В день свадьбы друзей Ула меня вызвали к реке, кивнул Монз. Он лично сделал мне весьма спорное предложение. Я обдумал, счёл не лишённым смысла, пусть чуждого для людей. Мы заключили сделку. Я получил одно важное обещание. Он запись, исполненную моей кровью.
Ага, выдохнул Лофр, подаваясь вперёд. То-то гниль Могуро из столицы будто выдавило. Дело рисуется крупноватое. Не ожидал как тебя угораздило встрять, червь?
Я знаком со слухами о привычке беса покупать души, поморщился Монз. Нет, всё и проще, и сложнее. Я оплатил в его бессмертии короткий отрезок свободы. Цена остаток моей жизни. Оказывается, люди четвёртого царства, как он называет нас, весьма платёжеспособны.
Остаток жизни? побледнела Ула, вскидывая ладони к горлу, чтобы сразу же бестолково, бессильно уронить их на стол.
За каждый день его свободы сколько-то дней или лет моей старости, кивнул Монз. В довесок он навсегда избавил меня от боли, суставной и костной. Превосходная сделка. Я расщедрился и ответно подарил ему своё настоящее имя. Теперь придётся вымарать дарёное имя с первой страницы моей книги без переплёта. Вместо Ан Тэмон Зан укажу Монз Значит, сменил я родину, всерьёз сменил, коль умру с именем этого берега моря.
В чем его интерес? резко уточнил Лофр.
Он раб и получил от своего хозяина прямой приказ убить Ула, это связано с полной кровью и непонятным мне наследством древних, выбирая слова, сообщил Монз. Бес желал иметь время, чтобы совершить с Улом сделку на правах существа, свободного от рабского ошейника. Он не скрывал угрозы для Ула. Но я верю в мальчика. Кроме того, я показал Улу последний, наверное, во всем мире лист книги городов. Бес числит Ула наследником древних, и вряд ли ошибается. Ещё полагает, что легко заключит сделку на своих условиях. Он умеет морочить головы, а Ул ребёнок. Я же рассудил: убить можно и чужими руками, и издали. Пусть Ул увидит врага глаза в глаза. Пусть всё, что произойдёт, зависит от него, а не от посторонних игроков.
Много ли в тебе жизни осталось, гадёныш раздумчивый? поморщился Лофр.
Он особенно настаивал на своей полной свободе на три дня, и эти дни я был вроде как мёртвый Да и после не сразу очнулся. Ула говорит: вчера с утра даже тело остыло, она напугалась. Но я снова живу и надеюсь увидеть весну, Монз виновато вздохнул, избегая смотреть на маму того, кого он отправил на встречу с Рэкстом.
Ты что наворотил, червяк? выдавил Лофр, навалился на стол и начал подниматься. Себя заживо хоронишь, пацана сунул в
Он сделал, как подсказало сердце, едва слышно, но твёрдо, выговорила Ула.
Монз и Лофр, оба, недоуменно обмякли и глянули на неё на мать, от которой ожидали чего угодно, но уж точно не этих слов. Омаса, и тот отвлёкся от наблюдения за двором, покосился на странную женщину. Она сидела очень прямо, казалась окончательно бледной, но спокойной.
Ул всегда ходил у самого края, вплотную со смертью, аж сердце ныло. Но я я не вправе запирать его и просить беречься, у него особенный удел. В ночь, когда я нашла сына, я ведь пришла к реке утопиться, Ула пожала плечами. Жизнь сгнила на корню. Подруга увела любимого, он состарился, но не позвал по-доброму, даже похоронив вторую жену, а я-то ждала Сыночек умер, соседи числили меня безумной и остерегались кивнуть через ограду, чтоб я не пристала. Жить было нечем. Не для кого и тут он. Мой Ул особенный. Он втискивается в щель меж отчаявшимися и их смертью. Он отспорил Лию и отогрел Сэна, он вовсе безнадёжных поворачивает к жизни. Ула вздохнула, плотно сжала в кулаки слабые руки, убрала под передник. Кто может быть безнадёжнее беса? Пришло и ему время встретить моего мальчика. Мой Ул жив, сердце не обманешь. Да и вы, уважаемый Монз, не лекарь, чтобы смерть себе предсказывать. Я не чую в вас непоправимого. А угляжу, так мне дела нет до договоров с бесом. Я сама решаю, на кого травы тратить, а кого не замечать.
Ула ещё раз кивнула, встала, поклонилась окаменевшим от недоумения мужчинам и покинула зал. Шла она вроде бы уверенно, но медленно, и ноги норовили споткнуться. Омасе пришлось подхватить Улу под локоть, чтобы она не упала на крыльце
Удивительная женщина, шепотом выдохнул Лофр. Деловито глянул на Монза. Она тебе кто?
Всё у вас, у алых, приступом, в один миг. Кто Монз сник. Было опрометчиво допускать с самого начала отношения признательности. Благодарность хуже камня на шее, и порой делается слишком тяжела, посетовал Монз, кутаясь в шерстяной плед. Я занимался с Улом, я выделил им с мамой комнаты в доме и постепенно
Ага, ага! Дурак крайний, не слушая длинную речь, отмахнулся Лофр.
Он вскинулся, засопел, поправил широченный пояс, утягивающий брюхо. Поддёрнул рукава, будто собираясь бить кого, и резвой рысью проскрипел по доскам, ссыпался с крыльца и умчался через двор, в ворота и далее, пойди пойми, куда в город. Это показалось очень странно даже старшим ученикам: Лофр не такой человек, чтобы бегом бегать, ему стоит шепнуть, и самые недоступные люди явятся на встречу в указанное им время. Опять же, кони у хэша лучшие в городе, а пешком ему тяжко
Пока ученики перебирали непонятное и делали беспочвенные выводы, забыв о занятиях, Ула обошла площадку стороной, вдоль внешней стены. Травница следила, как ученики вяло, без азарта, украшают друг дружку синяками. Вот поманила одного, второго и повела в беседку.
Бельмо-то с малолетства, поглаживая по щеке рябого здоровяка по кличке Шельма, принялась вещать Ула, и теперь её слушали все, ведь Шельма каждого хоть раз обворовал или обманул. А ещё он никогда и никому не дозволял безнаказанно рассматривать шрам на щеке и тем более свой попорченный глаз. Наколол? Вот так голову поверни Вижу, что переживаешь, оно и понятно: во втором-то глазу с весны мутнеет?
Ну дык прокашлялся Шельма, известный тем, что двух слов без ругани связать не может, и потому вынужден отмалчиваться: браниться ему строго запретил сам Лофр. Твою ж чешую, в точку.
Дело поправимое, но лечиться надо усердно. Мазь для глазика, ещё травки в заварку и на примочки, бормотала Ула, всматриваясь в здоровый глаз, бесцеремонно ворочая бритую башку Шельмы. Воровать тебе вредно, деточка. Не лежит у тебя душа к поганому делу, а вот руки тянутся. Беда ты уж следи за собой, не то душа с горя ослепнет, а такое самой сильной травкой не исправишь.
Ну дык прям вилы в кадык, насторожился Шельма, отодвигаясь от травницы и опасливо изучая приготовленные ему баночку с мазью и тряпицу с травами.
В роду у него сплошь ворье, до седьмого колена, поделился кто-то из младших, таясь в общей куче.
Теперь занятия забросили все во дворе. Ученики толпилась, глазели на ошарашенного Шельму, сидящего в обнимку с пучком травы. Рот у бывшего вора без звука открывался и закрывался, и, кто умел читать по губам, тот распознавал весьма заковыристые ругательства
Подголоска лечить не стану, в нём душа вялая, с подрезанным корнем, не оборачиваясь, сообщила травница и нащупала руку второго больного, помолчала, считая пульс. Подвинься сюда, деточка. Нехороший у тебя кашель. Омаса?
Рослый старший сразу очутился рядом и кивнул, выражая внимание.
Омаса, посели его отдельно. Заразный, и крепко, вздохнула травница, прекращая щупать горло больного. Из синего чайника пусть пьёт, а ты поставь кого внимательного кипяток подливать. До завра он отлежится, а там гляну, что к чему.
Шельма, успевший за время осмотра второго больного сделать три кривых петли возле беседки, со стоном сунулся к травнице, выгрузил из-за пазухи ложку, малое полотенце. Добыл из кармана горсть меди, ссыпал на доски и побрёл прочь.
Хороший мальчик, безмятежно улыбнулась Ула, глядя вслед.
Когда спит, к стенке поворотясь но и тогда не особо, Омаса поскрёб затылок. Разве руки скрутить, да в подпол А ну его! Хэш не гонит, значит, хэшу виднее! У нас двое вчера крепко поранились, позову?
Зови, кивнула травница.
Дверца в левой воротине с грохотом впечаталась в стену, пропуская спешащего из города Лофра. В новенькой парадной рубахе, при тяжеленном букете. На лице хэша наблюдалась устрашающая сосредоточенность, с какой людей убивают, и никак не менее.