Она бы долго еще говорила и рассуждала на тему вкуса, тем более все, что касаемо шелка, было любимой темой, когда бы ни странного вида человек, привлекший ее внимание. Красавец-блондин, безупречно выбритый, с обнаженным мускулистым торсом, с кожаными нарукавниками на обоих запястьях, в кожаных черных брюках и таких же сапогах, медленно приближался к девушке, не сводя с нее глаз цвета холодной стали. Ева словно застыла. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, даже голову повернуть в сторону не получалось. Только смотреть на приближавшегося мужчину с накачанным торсом и гадать, откуда он взялся? Кто его пропустил в таком виде в студию?
Блондин подошел к столу, за которым сидела Ева, остановился, опустил руки ладонями на стол и, наклонившись к ней, произнес приятным бархатистым баритоном:
Здравствуй, Ева!
Девушка не ответила на приветствие. Она все так же неподвижно сидела на месте и все так же в упор вынужденно смотрела на блондина. Чего он хочет? Почему никто никак не реагирует на его появление и поведение? Или ей все это только мерещится? Эта студия, пресс-конференция, она сама?
Что за цирк ты здесь устроила? улыбнулся блондин, но какой-то ненастоящей улыбкой. Тебе приятно общество этих шутов? указал пальцем в зал, не оборачиваясь. Они же все больны. Неизлечимой болезнью. Имя которой похоть. Мужчины уже давно раздели тебя глазами и в своих фантазиях входят в тебя и выходят без устали, а женщины женщины тебя разрывают, как коршуны, на кусочки и скармливают собакам. Хотя нет, одна все-таки тебя любит, и даже искренне, вон та, с косичками, смешная такая. Знаешь, что она сейчас с тобой делает? Ты же любишь шелк? Вот в него она тебя и пакует, скоро он тебя проглотит совсем, съест и не подавится.
Еву охватывает паника, связывает по рукам и ногам, в глазах, таких больших и красивыхужас. Почему никто не поможет ей? Почему нет рядом Егора? Он бы вытащил ее из этого кошмара Надо просто позвать его, он сразу отзовется, он не может не услышать ее Но как, как она позовет на помощь, если даже собственный голос сейчас ей не подвластен?
Да кто ты такой?! вдруг на всю студию закричала Ева, замахиваясь рукой на блондина.
Но его не было.
Ева стояла за полукруглым столом, тяжело дыша, и медленно опускала занесенную для удара руку, а притихший зал и съемочная группа удивленно смотрели на девушку в жуткой неприятной тишине.
Простите! прошептала Ева и тяжело опустилась в кресло.
Аркадий Петрович тут же объявил, что пресс-конференция окончена. Элла Августовна налила ей в стакан минералки и попросила выпить. Ева сделала несколько маленьких глотков и поставила стакан на стол.
Журналисты постепенно расходились, явно недовольные тем, что пропустят самое интересное, но сенсация у них уже была в кармане. Можно как угодно теперь расценивать непонятное поведение и вскрик известной писательницы, неизвестно кому адресованный. Не девчонке же, задавшей вполне безобидный вопрос о ближайших творческих планах А, может быть, не все в порядке с головой у Евы Момат?
Я пойду, сказала Ева Аркадию Петровичу и направилась по направлению к выходу из студии.
Я провожу предложил Аркадий Петрович.
Не стоит, отмахнулась та и вышла в коридор, где столкнулась с девушкой с косичками, как у Пеппи ДлинныйЧулок. Но Ева только скользнула взглядом по ней и поспешила дальше. Девушка окликнула ее, Ева не отозвалась.
Так или почти так, насколько помнила Ева, прошел ее первый телеэфир. Она пыталась еще что-то вспомнить, что-то очень важное, и одновременно курила, запивая сигаретный дым сладким кофе в гримерке, где, кроме нее, находились еще Аркадий Петрович, Элла Августовна и та смешная девушка с косичками. Оказывается, ее звали Дашей, и она делала свой первый репортаж для какого-то женского журнала.
Что же все-таки произошло? спрашивал Еву Аркадий Петрович. Что тебя так напугало?
Не знаю, Аркадий Петрович, пожимала плечами Ева. Галлюцинации какие-то.
С вами уже случалось такое? пытаясь помочь, поинтересовалась Даша.
Нет, отрицательно качнула головой Ева. Но где-то я читала, что при резком изменении жанра в творчестве начинают происходить странные вещи.
А вы изменили?
Да. Я пишу целиком фантастический роман, что-то вроде пост-катастрофик.
Дождь закончился, произнесла Элла Августовна, выглянув в окно.
Я пойду тогда сказала Ева.
Все же я тебя отвезу, настоял Аркадий Петрович, по какой-то непонятной причине перейдя на «ты». Раньше он никогда не позволял себе этого, но Ева никак не отреагировала. Возможно, она все время считала, что Аркадий Петрович давно должен был перестать ей выкать. В сложившейся ситуации он еще больше почувствовал, как дорога ему девушка.
Взяв Еву за руку, как маленькую, Аркадий Петрович направился к выходу. Она не сопротивлялась, покорно села в машину, откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. Аркадий Петрович включил музыку, но тут же выключил. Молча они ехали по городу, приходившему в себя после недавней стихии.
Ты бы не молчала, заговорил вдруг Аркадий Петрович. Тяжело ведь в себе держать негатив, по себе знаю.
А что говорить? не открывая глаз, спросила Ева, и добавила: Я ничего не помню. До вскрика. Глупо, наверное, выглядела?
Ничего, произнес Аркадий Петрович, нормально. Первый блин всегда комом.
Аркадий Петрович, открыла Ева глаза, подвинулась ближе к издателю и положила голову ему на плечо, я ничего такого не разболтала?
Ничего такого, успокоил Аркадий Петрович, улыбнувшись.
Честно-честно? переспросила Ева.
Честно-честно, подтвердил Аркадий Петрович.
Это хорошо, прошептала девушка.
Она снова закрыла глаза, еще сильнее прижалась к плечу Аркадия Петровича, словно искала защиты. Издатель нежно погладил ее по волосам, потом обнял за плечи одной рукой.
Так хорошо, прошептала Ева. Почему вы не мой папа?
Ответить Аркадий Петрович не успел, да и стоило ли?
Зазвонил телефон в сумочке Евы. Девушка взяла мобильный, приложила к уху.
Да, Егор! сказала она.
2
Егор Савиничвысокий атлет с перебитым носом и типично славянским лицомвыходил на крыльцо здания филологического факультета после последней практической в сопровождении друга, Николая Кулакевича, или, попросту, Колюни, прижимая телефон к уху. Он почти ничего не слышал из того, что говорила ему любимая девушка, из-за невообразимого шума и гама студенческой братии, вываливающейся из храма науки на улицу.
Ничего не слышу! пожаловался Егор Колюне, который прикуривал от зажженной спички неизменную сигарету без фильтра. Что? уже в мобильный спросил он. Не слышу! Повтори, пожалуйста! У нас тут просто занятия закончились, поэтому очень шумно. Ты не передумала? Вот что, давай я буду говорить, а ты слушать, хорошо? Я спросил, ты не передумала, насчет завтра? Мы собирались компанией за город, на природу? Колюня будет обязательно, без него никак, девчонки какие-то, сам не знаю еще какие, ну, парни наши из группы, ты их знаешь. Так договорились? Ты поедешь? Точно? Отлично! Я тебе еще позвоню, ближе к ночи. Ну пока. Целую.
Егор отключил телефон и бросил его в спортивную сумку, перекинутую через плечо.
Все в порядке, сообщил другу. Да не дыми ты на меня! замахал руками, разгоняя сигаретный сизый дым.
Я на тебя не дымлю, прохрипел Колюня. Это ветер.
Где ты ветер увидел? не сдавался Егор. Ни один листок на дереве не шелохнулся еще ни разу!..
Ну и что. Ветер же невидимый, парировал Колюня, поэтому мы его и не видим, но он есть, потому что я дымлю в одну сторону, а дым все равно поворачивает в твою. Сам по себе, согласись, он повернуть не может, потому что кто-то его по-любому поворачивает. И этот кто-то ветер, понял?
Да иди ты! отмахнулся Егор.
Колюня заразительно засмеялся. Егор тоже улыбнулся.
Чё ты ржешь? улыбаясь, все еще злился по-доброму Егор.
А ты чё? сквозь смех выдавил Колюня. Повторюха-муха! Он бы еще чего-нибудь сказанул такого, но как-то неудачно затянулся сигаретой и сильно закашлялся, до слез.