Мне бы, и тут Поляна с ужасом вспомнила, что у нее нет денег.
Их у нее отродясь не бывало, как не бывало и надобности в монетах. Все, что необходимо было в немудреном деревенском быту, производилось в каждой семье. В крайнем случае, нужные вещи можно было выменять на продукты у заезжих коробейников.
Я посижу тут у вас, можно? Мне нужно дождаться одного человека.
Уж не того ли? трактирщик мотнул головой в сторону лавки. Он тут еще с вечера объявился, все выспрашивал, не появлялась ли в деревне дочка с матерью. А у нас пришлых женщин, почитай, с прошлой осени не видывали. Да, точно, осенью приходила одна странница. У меня останавливалась. Два дня прожила. Вся деревня приходила ее рассказы слушать. И селянам хорошо, и мне барыш. А ты откуда идешь, издалече?